Владимир Высоцкий. По-над пропастью - Ю. Сушко

Где комедия, там и драма. Покатилась тягомотина. Комсомольское собрание, партийное бюро, письма в инстанции с просьбой «разъяснить факт распространения зловредных слухов о «подыскивании» нового главного режиссера Театра на Таганке... дабы здоровье производства и производственные нормы были восстановлены. Комсомольцы и несоюзная молодежь театра единодушно подтверждают этим собранием свое полное доверие и единство взглядов с руководителем театра главным режиссером Ю.П. Любимовым...»

— Когда театру было плохо, — рассказывал Юрий Петрович, — актеры являлись ко мне. А я все время говорил: «Ну, чего вы паникуете? Еще не вечер!» И эту фразу Володя взял рефреном в свою песню...

Но нам сказал спокойно капитан:«Еще не вечер, еще не вечер!»

26 апреля состоялось общее собрание коллектива театра. Высоцкий, не стерпев, выступил: «Хорошо, когда лицо (театра) веселое или серьезное, но не хмурое или злобное. Но, к сожалению, все эти четыре года лицо это вынуждено было и хмуриться, и очень часто, перед каждой премьерой, принимать выражение болезненного ожидания, а иногда и отчаяния. Кто теперь может сомневаться в лояльности «10 дней», а ведь и с этим спектаклем были трудности. И каждый раз после нескольких месяцев работы, а работают у нас вы знаете как, Любимов не уходит из театра иногда по 16 часов, смотрит почти все спектакли, чтобы держать их в форме, то же можно сказать и об актерах. После спектакля «Пугачев», например, Бояджиев сказал, что он за много времени наконец увидел святой актерский пот. Пот и нервы. И вот перед премьерой начинаются только нервы. Кто-то уже информировал наших руководителей, и они или идут с предвзятым отношением, или не идут вовсе. Мнение должно сложиться у людей после творческого акта — просмотра спектакля, а не до. Критике всегда должно предшествовать творчество, а не наоборот... Хотелось бы послушать представителя райкома...»

Ну, раз народ требует, выступил «куратор Таганки» тов. Сакиев. Сообщил много интересного: «Любимов не снят с работы и, как видите, он работает в театре. Вы стали жертвой очередного слуха, который, кажется, две недели тому назад был передан в эфир западногерманской радиостанцией. Я не знаю, кто в театр принес этот слух, но должен вам сказать, что радиостанции враждебных нам стран часто распространяют всякого рода слухи, чтобы вызвать волнения, сомнения, брожения в социалистических странах. Это одна из программных задач империалистической пропаганды. Вы знаете положение дел в Польше и Чехословакии... Надо в репертуарной политике ориентироваться на показ современной жизни, а мы все копаемся в грязном белье прошлого... Ну что нам дает в этом плане «Живой» по повести Можаева? На мой взгляд, ничего хорошего...»

Действительно, ничего хорошего. «Я еще ходил в театр, но приказ об увольнении должен был вот-вот выйти, — рассказывал Юрий Петрович. — Однажды вечером в доме собрались гости, играли в преферанс... И вдруг звонок. Взял трубку. Оттуда раздался слабый голос глубоко больного человека: «С вами говорит Паустовский». Сначала подумал, что меня разыгрывает какой-то дурной артист...

— Я узнал, что вас увольняют, лишают возможности работать, и все никак не мог придумать, как бы помочь вам в эту трудную минуту. На днях мне сказали, что, оказывается, моим поклонником, — говорил он с трудом, с одышкой и как бы стесняясь, — является Алексей Николаевич Косыгин. И я написал ему письмо о том, что нельзя губить театр, нельзя снимать главного режиссера...»

Затем Любимов решает: пора обратиться к самому Брежневу. Выше — только Бог.

«Уважаемый Леонид Ильич! Понимаю, насколько Вы заняты. И все же позволю себе обратиться к вам по вопросу, который хотя и может, на первый взгляд, показаться мелким, незначительным, но на самом деле является вопросом принципиальным. Речь идет о Театре на Таганке... Меня можно снять с работы. Можно даже закрыть Театр на Таганке. Дело не в личной судьбе одного или группы артистов. Здесь встают более общие вопросы. Кому это выгодно? Какие проблемы это решит?..»

Чуть позже Любимову позвонили из канцелярии Брежнева: «Спокойно продолжайте вашу работу. Товарищ Леонид Ильич Брежнев желает вам удачи». Великодушный генеральный секретарь даровал театру жизнь.

А Константин Георгиевич Паустовский тихо скончался 11 июля того же, 1968 года.

В конце мая Высоцкий залег в Люблинскую больницу — надо бы привести себя в форму перед сибирской поездкой на натурные съемки фильма по можаевскому сценарию «Хозяин тайги». Лежал себе в палате будущий бригадир Рябой, тихонько напевал под нос «Цыганка с картами. Дорога дальняя. Дорога дальняя, казенный дом...» И накаркал. Очередной посетитель, сунув гостинцы в тумбочку, вручил свежий номер «Савраски» — «Советской России» и пробормотал: «Почитай, Володь. Я понимаю: гонцов, приносящих дурные вести, казнили. Но ты уж меня пожалей..»

Ну вот, и дождался. Ты жаждал славы, признания? Получай, вот тебе статья «О чем поет Высоцкий»...

«Летом был в отпуске в Москве, — рассказывал Кохановский. — Звонит Володя и спрашивает, читал ли я сегодняшнюю «Советскую Россию» — «Нет, — говорю, — не читал. А что там такое?» — «А там, — говорит Володя, — жуткий материал про меня».

«...Быстрее вируса гриппа распространяется эпидемия блатных и пошлых песен, переписываемых с магнитных пленок.. Мы очень внимательно прослушали... многочисленные записи таких песен московского артиста В. Высоцкого в авторском исполнении, старались быть беспристрастными... В них под видом искусства преподносится обывательщина, пошлость, безнравственность. Высоцкий поет от имени и во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных. Это распоясавшиеся хулиганы, похваляющиеся своей безнаказанностью...»

А вот уж совсем не к месту:

«В программной песне «Я старый сказочник» Высоцкий сообщает:

Но не несу ни зла я и ни ласки..Я сам себе рассказываю сказки...

Ласки он, безусловно, не несет, но зло сеет. Это несомненно».

Значит, и Кукину бумерангом досталось. А Юра Визбор вообще может привлечь Высоцкого за плагиат, коль он, по воле этих журналистов, считается автором песни про технолога Петухова.

«Мы слышали, что Высоцкий хороший драматический артист, и очень жаль, что его товарищи по искусству вовремя не остановили его, не помогли ему понять, что запел он свои песни с чужого голоса.

Г. Мушта, преподаватель консультационного пункта Государственного института культуры, А. Бондарюк (наш кор.), Саратов».

— Ну, как, Гарик, прочел? — в конце дня опять позвонил Высоцкий. — Что посоветуешь? Ты ж у нас матерый газетный волк?