Мифы и легенды Средневековья - Бэринг-Гулд Сабин (Сэбайн) "Баринг-Гулд"

Из этой же семьи и красивая индийская легенда об Урваши. Урваши была апсарой, или небесной нимфой. Она полюбила Пурураваса, царя-воина, и стала его женой, поставив условие, что она никогда не должна видеть его без одежды. Несколько лет они прожили вместе, пока ее друзья и подруги не решили вернуть Урваши обратно на небо. Хитростью они заставили Пурураваса вскочить ночью с постели, и, озарив его молнией, показали его наготу Урваши, которая вынуждена была тогда оставить его. В чем-то схожая история встречается в «Океане сказаний». Видушака влюбляется в прекрасную Бадру и женится на ней, но через некоторое время она исчезает, оставив только кольцо. Безутешный муж отправляется на ее поиски, он долго странствует и, наконец, достигает небес. Он роняет кольцо в кубок с водой, который относят Бадре; по этому кольцу она узнает, что муж ее где-то рядом, и они воссоединяются.

Легенда о Мелюзине, в том виде, в котором она предстает перед нами, вовсе не является оригинальной. Жан Аррасский или другие сочинители заметно изменили простой сюжет, чтобы он в большей степени соответствовал форме романа. История феи Прессины и ее брака с королем Элмасом – это просто вариации на ту же тему Мелюзины.

Элмас встречает Прессину у источника и просит ее стать его женой, она соглашается при условии, что он никогда не войдет к ней, когда она рожает. Он не выполняет этого обещания и теряет ее. То же самое происходит у Раймона и Мелюзины. Он встречает ее у родника и получает ее руку и сердце, пообещав, что не будет входить к ней один раз в неделю. Как и Элмас, он нарушает договор и теряет свою супругу. То, что и Мелюзина, и Прессина – это водяные феи или нимфы, сомнению не подлежит – обе они обитают у источника, и превращения хозяйки замка Лузиньян выдают ее водяную природу. Как отмечает Гримм, это галльский, а следовательно, кельтский миф, что подтверждается легендами о банши, форму которой порой принимает несчастная нимфа. Предания о банши являются исконно кельтскими, соответствующих им мифов не найти ни в скандинавской, ни в тевтонской, ни в античной мифологии. У других народов существуют мифы о вестниках смерти, однако их персонажами не являются женщины, опекающие определенный род и возвещающие о приближении короля ужаса своими пронзительными криками в ночи.

Ирландскую банши описывают следующим образом: «Перед нами предстала высокая худая женщина с непокрытой головой и длинными развевающимися волосами, облаченная во что-то, напоминающее свободный белый плащ или кусок ткани, обернутый вокруг нее. Она издавала пронзительные вопли».

Самое интересное свидетельство о встрече с банши встречается в рукописных воспоминаниях леди Фэншо, любовь и привязанность которой к супругу поистине делают ее образцом для подражания. Ей и ее мужу сэру Ричарду случилось во время пребывания их в Ирландии навестить друга, бывшего главой септа. Друг этот жил в старинном замке, обнесенном рвом. Около полуночи леди Фэншо была разбужена ужасающим нечеловеческим криком. Выглянув из-за полога кровати, она увидела в окне лицо и часть фигуры женщины, освещенной лунным светом. Лицо было молодым и довольно привлекательным, но страшно бледным, а длинные рыжеватые волосы были растрепаны. Несмотря на ужас, сковавший ее, от внимания леди Фэншо не ускользнуло, что женщина была одета в старинное ирландское платье. Еще некоторое время это создание продолжало парить в воздухе, а затем, издав два точно таких же душераздирающих вопля, что разбудили леди Фэншо, исчезло. Утром, не скрывая своего страха, леди Фэншо рассказала хозяину замка об увиденном, и он не только сразу поверил ей, но и готов был объяснить столь странное явление.

«Прошлой ночью здесь, в замке, скончался близкий родственник моей семьи, – сказал он. – Мы знали о том, что сие должно произойти, но постарались скрыть это от вас, дабы не омрачать вашего пребывания здесь. Когда нечто подобное случается с членами нашей семьи в этом замке, всегда появляется то самое создание, которое вы лицезрели. Есть предание, что это дух одной женщины-простолюдинки, на которой женился один из моих предков, опозорив свой род, и которую он позже приказал утопить в замковом рву, чтобы искупить свою вину перед семьей».

