Разрушу твою жизнь - Елена Рахманина

непослушный язык. Но надеялась на пощечину. А он со мной поступил как с мужиком. Без скидок на пол.

На четвереньках, упираясь руками в ковровое покрытие, выжидала, когда мир прекратит вертеться, тошнота отступит, а способность дышать вернётся.

Но, пока находилась в шоке, ситуация изменилась.

Из кабины пилота выбежал человек. Чисто на рефлексах обратила на него внимание. Красный, потный, встревоженный.

– На взлётной полосе полиция, нам не взлететь. Нужно останавливаться, – запинаясь на слогах, доносит новость.

И судя по всему, подобного Соломон отчего-то не ожидал.

Думал, если уберет Шамиля, за ним не устроят погоню?

Ощущаю злорадство, по-прежнему находясь на четвереньках.

Соломон забегает в кабину пилотов, требует, чтобы самолёт взлетел. Но я слышу их оправдания. Взлёт невозможен. Джет не может свернуть со взлётной полосы и взлетать с поля.

Мир продолжает кружиться, когда самолёт останавливается. Всё происходит так стремительно, что кажется, будто я фиксирую реальность через стоп-кадр.

В салоне оказывается ОМОН. На Соломоне наручники. Меня поднимают с пола, сделав по моему виду вывод, что я накачана наркотиками.

Автозак. Анализы. Решётка.

Отлежалась на твёрдой, вонючей кушетке в камере, пока выясняли мою личность и состав крови. Я не звонила Короткову, но каким-то образом он узнал, что я в очередной раз влипла в неприятности.

– Умеешь ты, Василиса, эффектно объявляться спустя год, – вызволив меня из участка, заявил полицай. – Правда, выглядишь худо, девочка.

Коротков снова отвёз в свою квартиру. К жене, которая смотрела на меня, как на панду, сбежавшую из зоопарка. С жалостью и сочувствием.

Упала в сон, как в обморок. И проснулась с мыслью, что дольше невозможно оттягивать неизбежное. Я должна знать правду.

Натянув одежду, что оставила жена Короткова, выпив чая, отправилась в больницу.

Сколько времени прошло с тех пор, как я здесь была? Сутки? Двое? Чёрт разберёт.

Настоящее чудо, что я случайно встретила Якуба, когда он покидал приёмный покой.

В голову закралось два предположения. Он мог быть здесь либо для того, чтобы навестить брата. Либо, чтобы забрать его останки.

Преградила ему путь.

Он сначала взглянул на меня без искры узнавания. Бледная, с почерневшим от переживаний лицом, я выглядела ужасно. Затем остановился, признав.

– Я хочу увидеть Шамиля, – заявляю с ходу.

Сцепляет зубы. На челюсти играют желваки.

– Это невозможно.

– Почему? – спрашиваю сипло. Во рту сухо, и каждая буква режет горло.

Вглядываюсь в синие глаза, пытаясь по ним разгадать правду на случай, если с губ сорвется ложь.

Якуб, несмотря на некоторое общее внешнее сходство с братом, совершенно другой. Шамиль каждую свою эмоцию прячет, запирая в сейфе. Добраться до его сущности, если он сам не захочет её показать, почти невыполнимая задача.

Старший брат не скрывает эмоций. Они бурлят на поверхности. И я остро ощущаю неприязнь, которую он испытывает ко мне.

Что ж, должно быть, у него имелись причины невзлюбить меня. Тетушка напела о том, какая я бессердечная сучка. Да и я сбежала к Соломону в самый острый момент, бросив Шамиля. Впрочем, сам факт моей кровной связи с Василием Вишневским уже повод меня остерегаться.

– Он в реанимации, к нему не пускают посетителей. А если бы и пускали, ты бы зашла к нему в последнюю очередь, – нависая надо мной, ставит перед фактом – Шамиля я не увижу.

По моим губам расползается совершенно дикая, шальная улыбка, которую Якуб интерпретирует по-своему.

Шамиль жив. Он жив! В реанимации, но жив! Соломон соврал.

Я опьянена радостью, она растекается тёплым мёдом по жилам, вливая в меня силы. Напряжение, что я испытывала последнее время, падает. От упоения я едва не валюсь в обморок, но в последний момент беру себя в руки.

– Радуешься, что враг ранен? Добилась, чего хотела? – синеглазый изучает меня хмуро, в толк не может взять, с кем братец связался. И зачем.

Что я за зверь такой. То ли девочка, то ли видение.

Будь его воля, применил бы силу и выкинул несостоявшуюся свояченицу из больницы. Но у этого неандертальца всё же существуют рамки сдержанности – его супруга, наблюдавшая за нами. Не будь её, я наверняка уже валялась бы на тротуаре у входа.

На языке вертелись грубости и колкости. Прикусила кончик зубами, потому что ощутила странное желание породниться с этим животным когда-нибудь. Мои остроты в этом деле сыграют против меня.

– Радуюсь, что враг жив, – мурлыкаю, ехидно улыбаясь и забавляясь сложившейся ситуацией, – у меня на него долгосрочные планы.

Якуб выпрямляется, уже не нависая глыбой. Дышать сразу становится легче. Я и не подозревала, что он оказывает столь давящее воздействие.

Выражение его глаз несколько меняется, но, в чём суть перемены, уловить не выходит.

– В любом случае охрана тебя к нему не пропустит. Поэтому можешь здесь не ошиваться.

Проверила верность его слов. Но мне даже до охраны не удалось дойти. Церберы в белых халатах не пропустили к Шамилю на этаж.

Упорно являлась в больницу каждый день. Утром и вечером, силой и наглостью добиваясь хоть каких-то вестей от медсестричек. Они будто свои планы имели на красивого пациента, потому что общались со мной сквозь зубы. Или тут уже всем известно, какая я нехорошая мразь?

– Шамиля перевели из отделения интенсивной терапии в обычную палату, – нехотя сообщает симпатичная, но не очень радушная девушка. От меня не ускользнуло, что она назвала Хозяина по имени. Ревность кольнула сердце.

– Отлично. Сейчас часы для посетителей. Я хочу его навестить, – приподнимаю куль с апельсинами, наглядно демонстрируя свою цель.

Смотря на меня свысока, девица устало выдыхает, так, словно я уже десятая посетительница к Ямадаеву. Не удивлюсь, если так и есть. Пару раз видела, как Нелли тут пороги обивает. А это лишь одна из известных мне его поклонниц.

– Я уточню у него, хочет он вас видеть или нет, – кривит недовольно губы, уходя.

Не верю, что она так со всеми общается. Наверняка её мерило благосостояния оценило меня как нищенку, недостойную её улыбки.

Денег у меня действительно негусто. Сдала в ломбард кольцо Соломона. Купила самую дешёвую одежду и спала в хостеле, не желая обременять своим обществом подполковника. Обращаться за помощью к отцу даже в голову не пришло. Но и искать работу пока сил не нашлось.

Наблюдаю за медсестрой. Понять, где палата Шамиля, труда не составляет. Там, где дежурят два бодигарда.

Замерев, жду, когда она проводит меня к Шамилю.

Я так дико истосковалась по нему, что с каждым днём разлуки дышать всё тяжелее. Если не увижу его в ближайшее время – сдохну.

– Он просил передать, что устал и не