Мотылек - Анри Шарьер

– Сколько ему дали?

– Только десять. Ты должен учесть, Папийон, он ведь не то что мы с тобой. Старая графиня, хранительница фамильной чести, должно быть, убедила судей, что убийство ребенка простой служанки, совершенное графом, не является серьезным преступлением. Он ведь совершил благое дело – спас честь своего рода.

– И какие выводы?

– Выводы? Каких выводов можно ждать от уличного картежника? Я человек скромный. Да ладно, скажу. Как он рос, как воспитывался, этот образованный дворянчик граф Жан де Берак? Без всяких рассуждений, без малейшего понятия о жизни. Его учили только одному: голубая кровь, голубая кровь. А остальное? Господи, какие пустяки, стоит ли беспокоиться! Вокруг живут мелкие людишки, если не совсем рабы, то подневольные. У графа на них как бы наследственное право. Почему бы не потешиться с девчонкой? А мать, напыщенная гордячка и эгоистка, испортила, искалечила его. Он, по сути, и сам стал подневольным. Только на каторге превратился в истинного аристократа в полном смысле этого слова. Может, это покажется смешным, но только здесь он стал настоящим графом Жаном де Бераком.

Острова Салю, пока для меня не известные, через несколько часов перестанут быть таковыми. Я знаю лишь то, что с них очень трудно бежать. Но все-таки есть такая возможность. Я полной грудью вдохнул свежий морской ветер и сказал про себя: «Сейчас ты встречный, но когда-нибудь ты станешь попутным и поможешь мне убежать?!»

Подходим! Вот и острова! Они образуют треугольник: Руаяль и Сен-Жозеф лежат в основании, а остров Дьявола – его вершина. Солнце уже низко над горизонтом, но освещает их удивительно ярко. Такое можно наблюдать только в тропиках. Времени еще достаточно, чтобы разглядеть их во всех подробностях со стороны моря. Начнем с Руаяля. Плоский карниз суши огибает круглый холм высотой более двухсот метров. Вершина тоже плоская. Остров напоминает мексиканское сомбреро со срезанной тульей, будто ее опустили в море – и вот она плывет. Повсюду высокие кокосовые пальмы ярко-зеленого цвета. Низенькие домики под красными крышами делают остров особенно привлекательным. Кто не знает, что́ там, на берегу, возможно, и захотел бы провести здесь всю свою жизнь. На плато виднеется маяк. Наверняка горит по ночам и в плохую погоду, чтобы корабли не налетели на скалы. Мы совсем близко. Я различаю пять длинных зданий. От Тити узнал, что в двух первых огромных бараках живут четыреста узников. Затем идет дисциплинарный блок с камерами и карцерами. Он окружен высокой белой стеной. Четвертое здание занимает больница, а в пятом размещаются надзиратели и администрация. По склонам холма рассыпаны маленькие домики с розовыми крышами. Там живут надзиратели. Немного подальше лежит остров Сен-Жозеф. Меньше пальм, меньше зелени. На плато высится огромное строение. Оно четко просматривается с моря. Я сразу догадался, что это за сооружение, – тюрьма одиночного заключения. Тити Белот подтвердил это. Он указал мне на лагерные бараки, где жили заключенные, отбывавшие обычные сроки. Они стояли ниже, у моря. Уже ясно стали видны наблюдательные вышки и амбразуры. На острове виднелись также маленькие опрятные домики с белыми стенами и красными крышами.

Поскольку судно подходило к Руаялю со стороны южного фарватера, остров Дьявола пропал из виду. Но еще издали он мне показался огромной скалой, поросшей пальмами. Никаких приметных сооружений. Только несколько желтых домиков с черными крышами, выстроившихся у прибрежной черты. Позже я узнал, что в этих домах содержались политические заключенные.

Мы входим в гавань острова Руаяль, хорошо укрытую за огромным волноломом, сложенным из больших каменных блоков. Возведение этого сооружения, должно быть, стоило жизни многим и многим узникам.

«Танон» дает три гудка и бросает якорь в двухстах пятидесяти метрах от причала, очень длинного. Причал сложен из валунов, скрепленных цементом, и возвышается над водой на три метра. Параллельно причалу идут здания, выкрашенные белой краской. Я читаю черные на белом фоне надписи: «Пост охраны», «Обслуживание судов», «Пекарня», «Администрация порта».

С берега на нас взирают заключенные. Они все не в полосатой одежде арестантов, а в белых брюках и куртках. Тити Белот поясняет, что если ты при деньгах, то на островах вполне возможно иметь приличную и удобную одежду, сшитую по мерке портным. Здесь портные наловчились шить одежду из мешков из-под муки, предварительно отбелив мешковину и выведя все надписи. Он сказал, что почти никто не ходит в арестантской форме.

