Оглавление - Неизв.

Такие русские патриоты пожелали бы того, чтобы сказано было: Россия в своем “марксистском” воплощении тоже умерла. Они бы добились признания того, что Россия Ленина и Сталина умерла от побочных эффектов большевистского лечения, которое ранее сохранило ее от распада. Эти патриоты настаивали бы на том, чтобы история излагалась честно, чтобы были признаны определенные достижения, некоторые из них - героического масштаба. Эти патриоты хотели бы, чтобы мы признали: “Несомненно, были ошибки, но не хуже, чем те, что были допущены гнилыми институтами времен Николая II. Давайте согласимся честно воздать истории должное; поймем, в чем состояли грехи того времени, чтобы мы смогли сейчас идти вперед по нашему историческому пути, не повторяя тех ошибок, которые привели к саморазрушению режимов прошлого?”

Таковы ключевые факты в их чистой, описательной форме. Сопереживающее уважение к правдивым фактам - преддверие мудрости в любом вопросе. В чем же та существенная истина, которая стоит за этими сопереживаемыми фактами?

Как всякая история, история России не может быть должным образом понята иначе как с позиции честного подхода к всемирной истории. В свете мировой истории прекрасно и верно находят свое место видимые сложные хитросплетения последних 90 лет истории России (1905-1996), равно как и наиболее важные события предшествующих эпох. И в том числе, становится понятен центральный порок большевизма.

Как хорошо понимали в кругах российского культурного Возрождения XIX века, в тех кругах, с которыми был связан великий Пушкин, в окружении Императора Александра II, в той среде, где работали великий химик и строитель железных дорог Д.И. Менделеев и крупнейший государственный деятель начала XX в. граф С.Ю. Витте, проблема России состояла в том, что старая культура олигархической России, связанная крепостным правом, отчаянно сопротивлялась фундаментальным требованиям универсальной сущности человека, свойственной каждому человеку на Земле. Олигархические институты, которые оправдывали сохранение крепостничества или былую терпимость к нему в России, тем самым отрицали тот принцип, что каждый человек, в том числе русский, создан по образу Бога-Творца, что сущность и прямой интерес каждого человека определяются тем, что он наделен способностью развития и потребностью в развитии творческого потенциала, который мы ассоциируем с научным, технологическим и культурным прогрессом. Все великие государственные деятели России посвящали себя освобождению русских от гнета тех институтов, которые основывались на вавилонской, диоклетиановской, юстиниановской олигархических традициях империализма, - в том виде, в каком это порочное наследство выражало себя в тех институтах России, которые так долго держались на измученных плечах крепостных.

Как видно на примере великого Вернадского, большевики частично переняли традиции государственных деятелей и поэтов предшествующего периода: они стремились построить общество, воспроизводящее модель нации-государства, впервые воплощенного Людовиком XI во Франции, и содержащее отзвук проекта, разработанного отцами-основателями США, основанное на всеобщем гражданстве, с первостепенным вниманием к качеству всеобщего обучения, необходимого для повышения всех производительных сил труда через инвестиции в научно-технический прогресс. История Вернадского, специалиста в геобиохимии и ядерной физике, иллюстрирует суть дела: ни один честный исследователь не будет отрицать, что в области физических и других естественных наук, включая биологию, Советская Россия внесла долговечный вклад в историю человечества.

Трагично, что сегодня внешние и другие заинтересованные силы делают все возможное для того, чтобы, в конечном счете, уничтожить эту традицию взращивания научного прогресса, которая составляла основное интеллектуальное богатство, подаренное Советской Россией и самой себе, и человечеству в целом. Трагично, что правительство США, как и другие виновники “реформаторской” политики в период после 1989 года, возможно, пожнет бурю, посеяв из корыстной прихоти этот ветер, обрушенный ими на агонизирующий Советский Союз. Низкие, аморальные существа наподобие баронессы Маргарет Тэтчер и финансируемого сектой Муна экс-президента США Джорджа Буша, не осознают тот факт, что цивилизованные страны, одержав победу, не отмечают ее изнасилованием жен, родителей и детей поверженного врага, подобно реформе Тэтчер-Буша.

