Лучше не возвращаться - Дик Фрэнсис

Кроме того, нужно было еще не попасться в ловушку, но я не думал, что какая-нибудь ловушка сработает.

Я вернулся в Тетфорд, когда уже стемнело, и позвал Викки с Грэгом выпить и поужинать на головокружительных высотах Челтенхема. Викки, кокетничая, сказала, что Белинда доживет до среднего возраста раньше, чем она. Грэг добродушно улыбался. Мы обсуждали свадебные планы, которые Кен всецело предоставил Белинде, а та передала в основном своей матери. Нужно было подготовить огромное количество всякой всячины. Я подумал, что, когда я женюсь на Аннабель, нам понадобится куда меньше всего.

Боже великий! Как мне могло такое в голову взбрести! Жениться на Аннабель, подумать только! Об этом еще слишком рано говорить.

Вскоре после того, как мы вернулись, позвонил Кен.

— Где ты был? — спросил он.

— Болтался по городу с Грэгом и Викки.

— Ну и денек. Послушай, — он был смущен, — мама пролила реки слез. Ты открыл ящик Пандоры. Но, ей-Богу, я тебе благодарен. Не понимаю, откуда ты знаешь все, что знаешь, но я полагаю, мой отец может покоиться с миром.

— Я рад.

— Когда я приехал домой, — продолжал он, — мне позвонил Кэри. По-моему, он в депрессии. Он хотел знать, как у нас продвигается работа. Я сказал, что нам его не хватает, но, честно говоря, мне кажется, он свое уже отработал. Все же я рассказал ему о счетах и о том, чем мы занимаемся.

— И что он сказал?

— Ничего особенного. Похвалил нас. Похоже, ему это неинтересно. Но все-таки я думаю, что Оливер прав. Нам нужно опять собраться и что-нибудь придумать вместе.

— Было бы неплохо. Он приободрился:

— Я думаю собрать всех и обсудить это.

— Прекрасная идея.

— Все равно, еще раз спасибо, — сказал он. — Увидимся завтра.

«Может быть, — подумал я, когда он положил трубку, — но завтра приезжает Аннабель, и я бы хотел пообедать с ней наедине, а не в семейном кругу».

Она приехала около полудня, и мы так привычно поцеловались, будто были знакомы не восемь дней, а по меньшей мере восемьдесят и провели их на необитаемом острове. На ней был просторный джемпер, весь в белых звездах на черном фоне, и узкие черные трикотажные брючки. Розовые губы. Огромные глаза.

— Я здесь нашел отличный паб, где можно пообедать, — сказал я, — но придется сделать по пути короткую остановку. Немного поиграем в сыщиков. Это недолго.

— Ничего страшного, — с улыбкой ответила она. — Я привезла тебе подарок от Хиггинса, друга Броуза.

Она достала конверт из блестящей черной сумочки и отдала его мне. Там был список из трех страховых компаний, выплачивавших страховку за лошадей, которые погибали на скачках в прошлом году. К каждой компании прилагался телефонный номер и имя того, с кем я мог связаться, а внизу Хиггинс дописал: «Ссылайтесь на меня и получите достоверные сведения. На следующей неделе будет еще».

Я очень обрадовался.

— Прекрасно. С этим мы уже почти у цели. Завтра же начну звонить. Не забывай, что Аль Капоне угодил в тюрьму из-за старой и нудной проверки документов. Бумажная работа — это напасть, поскольку все узнают о наших ошибках.

— Никогда ничего не подписывай, и не наживешь никаких неприятностей, — иронически прокомментировала она.

Мы влезли в мою машину и направились к ветеринарной клинике. Я сказал:

— Викки получила послание от полицейского, который расследует смерть Скотта. В записке говорится, что он хочет ненадолго встретиться со мной сегодня, ближе к обеду. В последнее время мы с Кеном встречались с ним в клинике каждый день. Это уже становится привычкой.

— А как обстоят дела вообще?

— Если хочешь, я расскажу тебе за обедом, хотя есть куда более интересные темы для беседы. Как там епископ?

— Он очень осторожен.

Я улыбнулся. Я же становился все менее осторожным каждый раз, когда виделся с ней. Приближение весны и лета, чувство начала жизни, дрожь возбуждения по всему телу — все смешалось в бурной эйфории. Только бы это не оказалось ошибкой. Через несколько месяцев станет ясно, будет ли очарование длиться вечно, если сейчас мы испытываем такое сильное влечение друг к другу. Я никогда раньше не задумывался о подобных вещах. Наверно, это правда, что человек сразу узнает свою судьбу, когда с ней повстречается.

Возможно, она тоже знала это. Я видел, что она тоже так думает. Она бы решительно прекратила наши отношения, если бы считала их ошибкой. И тут я испугался, что она может мне отказать.

Добравшись до клиники, мы увидели только одну машину, припаркованную у центрального входа. Это была не машина Рэмзи.

