Тепло твоих губ - Алина Феоктистова

— Ни одна женщина мне не заменит тебя, — шептал он в ответ. Шептал и верил в то, что говорит.

— Папа сказал, что ты приедешь всего на три дня, — сказала она, но тут же поправилась: — Твой папа сказал. Но три дня счастья — это ведь немало, правда?

…Олег шел домой, снова утешая себя, что не сказал ни слова неправды. «Зато я теперь понимаю, как велика моя жертва». Родители его уже возвратились с работы и готовились к его приходу. Мама приготовила его любимый бефстроганов, и вкусные запахи заполняли квартиру. Отец принес бутылку дорогого вина, которое в обычное время считал непозволительной барской роскошью.

«Сейчас сядем за стол, и ты скажешь им о предстоящей свадьбе», — приказал себе Олег.

— А мы догадались, что ты к Мариночке заспешил, не обиделись, — мама ласково обняла сына, заглянула ему в глаза.

— А что ты ее с собой не привел? Отметили бы всей семьей твой приезд, — подхватил отец. — Хорошая девочка, о такой дочке можно только мечтать. Сходи-ка, мать, позови ее. А Елену предупреди, что Марина у нас задержится. А то, может, и заночует.

Обрадованная мать убежала прежде, чем Олег успел открыть рот. Честно говоря, ему и самому хотелось, чтобы Марина пришла и они могли часок посидеть все вместе, как в те недавние и такие счастливые времена. «А потом, когда она уйдет, я, честное слово, все им скажу».

Но разговора с Мариной не получилось и на следующий день, и на третий. И не потому, что не представлялось благоприятного случая, и даже не потому, что он боялся огорчить своих стариков. Дело было в нем, в самом Олеге. Он и сам не хотел этого разговора, этого объяснения. А главное — он не хотел жениться на Эле, какие бы преимущества этот союз ему ни сулил. Да, он хотел остаться с Мариной — здесь, в этом полугороде-полупоселке, где у него нет будущего. Но без нее, без Марины, он не представлял сейчас ни своего будущего, ни настоящего.

— Никуда не поеду, — в конце концов объявил он Марине, — просто не могу расстаться с тобой.

— Не выдумывай, — засмеялась она. — Потерпи немного. Может быть, я скоро приеду в Москву и снова пойду к врачу… Да что сейчас загадывать! Знаю только, что расстаемся мы ненадолго. А не поехать ты не можешь, у тебя концерт. И я буду смотреть твое выступление по телевизору. Представляю, как здорово это будет выглядеть! Ты будешь во фраке, красивый и важный. А твоя музыка…

Дальше он не слушал, все представил себе сам. И ощущение внутреннего подъема, когда выходишь на сцену, где ты один перед сотнями глаз, видимых тебе и миллионам невидимых, тех, кто смотрит тебя по телевизору. И страх от того, что ты можешь быть не понят ими, что те чувства, та боль и восторг, что ты вложил в свою музыку, могут быть не услышаны ими. И то, как страх этот забывается, стоит лишь прикоснуться к знакомым клавишам… А потом звуки стихают, и несколько секунд тишины решают, быть тебе наверху счастья или низвергнуться в пропасть. Потому что ты — это лишь твоя музыка, и если она ничтожна, то ты и сам ничтожен. И, наконец, бурные аплодисменты зала, дарящие тебе то высокое счастье, сравниться с которым может только любовь к женщине.

«Я выступлю в последний раз, а потом откажусь от Эли, меня выгонят из института, я вернусь к Марине. Еще только один раз», — думал он, давая ей уговорить себя уехать.

Он был честен перед всеми, а главное, перед собой, когда поезд, стуча колесами и покачиваясь, вез его в Москву.

Вернувшись в общежитие, он тут же позвонил Эле и попросил о встрече.

— Конечно, приезжай, — засмеялась Эля. — Немедленно приезжай, тут одному человеку не терпится с тобой встретиться.

Гадая, кому это он мог понадобиться, Олег нырнул в метро, потом пересел на автобус. В дороге созрело решение: сейчас он скажет Эле, что женится на Марине, но ребенка, их с Элей ребенка, признает своим.

Невеста вышла в халатике, непричесанная.

— Вот кому ты понадобился. — Эля взяла руку и положила на выпирающий живот. — Как только я услышала твой голос в трубке, он сразу же запрыгал от радости. Знаешь, он еще там, а уже все-все понимает.

И действительно, что-то несильно толкнулось в ладонь Олегу.

— Это Алик с папой здоровается, — смеялась Эля. — Только не знает, что здороваться нужно не ножкой, а ручкой.

«Стало быть, это его ножка», — растроганно подумал Олег. Чувства нежности, любви к маленькому существу охватили и до отказа заполнили его сердце. А потом его пронзила острая жалость к незнакомому малышу, которому предстояло появиться на свет сиротой.

— Он и правда все-все понимает, и когда я расстраиваюсь, и когда радуюсь, — говорила Эля.

«Я разведусь с ней, когда родится ребенок, обязательно разведусь», — повторял Олег как заклинание, выходя на улицу.

А потом был концерт. Как и ожидали, конкурс выиграл он, Олег Романов. Событие отмечали в ресторане «Космос», в кругу будущей семьи. Стол прямо-таки ломился от изысканных закусок и лучших вин, и первым, кто поднял тост за успех Олега, был профессор Белоусов…

А через несколько дней, держа под руку Элю, он уже входил в церемониальный зал Дворца бракосочетаний. Решительного разговора, который должен был закончиться разрывом и возвращением в родные края, так и не произошло.

И была Италия, прекрасная, как сон, солнечная и гостеприимная, страна художников и музыкантов. Он прислал Эле из Рима длинное восторженное письмо, а родителям — красивую открытку, в которой как бы между прочим, кстати, сообщал о своей женитьбе на Эле Белоусовой.

…И сейчас, вспоминая содержание того своего письма, Олег не смог удержаться от болезненного стона. Сон как будто рукой сняло, он резко поднялся с домотдыховской постели на ноги и застыл, глядя перед собой в одну точку. Господи, и как у него только повернулся язык просить родителей не сообщать Марине о его свадьбе? Мол, скоро приедет и сам с ней объяснится. И действительно, приехал… вместе с беременной Элей. Нет, он, конечно пытался отговорить жену, упирал, естественно, на трудности дороги на «перекладных», но мудрая Эля только улыбалась в ответ.

— Не преувеличивай, пожалуйста, — успокаивала она уже начинавшего раздражаться Олега. — Все это совсем не так страшно, как тебе кажется. И потом, согласись, должна же я когда-то познакомиться с твоими папой и мамой. А трудностей я не боюсь. Я ведь сильная…

Последнюю фразу Эля произнесла с какой-то особой интонацией, которая потом не раз приходила на память Олегу. Да, добиваться своего его жена умела, и он не раз убеждался в этом впоследствии. Вот и тогда она сделала все для того, чтобы он, Олег, не остался наедине с Мариной.

Разговор был долгим и тяжелым, он продолжал настаивать, говорил, что ее присутствие помешает его окончательному объяснению с Мариной. Разгорячившись, повысил голос и… подняв глаза, увидел, что молодая жена едва сдерживает слезы… Разговор пришлось прекратить, и Олег отступил, рассчитывая завтра же взять реванш. Но наутро, открыв глаза, он увидел, как Эля в одной сорочке стоит возле открытого чемодана и укладывает в него свое бельишко. И он с сокрушенным вздохом отвернулся к стенке…