… “Звезда” Гарвардского университета Джордж Сантаяна однажды произвел на свет академический афоризм: “Те, кто не извлекает уроков из истории, обречены на ее повторение”. С этих позиций можно рассматривать и гнилость институтов России Николая Второго 1905-17 гг., и то сочетание взлетов и падений, достижений и заблуждений, которое было свойственно как старой России, так и советской системе. Итак, начнем с заблуждений, общих для экономической доктрины и практики обеих систем (царской и советской), не забывая также об обреченных простофилях во всем мире, одураченных леди Тэтчер”…

Приложение 2

Позиция В.Л. Цымбурского, высказанная им в критическом разборе “первой монографии по по истории российской геополитики“liii[xv]

“Реальные основания российской геополитики были заложены не в XVIII-XIX, а в XVI в. И дело не в том, что у Ивана IV были некие “геополитические мотивации” (с. 43). А в том, что установив контроль России над Волгой и тем отрезав причерноморские степи от Центральной Азии, а затем истребив Ливонский Орден - продолжение Священной Римской империи на Балтике, Иван IV, не сознавая того, поработал на сотворение Балтийско-Черноморской международной системы (БЧС) XVI-XVIII вв. Той системы, где четыре сцепленных силовых центра - Россия, Польша, Швеция и Турция с Крымом - в их борьбе и перегруппировках союзов представляли - каждый особую географическую точку зрения на перспективы организации Балто-Черноморья. К этому можно и нужно добавить, что тогда же, в XVI в., к меридиональному балтийско-черноморскому полю России присоединилось второе ее поле - широтное, сибирское, причем два эти пространства скрепил волжско-прикавказский шов. Так оформились материальные предпосылки развития нашей геополитической мысли, вышедшей из своего эмбриогенеза и заявившей о себе крупными проектами во второй половине XVII в.

Это - проект А.Л. Ордина-Нащокина: объединив позиции России и Польши с их речными верховьями и водоразделами, создать беспроигрышный плацдарм для натиска на оба морских фланга БЧС - черноморский и балтийский. А также для выхода России на Балканы и охвата католической Польши православным пространством, возглавляемым Москвой: выстроить это пространство с опорой на Польшу и им же ее защемить!

Далее проект, представленный в “Скифийской истории” А.И. Лызлова - доктрина противостояния кочевого и оседлого миров от Восточной Сибири до Балкан и Юго-Восточной Европы, впервые эксплицитно объединяющая русских с европейцами. Наконец, проект хорвата Ю. Крижанича - создание в покоряемом Крыму второй, южной России, соединенной с северной Московией дуальным союзом, который бы мыслился как “славянское царство”, притягивающее к себе славян с европейской периферии.

Это все не XIX, не XX - XVII век! С XVIII же века геополитическая мысль Империи, развернутой к европейскому “основному человечеству”, начинает работать над моделями “похищения Европы”, утверждающими европейскую роль за страной с незападным историческим опытом, за народом с незападной этнорелигиозной идентичностью, за державой, опирающейся на нееверопейские протяженности в глубинах материка. Такими первыми большими планами русского “похищения Европы” оказываются проект “Северного аккорда” Н.И. Панина (попытка противопоставить первому в истории Европы “униполю”, достигнутому при Людовике XV союзом Парижа и Вены, - новый европейский центр, который был бы собран вокруг России с опорой на Балтику), затем екатерининско-потемкинский “греческий проект”, нацеленный на то, чтобы военными, политическими, иммиграционными и иными методами актуализировать геокультурную память Причерноморья и Балкан, укореняя русских через византийское наследие в античном родоначалии Европы (2).

Как я пытался показать в ряде работ (3), историю России Петербургского и Второмосковского (большевистского) периодов характеризует циклическая смена событийных фаз, отражающих подвижное отношение Империи к международной системе Запада (Евро-Атлантики). За фазами вспомогательного участия России как балтийско-черноморской державы в играх западных претендентов на европейскую гегемонию (это XVIII - начало XIX вв. до вторжения Наполеона I в Россию; затем эпоха нашего участия в Антанте и, наконец, пакт Молотова-Риббентропа) приходят времена собственно российского “натиска на Запад”, когда Империя выдвигает свой проект обустройства Европы (таковы сперва эпоха Священного Союза; потом - попытка большевиков на рубеже 1910 и 1920-х гг. внести в Центральную Европу свою революцию, далее - Ялтинская система).