К нашему судну приближается лодка. Один надзиратель управляет кормовым веслом. Справа и слева от него еще два надзирателя с винтовками. Шесть заключенных в белых брюках, голые по пояс, работают длинными веслами стоя. Они делают мощные гребки. Расстояние между судном и лодкой быстро сокращается. За первой лодкой тянется на буксире еще одна, пустая и по размерам более похожая на спасательную шлюпку. Лодка причалила к судну. Первыми в пустую шлюпку сходят офицеры сопровождения. Они размещаются на корме. Затем в носовую часть садятся два стражника с винтовками. С нас снимают кандалы, но оставляют в наручниках. Мы по двое спускаемся в лодку. Сначала наша группа из десяти человек, а затем восемь человек из группы на верхней палубе. Гребцы налегают на весла. Им предстоит еще одна поездка за остальными. Мы взошли на причал и выстроились у здания администрации порта. Ждем других. Никакого багажа у нас нет. Ссыльные, не обращая внимания на багров, открыто разговаривают с нами, держась на почтительном расстоянии, метрах в пяти-шести. Несколько человек из моего конвоя дружески приветствуют меня. Сезари и Эссари, два бандита-корсиканца, знакомые мне по Сен-Мартен-де-Ре, рассказывают, что работают здесь лодочниками в гавани. В этот момент появился Шапар, проходивший по делу марсельской биржи. Я его знавал еще во Франции до ареста. Прямо в присутствии стражников он сказал:

– Не волнуйся, Папийон. Положись на друзей. Ты ни в чем не будешь нуждаться в одиночке. Сколько дали?

– Два года.

– Прекрасно. Они скоро пройдут. Потом будешь с нами и увидишь, что жить здесь можно.

– Спасибо, Шапар. Как поживает Дега?

– Он учетчик. Удивляюсь, почему он не пришел. Он будет жалеть, если не повидается с тобой.

Появился Гальгани. Он направился прямо ко мне, а когда стражник попытался преградить ему дорогу, он с силой протиснулся, сказав при этом:

– Неужели вы не позволите мне обнять собственного брата? Не думаю. Что за дикие порядки?! – Он обнял меня и добавил: – Рассчитывай на меня.

Он уже собирался уходить, когда я спросил:

– Чем занимаешься?

– Почтарь в зоне.

– И как?

– Спокойная жизнь.

Сошли на берег остальные и пристроились к нам. С нас сняли наручники. Тити Белота, де Берака и еще нескольких мне незнакомых человек отделили от нашей группы. Стражник скомандовал им: «Пошли в лагерь». При них вещевые мешки с тюремным скарбом. Забросив мешки за плечо, они двинулись по дороге, ведущей, по всей вероятности, в глубину острова. Прибыл комендант островов в сопровождении шести стражников. Сделали перекличку. Все оказались на месте. Передача состоялась. Наше сопровождение удалилось.

– Где учетчик? – спросил комендант.

– Идет, шеф.

Появился Дега. На нем прекрасная белая форма, китель застегнут на блестящие пуговицы. Идет с надзирателем, у обоих под мышками гроссбухи. Они вызывают из шеренг по одному человеку, присваивая ему новый номер: «Заключенный такой-то, номер пересылки такой-то, присваивается номер такой-то. Срок?» – «Столько-то лет».

Подошла и моя очередь. Дега обнял меня, потом еще раз и еще. Тут появился комендант.

– Папийон?

– Да, комендант, – сказал Дега.

– Ведите себя хорошо в одиночке. Два года быстро пролетят.

Одиночное заключение

Лодка готова. Из девятнадцати одиночников десять пойдут первым рейсом. Меня вызывают. Дега спокойно говорит:

– Нет, этот человек отправится со второй партией.

Прибыв на острова, не перестаю удивляться, как тут себе позволяют разговаривать каторжники. Не чувствовалось никакой дисциплины, к надзирателям отношение совсем наплевательское. Дега стоял рядом со мной, мы продолжали беседовать. Он уже знал обо мне все и о побеге тоже. Люди, которые были со мной в Сен-Лоране, приехали на острова и рассказали ему обо всем. Он деликатно заметил, что сожалеет о моей неудаче. Он выдавил из себя одну лишь фразу, но зато искренне:

– Ты заслуживал успеха. Значит, повезет в следующий раз.

Он даже не сказал мне «мужайся», зная наперед, что мужества у меня хватает.

– Я тут главный учетчик и в хороших отношениях с комендантом. Побереги себя в одиночке. Я буду присылать табак и поесть. Нуждаться ни в чем не будешь.

– Папийон, в лодку!

Настала моя очередь.

– Передай всем привет и спасибо за добрые слова.

Моя нога ступила в лодку. Через двадцать минут причалили к острову Сен-Жозеф. Я отметил для себя, что в лодке было только три вооруженных стражника на шесть заключенных, работавших веслами, да на нас десятерых, отправлявшихся в места не столь отдаленные. Захватить лодку при таких обстоятельствах – пара пустяков. На острове мы попадаем на приемный пункт. Нам представляются два коменданта – обычной тюрьмы и тюрьмы одиночного заключения. В сопровождении стражников мы идем по дороге, ведущей вверх. Там тюрьма «Людоедка». Ни одного узника не встретилось нам на пути. Прошли большие железные ворота, надпись над которыми гласит: «Дисциплинарная тюрьма одиночного заключения». Мрачная силища этой тюрьмы действовала на психику безотказно. Весьма эффективное средство по вышибанию вольнодумства. За железными воротами и высокими стенами – небольшое здание тюремной администрации. За ним три здания побольше – блоки А, В и С. Нас привели в здание администрации. Большая холодная комната. Девятнадцать человек построены в две шеренги. Комендант тюрьмы-одиночки сказал нам свое слово: