Современный кубинский детектив - Луис Рохелио Ногерас

Женщина очень спешила, не замечая ничего вокруг себя. Налетая на людей, неторопливо гуляющих по тротуару, она бормотала извинения и бежала дальше. Вот женщина, едва взглянув на светофор, пересекла улицу, почувствовала легкую боль в подвернутой ноге — оступилась на плите, приподнятой корнем дерева, — но и это ее не остановило. Она перешла еще одну улицу и свернула направо. Еще два квартала — и она на месте. Миновав маленький вестибюль, женщина прошла по длинному коридору и остановилась у последней слева двери, которая почти тотчас отворилась. Эльба ласково улыбалась на пороге.

— Входи и не медля рассказывай. Сама знаешь, не люблю, когда тянут... Говори, что с тобой стряслось...

Быстро закрыв дверь, Эльба с любопытством смотрела на свою подругу Кармен, которая, переведя дух, упала в кресло, стоявшее в гостиной.

— Впрочем, — предложила Эльба, — выйдем лучше во дворик. Здесь очень жарко.

Они прошли через комнату Эльбы и, распахнув решетчатую дверь, оказались во внутреннем дворике дома. Там подруги сели в железные кресла-качалки.

— Если ты сейчас же не начнешь рассказывать, — настаивала хозяйка, — я с тобой поссорюсь.

— Извини, но я просто не знаю, с чего начать. Мне не хотелось говорить об этом по телефону, уж слишком все серьезно.

— А что такое? — Эльба склонилась над Кармен. — Неполадки дома?

— Ты себе не представляешь... Вообрази, Беттина, супруга моего шефа, исчезла... Понимаешь, что это такое? Меня атакуют со всех сторон. Я тебе позвонила сразу же, как ушел офицер из МВД, который приходил ко мне на работу.

— Из МВД? — Эльба жадно слушала Кармен. — Но о чем ему говорить с тобой?

Кармен нервно порылась в сумочке, отыскивая сигареты и зажигалку. Прямые длинные волосы мешали ей, она резко отбрасывала их, но они снова и снова падали на лицо.

— Понимаешь, они расследуют ее исчезновение и дознались, что я не только работаю с ее мужем, но и довольно часто бываю у них дома. Вот им и потребовались от меня кое-какие сведения о ней самой и ее друзьях, а я, — Кармен зло скривила губы, — даже не знала, что она пропала. Александр мне ничего не говорил, хотя мы с ним виделись... Даже не верится, я принесла ему переводы, мы их вместе проверили, и он был совершенно спокоен... Никогда бы не подумала, что у него такое стряслось...

Откинувшись на спинку кресла, Эльба принялась ритмично покачиваться, глядя на подругу и как бы стараясь понять, в каком положении та вдруг очутилась.

— Может быть, несчастный случай... — предположила она.

— Несчастный случай? Нет, не думаю. Тут что-то другое. Конечно, если кто-то из твоей семьи или из друзей не возвращается домой вовремя, прежде всего приходит мысль о несчастном случае, но я уверена, тут не то, — она глубоко затянулась. — Раз уж МВД заинтересовалось этим делом...

Эльба нахмурила брови и уже готовилась возразить, когда в комнате зазвонил телефон. Кармен осталась одна во дворике. Откинув голову на спинку, она медленно покачивалась в качалке, обводя взглядом бесчисленные цветочные горшки, расставленные на полу или развешанные по стенам, отчего создавалось впечатление, что ты в настоящем саду. Угол, где они сидели, был весь увит душистым растением. Кармен вдохнула сладковатый аромат цветов и почувствовала, как напряжение мало-помалу спадает. Но вот снова раздался голос подходившей к ней подруги:

— Я не собираюсь тебя еще больше пугать, — Эльба села в качалку, — но ты попала в очень неприятную историю. Мы с тобой уже не раз об этом говорили. Одно дело — работать с таким человеком, как Лефевр, и пользоваться всеми вытекающими из этой работы выгодами, а другое — лезть к ним в дом... Вспомни-ка их болтовню. Ты сама говорила, что не все в их компании тебе нравится, да и то, о чем они говорят, — неправда и противоречит твоим убеждениям. — Слова Эльбы падали размеренно, она сопровождала их кивками головы, словно напоминая: «Я тебя предупреждала».

Кармен пригладила волосы, усталым движением отбросила их назад.

— Да, знаю, ты, как всегда, права. Ты меня остерегала. И к чему только все это приведет? Может, Беттина все же объявится, и тогда конец всей истории и меня перестанут допрашивать... Я же говорила тебе, что ходила к ним, чтобы хоть как-то скрасить однообразие своей жизни. Мне было очень одиноко, вот и ходила. У них было хорошо, и они так настойчиво приглашали...