— Кажется, его еще нет, но кто-то уже приехал. Хочешь осмотреть клинику? — предложил я.

— Конечно, хочу. Я до этого видела только ньюмаркетскую больницу.

Мы вошли в холл и по коридору прошли в офис, в котором не было никого, даже полицейских.

— Давай посмотрим, где не заперто, — предложил я, и мы прошли по коридору к двери, ведущей в операционный блок. Она открылась от одного прикосковения, и мы вошли. Я показал Аннабель раздевалку и аптечный шкаф и пошутил, что нам сейчас не нужны чехлы для обуви и нет никакой нужды беспокоиться о стерильности.

Мы вошли в операционную и осмотрелись. Аннабель очень понравился подъемник.

— В Ньюмаркете я видела, как лошадь просто ставят рядом со столом, перевернутым набок, и привязывают. Лошадь, которой дали успокоительное, стоит прямо. Затем ей делают анестезию, переворачивают стол в горизонтальное положение и начинают операцию.

Раздвижная дверь послеоперационной палаты была широко раскрыта для всех микробов. Мы прошли внутрь, и Аннабель вскрикнула, подпрыгнув несколько раз на мягком упругом полу.

— А для чего эта стена? — она указала на перегородку.

— Ветеринары стоят за ней, когда лошадь начинает бегать, — объяснил я. — Иногда пациент может лягаться, и ветеринар отходит за стену, за пределы досягаемости копыт.

— Как площадка для быков, — сказала она.

— Точно.

Казалось, вокруг не было ни души. Мы прошли через коридор в приемную, где вдоль стен было расставлено оборудование, безмолвное и готовое к работе.

— Обычно они тщательно все запирают, — заметил я. — Все разваливается на части.

— Как мне их жаль.

Я толкнул дверь на улицу. Она, по крайней мере, была закрыта. Я почувствовал смутное беспокойство. Что-то было не так, хотя я не мог понять что. Я хорошо знал это место, и оно казалось таким же, как и раньше. Разница состояла в том, что я уже догадался, кто убил Скотта, но боялся немедленно рассказать об этом Рэмзи. Было странно, что он еще не приехал, хотя в его записке не было указано точного времени.

«Наверно, мне следовало рассказать об этом Кену, — подумал я, — но ничего уже не поделаешь. Это была не очень умная идея — приехать сюда в воскресенье утром».

— Давай вернемся в офис, — резко сказал я. — Я позвоню Рэмзи и спрошу, когда он будет.

— О'кей.

Повернувшись, я направился назад через палату в коридор. Войдя в приемную, где стояло все реанимационное и офисное оборудование, я спросил через плечо:

— Ты когда-нибудь лежала в больнице? Аннабель не ответила.

Я оглянулся и остолбенел от ужаса. Она упала на колени, конвульсивно размахивая руками, ее голова повисла. Я бросился назад к ней, а она рухнула без сознания на мягкий пол.

— Аннабель! — Я бился в агонии, склонившись над ней, я ползал на коленях, тормошил ее. Я не мог понять, что с ней случилось, не знал, чем ей помочь. Я буквально обезумел от горя.

И только в последнюю секунду я услышал шорох одежды за спиной, но повернулся слишком поздно.

Откуда-то из пустоты появилась фигура в хирургическом халате, перчатках, колпаке и маске. В руках у него был шприц, который он вонзил мне в шею, как кинжал.

Я ощутил длинное жало иглы. Я хотел схватить его за одежду, но он отскочил в сторону. Глаза, застывшие над маской, как серые булыжники.

Слишком поздно я понял, что он прятался за заградительной стеной, что он выскочил и сделал Аннабель укол, а затем спрятался опять, чтобы атаковать меня с другой стороны, когда я склонился над ней.

Я знал, хотя мое сознание постепенно меркло и я непреодолимо погружался в сон, что был прав. Мало утешительного. Какой же я дурак!

Человек в хирургическом халате убил Скотта.

Пожилой седовласый мужчина, знающий о ветеринарии все на свете.

Кэри Хьюэтт.

Я лежал, уткнувшись носом в пол, вдыхая запах лошадей и антисептиков. Сознание было туманным. Веки тяжелыми, как свинец. Я не мог говорить, мои члены отказывались повиноваться.

Мне казалось странным, что я еще жив. Ощущение было такое, будто я приходил в себя после наркоза. Мне очень хотелось заснуть опять.

Аннабель!

Мысль о ней всколыхнула мое помутившееся сознание и подстегнула мои потуги прийти в себя. Нечеловеческим усилием воли я попытался пошевелиться, но у меня ничего не вышло. Нет, должно быть, все-таки вышло, потому что сверху я услышал восклицание, скорее выдох, чем слова. Я понял, что кто-то трогает меня, двигает мои руки, грубо дергает.