Весьма любопытную историю о банши приводит Крофтон Крокер. Преподобный Чарльз Бануорт был священником в приходе Баттевант, что в графстве Корк, приблизительно в середине XVIII века. Он был известен своей великолепной игрой на национальном инструменте, ирландской арфе, а также тем, что всегда оказывал радушный прием бродячим музыкантам-арфистам, странствующим от дома к дому по всей стране. В его амбаре хранилось пятнадцать арф, завещанных ему последними представителями вымершего ныне племени.

Обстоятельства смерти господина Бануорта были весьма примечательными, но, как заявляет Крофтон Крокер, на тот момент оставались еще живые свидетели произошедшего, достойные доверия и полностью готовые подтвердить почти все, если не все, из того, что об этом рассказывали. Незадолго до его кончины некий пастух слышал, как недалеко от дома преподобного под деревом, в которое ударила молния, завывала и хлопала в ладоши банши. Та ночь, когда он умер, выдалась на редкость ясной и спокойной. Ни один звук не нарушал грустной тишины, царившей в гостиной, где лежал больной. У изголовья его постели дежурили две дочери. Вдруг послышался странный шум, встревоживший их: под окном комнаты так близко, что ветки его касались стекла, рос розовый куст, и вот его, как показалось им, раздвинула чья-то рука. Вслед за этим раздались громкие стенания, как будто причитала женщина, у которой случилось огромное горе, и хлопанье в ладоши. Звук был таким отчетливым, словно женщина приблизила лицо к самому окну. Одна из дам, находившихся в гостиной, вышла в соседнюю комнату, где сидели несколько родственников-мужчин, и спросила испуганно, слышали ли они банши. Двое из них, весьма скептически относившиеся к каким бы то ни было сверхъестественным явлениям, тут же встали и отправились осматривать улицу, в надежде обнаружить источник звуков, которые они сами ясно слышали. Они обошли вокруг дома и тщательно обследовали каждый клочок земли, особенно возле окна, откуда исходили крики. Клумбу, на которой рос розовый куст, совсем недавно взрыхлили, и – если только ветки от окна отодвинула человеческая рука – на земле непременно должны были остаться отпечатки ног; но они не смогли найти никаких следов. Вокруг стояла мертвая тишина. Желая все-таки найти объяснение произошедшему, мужчины вышли на дорогу. Ночь была лунной, а местность – достаточно ровной, и поэтому дорогу они могли видеть довольно хорошо. Однако кругом не было ни души, царили тишина и спокойствие. Озадаченные и разочарованные, они вернулись в дом. Каково же было изумление скептиков, когда они узнали от тех, кто оставался в доме, что все то время, пока они отсутствовали, крики и хлопанье в ладоши раздавались еще громче и отчетливей, чем до этого, и как только они закрыли за собой дверь, то и сами опять услышали этот унылый плач. С каждым часом больному становилось все хуже и хуже, и, когда забрезжил рассвет, преподобный Бануорт скончался.

У жителей Уэльса роль банши выполняет Гурах-и-Рибин. Говорят, что она приходит в сумерках и стучит о стекло своими кожистыми крыльями. Ее надрывный плач предвещает смерть. Несколько раз она выкликает имя того человека, которому предстоит покинуть этот мир. В Бретани этих духов называют бандрудами, считается, что они опекают некоторые древние роды. В других областях Франции они известны как белые дамы. Не стоит путать их с тевтонскими белыми дамами, которые являются духами совсем другого толка.

Однако давайте оставим ту часть истории Мелюзины, которая связывает ее появление с дурными предзнаменованиями, и обратимся к ее рыбьему или змеиному хвосту. Жан Аррасский говорит, что она стала такой из-за заклятия, наложенного на нее феей Прессиной, но это его собственная выдумка. Происхождение Мелюзины было ему неизвестно, и поэтому он вынужден был придумать какую-нибудь историю, чтобы объяснить, откуда взялась ее столь необычная внешность. Мелюзина была русалкой. Место ее обитания – источник – и рыбий хвост указывают на ее сущность. Возможно, она являлась не морской жительницей, а речной, но с настоящими русалками – обитательницами морских глубин – имела столь же близкое родство, как пресноводная рыба с морской.