Взгляд Эльбы стал строгим, в нем появился упрек.

— Вот-вот. Настойчиво приглашали на прогулки, на ужины, на обеды. Они так внимательны и заботливы. Преподносят тебе дорогие подарки, а взамен ждут от тебя уступок, ждут, что ты примешь их образ жизни. — Увидев, как при этих ее словах Кармен совсем поникла и на ее лице появилось тоскливое выражение, Эльба улыбнулась. — Ладно, незачем терзаться раньше времени — и, уж во всяком случае, незачем перебегать мост, прежде чем подойдешь к реке, как говорит Эстебан. В конце концов, об исчезновении Беттины ты ничего не знаешь, а может, это и вообще ложная тревога... Давай-ка успокойся. Пойдем со мною на кухню, помоги мне, а то дражайший Эстебан вот-вот придет, и мне достанется, если я ему не дам сейчас же поужинать, ведь он должен поспеть в университет. Ну, выше голову.

2

Волосы женщины развевались на ветру. Порою они касались смеющихся губ, которые то растягивались в веселой улыбке, то складывались трубочкой, выпуская дым сигареты. Время от времени женщина посматривала на мужчину за рулем, потом отворачивалась бросить рассеянный взгляд на широкие проспекты и прекрасно ухоженные сады и аллеи.

— Представляешь, как я буду развлекаться потом, когда все останется позади? — Снова раздался ее смех, смех счастливой, уверенной в себе женщины. — А знаешь, — продолжала она все так же весело, — я, кажется, совершила ошибку, не став актрисой; эта профессия мне больше всего подходит. Разве не великолепна я была сегодня вечером?

Ответ последовал не так скоро, как она рассчитывала, и не очень ей понравился. Что ж, всегда найдутся люди, завидующие удаче других.

— Да... Ты была чудесна... Только помни, наше дело еще не окончено...

Я стучу в дверь на третьем этаже. Мне открывает миловидная женщина средних лет. Я показываю ей удостоверение, и она приглашает меня войти. Очень скромная гостиная, немного мебели, на стене большой портрет Фиделя.

Я уже собирался сесть, когда вошла совсем еще молоденькая девушка; ее лицо выражало любопытство.

— Рассчитываю на вашу скромность, — обратился я к женщине. — Не знаете ли вы, видел кто-нибудь из жильцов вашего дома сеньору Беттину Лефевр, проживающую в доме сто двадцать семь, после девяти вечера в четверг?

Я уже немного устал. С раннего утра все спрашиваю и спрашиваю об одном и том же, но вдруг сейчас мне повезет, как в кино, когда в самой последней квартире следователь получает нужные сведения... Пока никто из опрошенных в четверг ее не видел. Соседи, конечно, знали Беттину, но, кроме того, что она красива, обаятельна и вежлива, они ничего не могли сказать.

— Нет, товарищ, я действительно не помню. В какой день, вы говорите? Сами понимаете, своих дел по горло — и некогда заниматься соседями, кто там к ним ходит или не ходит; я порой ближайшую соседку целыми днями не вижу — то у меня дела, то у нее. Разве что в лавке встретишься... Так, вы говорите, в какой день?

Девушка, стоящая за креслом матери, делает мне непонятные знаки. Я снова задаю какой-то вопрос старшей, а сам смотрю на девчонку.

— Вы не могли бы рассказать об отношениях Беттины с соседями?

— Что ж, Беттина хорошо воспитанная женщина, но с нами она не сближалась. Ребята ее, правда, играют с нашими. Их у нее четверо: Кеннет — шестнадцати лет, Мара — пятнадцати, семилетний Нэд и пятилетняя Элайне. Вот дети ее ходят к нам в гости...

Я опять гляжу на девушку: она продолжает делать свои знаки. Я встаю.

— Спасибо, товарищ, за помощь. Вот мой телефон. Как только узнаете что-нибудь для нас интересное, свяжитесь со мной. Вы разрешите дочери проводить меня к дому, где живет председатель местного Комитета защиты революции?

— Разумеется, — удивленно отвечает мать. — Нэни, отведи товарища к Элисе Элене.

Облегченно вздохнув, Нэни выходит из-за материнского кресла, открывает дверь и, едва оказавшись на лестнице, принимается что-то шептать мне на ухо. Я ничего не понимаю. Наконец мы останавливаемся, и девушка просит:

— Обещайте мне, что мама не узнает, а то я вам ничего не скажу.

Думая, что речь идет о какой-то детской шалости, я даю торжественную клятву молчать:

— Обещаю. А в чем дело?

Она принимает таинственный вид — глаза широко распахнуты, голос едва слышен. Ну конечно, когда тебе четырнадцать лет, жизнь представляется полной загадок и страшных приключений.