Измена в подарок - Ася Исай

Перед бурей

Сладкий, шелковый голос Эллы Фицджеральд, доносящийся из динамиков, который должен успокаивать, только сильнее раздражает. Я не знаю куда себя деть и мечусь от одной стены лифта к другой, нервно расчёсывая ранку на запястье.

Тело каждый раз очень интересно реагирует на стресс. Адреналин бушует в крови, сердечко бьётся о рёбра, стараясь сбежать из своей клетки, пальцы становятся холодными, а ладони неприятно потеют. Вытираю их о джинсы, но это не помогает. Приходится выискивать в недрах сумки бумажные салфетки. Все знают, что женские сумочки — это маленькая Нарния. Бардак в сумочке творческого человека можно смело приравнять к трём — пяти Нарниям. В зависимости от сезона. Перед Новым годом и на весенние праздники двойная нагрузка. Сейчас это особенно некстати. Да и трясущимися руками что-то найти не так просто. Блеск для губ, ключи, скобы для крепления страз, солнечные очки, блокнот, ручка, три оттенка оливковых мулине, антисептик, леденцы. Попадается что угодно. Даже жетон питерского метро. Он меня и добивает. Этажи плывут слишком медленно, дышать становится тяжелее, а голова кружится сильнее.

Падаю на колени и выворачиваю внутренности сумки прямо на пол. Они разлетаются во все уголки кабины разноцветными пятнами. Молясь, чтобы никто не решил подсесть в лифт, лихорадочно сгребаю всё, что рассыпалось и укатилось. Среди кучи чеков, клубков зарядок, отливантов парфюма, резинок для волос, встречаются презервативы. Купленные много месяцев назад для нас с Костей. Почему-то становится невыносимо смешно. Я всегда знала, что это не самый надёжный вариант контрацепции, но более неуместный момент попасть мимо девяносто восьми процентов придумать было бы очень сложно.

Жизнь складывается как в паршивой мелодраме, а я сижу на полу и то ли плачу, то ли смеюсь, самой бы понять, что именно. Или это от гормонов меня уже так штормит? Сгребаю остатки разбросанных вещей, так и не найдя салфетки. Успеваю подняться на ноги и надеть тёмные очки, как раз когда двери медленно открываются. Слишком медленно. Протискиваюсь мимо толпы желающих прокатиться на лифте и пытаясь не срыватья на бег, иду по коридору. Прячусь в туалете, пытаюсь умыться, но сенсорный смеситель, издеваясь с тихим жужжанием, выдаёт крошечные порции воды. Иногда забота об экологии бывает очень некстати.

В зеркале отражается злая, уставшая ведьма. И если волосы можно расчесать, тёмные круги под глазами скрыть консилером, то взгляд не спрячешь ни за одними очками. Мне нельзя слишком долго плакать. Ядовитая зелень вытесняет нежно-голубой оттенок, заполняя собой всю радужку. Мама всегда удивлялась этому цвету. Она как-то сказала, что я буду взглядом намертво привязывать к себе мужчин. Конечно, это так не работает, но я тогда ужасно испугалась этой фразы и долго боялась смотреть кому-либо в глаза.

Неожиданно оживает телефон, чуть не ныряя в раковину. Успеваю подхватить его мокрыми руками и с третьей попытки, но всё же взять трубку.

- Мирочек, давно неслышно тебя. Ты почему даже писать забываешь? — раздаётся строгий, но родной голос. - Прости дядь Коль. Всё закрутилось так, что выдыхать не успеваю, — и правда не успеваю. Весь мир перевернулся, а я от него спряталась в работу. Жаль, она не спасает. - Это в деревне-то? Не скучаешь? — осторожно пытается выведать как я на самом деле, — или некогда? Я в воскресенье заеду. С гостинцами! - Некогда скучать. Заказов много и вообще… - Это «вообще» не являлось больше? А то у меня кулаки так и чешутся, ты только дай добро, — в трубке слышится шуршание и приглушённые голоса, — Мирочек, тут подмогнуть требуется, побежал, в воскресенье после обеда жди! - Спасибо, па, — шепчу беззвучно, когда из динамика доносятся только гудки.

Сам того не понимая, отчим крошечным разговором придаёт сил и решимости. Собираю волосы в пучок, вытираю остатки косметики, закапываю глаза и прячу их за стёклами очков. Иду по коридору под обстрелом взглядов. Кажется, что все знают, обсудили и теперь, сквозь прозрачные стены кабинетов, одни сочувственно хмурят бровки, другие — шепчутся и смеются. Больно и то и другое.

Чувствую себя снова как в школе, когда девочки в сотый раз высмеивали мой внешний вид. Хочется спрятаться от этих взглядов и внимания. Но сбежать с уроков больше не выход. Это не поможет. Тошнота подкатывает к горлу. Чем ближе я подхожу к кабинету Кости, тем явственнее чувствую душный запах ванильных свечей и приторно-сладкого шампанского. Он возвращает меня в тот вечер. Иду в мягких кроссовках и слышу стук своих каблуков. Хоть из окон и льётся яркий свет, на улице всё ещё темно и начинается метель. Страх холодным ветерком пробегается по всему телу и остаётся в руках сжимающих ручки сумки, лишь бы так явно не дрожали пальцы.

- Мирра Максимовна, а Константин... — секретарша Кости пытается мне что-то сказать, но я уже тяну ручку двери на себя.

Я не могу сейчас кого-то послушать и сбежать. Отступать некуда. Мне нужно услышать, что скажет Костя. Дружной и счастливой семьи из нас уже не выйдет, но он имеет право голоса. Это касается не только меня. И даже не только его.

Хотя для себя я уже всё решила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