Вой оборотня - Владимир Лосев

– Да, капитан.

– Вот и молодец! – Перев снова повернулся ко мне. – Я тебе сейчас объясню. Для чего существуют прорицатели? Они нужны для того, чтобы нас предостерегать. Скажем, он объявил о том, что идет шторм. Сразу же десяток судов снялись с якоря и ушли. Значит ли это, что их утопит буря? Уже нет! Потому что они ушли в море. Вот так и я уйду от его пророчества. Понятно?

– Да. – Я развел руками, не зная, что мне еще сказать, Перев явно занимался самообманом. – Но десяток золотых – это много. Не думаю, чтобы за один рейс зарабатывали столько.

– Не зарабатываем даже половины того, – согласился капитан. – Но существует разница между этим и другими рейсами.

– Какая?

– В большинстве своем с нами рассчитываются в порту того города, куда предназначен груз. Есть груз – есть деньги. Нет груза – нет денег. Редко дают аванс, чтобы мы взяли припасы. Но мы никогда не везем груз и покупателя в одном лице. Улавливаешь разницу?

– Пока нет…

– Ты можешь заплатить за перевозку груза прямо сейчас, и тогда мы вернемся в порт и сразу решим обе задачи. Первое – изменим пророчество, на берегу я не утону, второе – судно не сожгут, потому что это должно было произойти сегодня вечером, а завтра все станет по-другому. Ну как тебе моя мысль?

– Вот теперь понятно. – Я мысленно похвалил себя за то, что спрятал монеты в канат. – Придумано неплохо, да только денег у меня нет.

– Что?! – взревел капитан и сделал знак помощнику, тот сзади прижал меня к спинке стула так, что я не мог двинуться, и Перев сам обыскал мои карманы. Кроме горсти медных монет да десятка серебряных, ничего не нашел. Тогда он сел на стул и задумчиво уставился на меня. – Странно, а по твоему поведению я решил, что деньги у тебя с собой – обычно не ошибаюсь…

В дверь постучали, и в каюту вошел один из матросов.

– Мы обыскали всю каюту, капитан, у него только мешок и оружие – больше ничего нет.

– Так… – Капитан сжал кулаки с такой силой, что у него побелели костяшки. – Что ж, выходит, ошибся. Значит, обратно не поплывем.

– Мы и не сможем, капитан, – сказал матрос. – Ветер свежеет, если пойдем обратно, он станет встречным. Прорицатель насчет шторма и в этот раз не ошибся.

– Ладно, так держать! – Матрос, кивнув, ушел, а Перев снова взялся за свою кружку. – Что ж, прости. Выпьем за то, чтобы между нами не осталось обид.

Помощник отпустил меня, но встал за моей спиной так, чтобы, в случае чего, мгновенно скрутить. У меня даже руки зачесались, очень хотелось вытащить один из ножей, спрятанных у меня в рукаве, но не стоило этого делать, мне с ними на одном судне придется провести немало времени, тут капитан прав – лучше забыть все обиды.

Я поднял кружку:

– Прощаю.

Капитан тоже выпил и подпер подбородок рукой. Я взглянул в его глаза и вдруг понял – он панически боится смерти. Все, что он говорил, – говорил для поднятия собственного духа. На самом деле Перев безоговорочно поверил провидцу и каждое мгновение ждет своей гибели…

Я съел еще немного мяса и хлеба, уже не беспокоясь о том, что меня стошнит. Понемногу привыкал к качке, хотя иногда внутри холодело, особенно когда судно начинало карабкаться на крупную волну, и тогда казалось, что ему уже никогда не выровниться.

Разговор за столом совсем перестал клеиться, ветер усиливался, и его вой с каждым мгновением становился все более зловещим.

Помощник мрачно посмотрел на капитана, тот едва заметно кивнул. Моряк выскочил из каюты, почти сразу сквозь шум ветра стали слышны его громкие команды.

– Ночь будет тяжелой, – угрюмо произнес капитан. – Поэтому иди в свою каюту. Если бы не пророчество, сейчас сам бы готовил судно к шторму. Хотя мы и уходим от него, но недостаточно быстро. Может покачать, паруса порвать, а то и перевернуть. «Быстрый» – хорошая шхуна, но морские боги ее не любят.

– Тогда удачи!

Я пошел к двери, но уже на половине дороги меня повело вбок – волна ударила в борт – потом оттащило к столу. Я пытался цепляться руками за все, что попало, но это мне ничего не дало, только ногти обломал о деревянную обшивку каюты.

Потом волна отхлынула, и меня потащило к двери. Там я все-таки успел ухватиться за ручку и переждал очередную волну.

Капитан ухмыльнулся и рявкнул:

– Держись за леера на подветренном борту, тогда, может, и доберешься до трюма. Если не доберешься, тогда сам поймешь, что любой прорицатель может ошибаться.

Мне пришлось туго, едва я появился на палубе. Я мгновенно промок до нитки, казалось, что волна обрушивается из черного ниоткуда именно на меня.

Матросы суетились – часть свертывала паруса, повиснув на мачтах, остальные были заняты внизу. Палуба была мокрой и скользкой. Я крепко вцепился в леера и, перебирая их руками, как-то сумел добраться до трюма. Как только я туда ввалился, матросы набросили сверху промасленную парусину – теперь выйти не удастся до тех пор, пока не закончится шторм.

Внизу было темно и страшно. Судно скрипело так, что, казалось, вот-вот развалится, волны били в борт не хуже огромного молота, да и вообще от этого грохота я почти оглох.

Я несколько раз упал, пока добрался до своего гамака, около которого чья-то добрая душа повесила масляный фонарь. Это меня спасло, иначе сошел бы с ума. Я раскачивался в гамаке, судно сперва вздымалось высоко вверх, а потом, после короткой передышки на вершине волны, падало вниз, чтобы потом снова карабкаться вверх на очередную волну. В желудке образовалась звенящая пустота, и каждый раз после падения ее только добавлялось.

Никогда раньше не думал, что обыкновенная вода может так греметь, причем звуки были разными – то словно огромный молот бил по днищу, и бедный корабль стонал, визжал всеми своими сочленениями, то гигантская водная лапа обдирала борт, скрежеща своими многочисленными когтями.

Выл ветер, напевая какую-то буйную бесконечную балладу, причем конец каждого куплета выкрикивал во весь голос, заглушая даже молот волн. Скрипели мачты и не только они – каждая доска несчастного судна добавляла свою ноту в общий хор.

Иногда сквозь всю эту какофонию слышались крики матросов, работающих на палубе, но их голоса были слишком слабы, чтобы перекричать ветер и море.

Но шло время, суденышко продолжало бороться с бурей. Казалось, эта ночь никогда не закончится.

Я иногда проваливался во что-то напоминающее беспамятство, но заснуть не мог. Несколько раз меня выбрасывало из гамака, и каждое падение было весьма болезненным. А потом, в очередной раз очнувшись, я вдруг заметил, что качка стала меньше – мы понемногу уходили от шторма, или он уходил от нас.

Наступил серый промозглый день, наполненный солеными брызгами и воем ветра. Я вышел на палубу, и то только потому, что уже не мог терпеть, но, после того как проехал по мокрым доскам от одного борта до другого и чудом не оказался в бушующей пучине, понял, что этого делать не стоило. Хорошо, что были натянуты сети, – в последний момент, когда море уже готовилось меня поглотить, я успел за них зацепиться.