Причуды богов - Елена Арсеньева

– Это нетрудно, – проговорила она. – Нужно только сохранять равновесие. Дно здесь плотное, ровное, и…

В это мгновение ее вороной переступил, одна нога его провалилась, верно, меж клубков травы, он нервно выдернул ее и… Юлия сама не могла бы сказать, какие силы помогли ей не свалиться в воду. Мгновенный жар охватил ее до костей, а когда тьма в глазах разошлась, она поняла, что все еще стоит в седле на коленях, вцепившись в гриву и уронив поводья, которые плыли по воде. Теперь только не хватало, чтобы ее вороной в них запутался, тогда уж точно не миновать ледяной ванны!

– Я поеду назад! – вскрикнула Ванда. – Уж лучше ноги промочить!

– Тогда через час у тебя начнется жар! – силясь сдержать дрожь в зубах, вызванную напряжением всего тела, а потому очень тихо сказала Юлия. – А вернувшись, мы потеряем время. Давай, залезай! Только не урони поводья! Правь, езжай вперед – я за тобой.

– Нет! – воскликнула Ванда истерически. – Я не хочу! Почем я знаю, может быть, ты только и ждешь, чтобы столкнуть меня в воду?!

– Я ведь не могу править, поводья упали, мой конь пойдет вослед за твоим, – проговорила Юлия, и только потом до нее дошел смысл сказанного Вандой. Это была такая нелепость, такое безумие, что она не нашла ничего лучше, как ответить: – Здесь все равно слишком мелко, не утонешь! – И не сразу сообразила, что ее слова нелепы, более того – двусмысленны.

Но что может быть более дурацким, чем пререкаться, когда твой конь по брюхо погружен в ледяную воду, а ты балансируешь у него на спине, словно циркачка?

– Езжай! – сквозь зубы прошипела Юлия, имея в виду, что ей все равно, как поступит Ванда, и была немало удивлена, когда та не повернула коня, а подобрав ноги в седло (ведь встать на колени без опоры на стремена ей было невозможно), так что теперь по воде плыли лишь самые края ее широкой юбки, и сидя в такой шаткой, неуверенной позе, направила коня к берегу. Тот опасливо косился на воду безумным глазом, но шел очень осторожно и в две-три минуты благополучно достиг берега. Вороной тоже нервничал, верно, опасаясь запутаться в поводьях, но все же прошел речку, не сбиваясь с шага, след в след с гнедым, и, казалось, вздохнул облегченно в лад с Юлией, когда та неуклюже распрямила затекшие ноги и с трудом спустилась с седла.

Ванда оказалась проворнее. Соскользнув на землю, подскочила к Юлии и влепила ей пощечину, да так внезапно, что та ни уклониться не успела, ни даже за щеку схватиться. Так и стояла с пылающим лицом, хлопая глазами.

Ей приходилось видеть, как люди дуреют от страха, но каков был особый страх в том, чтобы ноги вымочить или даже на худой конец грянуться в воду?! Конечно, мало радости вымокнуть до нитки, а все же не столь это стоящее дело, чтобы за него схлопотать пощечину.

Ванда стояла, выставив вперед скрюченные пальцы, словно ждала, что Юлия сейчас на нее ответно кинется, и приготовилась к обороне. Это было самое несуразное, что можно вообразить!

– С ума сошла?! – Юлия только и могла что плечами пожать. – Чего это ты?!

Ванда тяжело выдохнула, прищурилась подозрительно, но рук не опустила; пальцы хищно, опасно пошевеливались, и Юлию даже дрожь пробрала: а вдруг набросится как кошка?

Она не рассердилась, просто обида взяла. Так хорошо им было вместе в опасном пути, и душа ее всегда была обращена к Ванде, хотя сердце страдало от ревности. Не шел, нипочем не шел из памяти Зигмунд, хоть она и кляла себя за бездумную страсть. Чужой муж! Враг! Жестокий охальник! На что он ей?! Но вот ведь Ванде он нужен на что-то?! Ох, Боже великий!.. Да уж не в том ли причина безумства недавней подруги?! Не в ревности ли? Неужто за два месяца не забылся ею последний их разговор? Что-то здесь не так… Смутная догадка посетила Юлию.

– Ванда, почему ты поехала со мной? – спросила она прямо. – Почему обратно, к Варшаве, а не в Вильно?

Ванда опустила руки, улыбнулась хитровато:

– Думаешь, не знаю, почему ты от Эльжбеты так спешно ринулась?

– А что, не ясно? – удивилась Юлия. – Ты же сама говорила: погубят меня цыгане.

– Не-ет, – протянула Ванда. – Это я Эльжбете, для нее… Я думаю, ты каким-то образом прознала, что приезжает Зигмунд, и задумала увезти меня от него подальше.

То, что при звуке этого имени, как всегда, больно стукнуло сердце, – ничего, можно перетерпеть. Но неужто правда Зигмунд ехал в Бэз?!

– С чего ты взяла, что он приезжает? – вопросом на вопрос ответила Юлия, решив с остальным разобраться позже.

– Ну ладно врать, будто не помнишь! Это ведь при тебе Эльжбета пугала Тодора! Мол, приближается русский отряд! Она, наверное, назвала имя командира? Это ведь Зигмунд!

– Не назвала, успокойся, – пожала плечами Юлия – и ее точно по голове ударили: полная чепуховость рассуждений Ванды стала ясна как божий день. – Опомнись! Что ты несешь?! Каким образом Зигмунд Сокольский может идти во главе русского отряда?!

Ванда глядела на нее во все глаза – темно-синие, без единой мысли, – тупо моргая. Юлии даже не по себе стало. И жалко было одуревшую от ревности подругу, и страшновато враз.

– Вот клянусь чем хочешь, – сказала она ласково, – что не знала ни о каком Зигмунде! Про отряд слышала, да. Но одно с другим никак не складывается, верно? Или Эльжбета соврала и это польский отряд, или у него другой командир. Ну подумай, подумай! Бог знает какую чушь несешь! Это ты неизвестно зачем сорвалась из Бэз.

– Зачем? Как это зачем? – хрипло повторила Ванда. – Я спасала свою жизнь. Ведь Зигмунд…

И тут Юлия вспомнила: Зигмунд ищет Ванду, чтобы та умолкла навеки и никому уже не могла рассказать об убийстве, тайно совершенном в Кракове. Понятно: страх и пережитое в доме графини помрачили ее разум, вот она и связала одно с другим: приближающийся отряд и Зигмунда, преследующего ее.

Юлии сделалось дурно: а где ее, ее-то собственный разум?! Он-то где был и позволил гнать коня во всю прыть, вместо того чтобы затаиться в окрестностях Бэз и подождать своих?! Никакого Зигмунда там нет и быть не может, а значит, бояться нечего. «И надеяться не на что», – с тоской подсказало безрассудное, измученное сердце.

Ванда прижала ладони к лицу, потом отняла их, и Юлия увидела, что из глаз ее ушло безумие: теперь в них светились бесконечная печаль и жалость. И еще Юлия поняла, что Ванда вновь, уже в который раз, прочла ее самые тайные мысли. Но не злится больше, а только жалеет ее.

– Прости, – прошептала Ванда, со вздохом приближаясь к Юлии и беря ее за руку. – Прости, я обезумела от ревности. Я боюсь его, я ненавижу его, но не могу перестать любить. Он самый великий негодяй из всех негодяев, но душа моя прикована к нему. Я только и могу спасаться от него. Нет, даже не жизнь свою спасаю: скорее оберегаю его от нового преступления. Сколько уже их на его счету! Убийство тетки, совращения женщин – я ведь не одна, и ты не одна, множество нас таких, – карточное шулерство, предательство…