Самое Тихое Время Города - Екатерина Кинн

– Опятьхулиганитещасмилицювызову!

Тетка номер один продолжала выть.

Игорь оглянулся, чтобы проверить пути отступления, но там, откуда они вывалились, была глухая стена. Воспользовавшись мгновением, Николай вскочил и опрометью бросился в дальний конец коридора, к какой-то двери, из-за которой пахло сушеными яблоками, пылью, воблой и залежавшимися тряпками. Кладовка. Такие Игорь помнил по нижегородскому детству и дедушкино-бабушкиной коммуналке. Николай удирал очертя голову, Игорь почти рыбкой нырнул в стену за ним, зажмурившись и ожидая удара головой о стену. Но удара не было.

Он вылетел по переулку на ярко освещенное Садовое кольцо и увидел Николая, который нырнул в черный лимузин. Машина рванула с места, номеров Игорь, естественно, не различил. Заметил только, как она резиново изогнулась, заворачивая за угол. И тут рядом с ним, взвизгнув тормозами, остановилась «Победа», мечта ретроавтомобилиста.

– Давай! – рявкнул из-за руля Похмелеон. Игорь, не раздумывая, нырнул. Машины понеслись по кольцу, не обращая внимания на милиционеров в «стаканах» и на перекрестках, плюя на светофоры и проскакивая сквозь машины. «Дартвейдер» уходил в сторону от центра, по Комсомольскому, через нереально светящийся полузнакомый метромост.

– Не догоним! – взвыл Игорь, колотя кулаком по колену. – ЗИС же, а у нас – «Победа»!

– Сказал! – хмыкнул Похмелеон. – Эта «Победа» – Победа! Ничего, нам не надо их брать, нам надо знать, где они исчезнут…

Машины с ревом словно взлетели, оказавшись на незнакомом широченном шоссе. Игорь раз глянул в сторону, и предпочел больше не смотреть. Дома накладывались друг на друга, создавая почти апокалиптическое зрелище. У него похолодело во рту, и желудок начал этак мягко пока подпрыгивать, по спине шла не просто дрожь, а какой-то электрический разряд, и волосы вставали дыбом на голове и потрескивали.

– Эк тебя! – усмехнулся Похмелеон. – Ниче, привыкнешь!

Темнело. «Победа» и правда не упускала резиновый лимузин, но и не нагоняла его, словно только грозила пальчиком. А впереди на шоссе вставала сверкающая Башня. Игорь помотал головой – она одновременно казалась знакомой и незнакомой. То синий кристалл на Юго-Западе, то недостроенные «близнецы» Сити, то громадина у моста «Багратион», то бывшее здание СЭВ, то огромный шуруп Вавилонской башни со старинной картинки…

– Ага! – азартно воскликнул Похмелеон, когда ЗИС рванул прямо к Башне. – Нюхом чую – здесь!

– Давай, давай! – подпрыгивал Игорь.

И тут ЗИС вдруг вытянулся в ниточку и словно всосался в какую-то незримую воронку. Последний раз красным злым огоньком подмигнули габаритники – и все. «Победа» остановилась.

– Ай, блин! – возопил Игорь.

– Ага, блин! – ответил воплем Похмелеон, но воплем радостным. – Засекли!

Игорь огляделся по сторонам и изумленно выругался.

– Это ж мы возле «Юго-Западной»?

– Ага, – радостно кивнул Похмелеон. – Ну теперь пусть ждут гостей, заразы.

– Кого?

– Кого-кого… Где-то инспекцию по нелегалам. Где-то ревизию пожарную. Однако повезло нам. Эта хрень только в трех Москвах торчит. Другое дело, насколько она проросла по Всей Москве…

– А вы откуда знаете? – воззрился на Похмелеона Игорь.

– Да живу я здесь, – пожал тот плечами.

Игорю вдруг ужасно захотелось спать. Спрашивать уже ни о чем не хотелось. Домой.

– Перепсиховал я. – Он потер лицо руками. – Давайте домой поедем… Вы ведь знаете, как домой, а?

Похмелеон молча кивнул.

– Так чего этот Николай к тебе заявился?

Игорь вздохнул:

– В семь пар чистых приглашал.

– А на самом деле?

Игорь хмыкнул:

– Догадливый вы, сударь мой.

– А шо делать? – пожал плечами Похмелеон и, дернув носом, поправил очки. – Живу я тут.

– Я ему нужен. Может, потому, что чую переходы и хожу по ним. Может, я что-то еще могу. Может, просто опасен, и он теперь будет меня убирать, раз не удалось к себе перетянуть. Как ребят. Может, я нужен даже не Арамису, а тому, кто его за ниточки дергает. Манипулятору.

Почему он был так откровенен с Похмелеоном, он и сам не знал. Может, потому, что бывают такие люди, которым сразу веришь.

– Ну тогда охотится за тобой он. Манипулятор. Эйдолон. А тебе подсунули Эвтаназию.

– Не Николай… Страшноватенько как-то. Кто он? Зачем это все ему?

Похмелеон рассмеялся:

– А вот дьявол его знает. В прямом смысле слова.

Игорь насупился. Долго молчал. Потом выдохнул:

– Теперь я точно с вами.

– А я и не сомневался, – снова подергал носом, поправляя на переносице очки, Похмелеон.

Игорь вздохнул. Он устал. Очень. Руки словно свинцом налились. Даже пугаться сил не было.

– Спать охота, есть охота… А у меня дома стол ломится – гад Николай натащил деликатесов. Думал взять Портоса через желудок, – усмехнулся Игорь.

– Вот и попируем за его счет!

– Это уж точно, – повеселел Игорь.

– Он требует договора!

– Спокойно, – говорила Лана. Сон занес их на какую-то улочку, откуда между домами виднелось играющее на солнце море. И все же это была Москва. Или Город? – Спокойно. Раз требует, значит, так ничего с тобой сделать не может. И с Катей тоже, раз не забрал ее до сих пор. Нужно согласие, без него он ничего не может. Тяни время, требуй привилегий. Требуй выгод. Капризничай. Играй жадную дуру. Мы найдем выход.

– Лана, почему ты помогаешь именно мне?

– Просто ты единственная, кто еще не дал согласия. И у тебя есть шанс вырваться отсюда. А значит, ты можешь помочь мне.

Трое ученых мужей шли ярким майским днем на обед в столовую президиума Академии наук.

– Понимаете ли, для чистоты эксперимента необходима стабильность воспроизведения результатов, – говорил высокий и худой в длинном плаще, похожий лицом на римского центуриона, выслужившегося из солдат.

– Совершенно согласен с вами, Иван Федорович, – отвечал носатый очкастый блондин, чистый пулеметчик Ганс.

– Но о какой стабильности и воспроизводимости может идти речь, если мы сами минуту спустя уже не те, что были минуту назад? Это уже не я воспринимаю результаты эксперимента, а другой я!

– То есть вы хотите сказать, что на протяжении времени действует некий ансамбль меня, причем со смещением по времени, и восприятие получается тоже ансамблевое?

– Точно, Алексей Александрович! Причем воспринимаем мы тоже не неизменное событие, а некий ансамбль событий!

– И, таким образом, никакой речи о стопроцентности чего-либо быть не может.

– Именно!

– А я согласен!

– И каков выход?

– Выход очень странен. Необходима личность, которая поднимется над ансамблем, восприняв его и все, что он делает, в дискретную единицу времени.