Тэмуджин. Книга 1 - Алексей Гатапов

– Как же мы будем теперь жить, – растерянно пробормотал он. – У каждого рода ведь должен быть старший. Кого мы теперь будем слушать?..

Хутугта лишь махнул рукой и отвернулся в сторону.

– Таргудая отныне будешь слушать, – зло хохотнул Бури Бухэ.

К середине следующего дня они добрались до озера Саган, где находилась осенняя ставка Таргудая. Нойоны, издали увидев главный курень тайчиутов, были поражены его размерами и количеством юрт в нем.

На гребне дальнего холма они остановили коней.

– Это какой-то чжурчженский город, а не монгольский курень, – упавшим голосом сказал Даритай. – Если сравнить с нашим, раза в два больше будет…

Ехэ Цэрэн снял с головы новую выдровую шапку, озадаченно почесал затылок, промолвив:

– А ведь еще этим летом у нас хвастались, что наш курень самый большой из всех на Ононе и Керулене.

Прикрываясь ладонями от солнца, нойоны долго смотрели на раскинувшееся у озера многотысячное скопление юрт, краями уходившее по низинам и пологим склонам за гребни окрестных холмов.

– В последний раз так много юрт собиралось, наверно, только когда дядю Хутулу на войлок сажали, – говорил Ехэ Цэрэн, снова надевая шапку, надвинув ее на лоб и задумчиво перебирая лоснящуюся черную гриву своего коня. – Таргудай в последние месяцы, видно, не терял времени даром; он открыто готовится стать ханом, это уже отсюда видно.

– Посмотрим, – пробурчал Бури Бухэ, исподлобья глядя на тайчиутский курень, будто на вражеский стан перед битвой. – Все ли нойоны его поддержат. Найдутся и такие, что не захотят кланяться этому тарбагану.

– Ты, Бури Бухэ, хоть там придерживай свой язык, – неприязненно посмотрел на него Хутугта. – Не хочешь быть под ним, уходи, куда пожелаешь, никто не держит, а сейчас не нужно вредить своим.

– Ладно, – отмахнулся тот. – Так уж и быть… не буду вам мешать взваливать на шею этот мешок с дерьмом. Только одно я напоследок скажу: вонючее это дерьмо, очень вонючее. Как бы вам потом не задохнуться рядом с ним, ха-ха-ха…

Нойоны кисло поморщились, но промолчали.

Тронули дальше.

В трех перестрелах от крайних юрт они оставили в степи свою охрану и одни, без нукеров, въехали в курень. Сразу бросилось в глаза множество мужчин с оружием на поясах. Они кучками стояли и сидели на корточках между юртами, разговаривали, будто ожидая чего-то. Еще больше, казалось, толпилось лошадей у коновязей, к седлам которых тоже было приторочено оружие.

– Много здесь приезжих, видно, – тихо, под нос проговорил Ехэ Цэрэн. – И по юртам немало их сидит.

– Для чего они, думаете, съехались? – Даритай, заметно оробев, затравленно косил глазами по сторонам. – Если не нас встречать?

– А кого же больше? – проворчал Бури Бухэ, не сдерживая голоса. – У нас ведь сманили людей, а не у татар или меркитов, значит, нас и ждут… Побаиваются, по всему видно, думают, вдруг эти кияты еще с войной придут…

– Тихо! – Хутугта с ненавистью оглядел его, прошипел сквозь зубы: – Умей хоть в гостях вести себя по-людски.

Добравшись поближе к середине куреня, спросили айл Моричи. Двоюродный племянник Таргудая Моричи был молод, проще нравом по сравнению с другими тайчиутскими нойонами и в татарской войне близко сошелся с молодыми киятами. У него и сговорились остановиться. Одноглазый старик в шапчонке из телячьих шкурок показал на ближние юрты:

– А вы прямо к нему и подъехали. Сейчас он, должно быть, дома, только утром вернулся из владений.

Воодушевленные тем, что удачно застали нужного человека на месте, они въехали в айл из четырех добротных юрт, покрытых новым белым войлоком, стали привязывать коней. Вскоре из большой восьмистенной юрты вышел крепкий, приземистый мужчина лет двадцати пяти. Медленно опустив за собой полог, выпрямившись, он некоторое время молча всматривался в них, разглаживая длинные, свисающие с углов рта черные усы и, вдруг блеснув в улыбке синевато-белыми зубами, широко раскинул руки:

– Братья-кияты! Как давно вы у нас не были!..

– Только что увел у нас половину людей, а теперь делает вид, будто до небес рад нашему приезду, – громко проворчал Бури Бухэ, продолжая привязывать коня сложным, замысловатым узлом и неприязненно поглядывая на хозяина. – Какие же вы соплеменники после такого воровства? Разве мы с тобой, Моричи, не были друзьями, когда вместе гнали татарских собак с Онона? Разве не укрывались одной шубой, когда вповалку с воинами спали в дырявом майхане[47] холодными осенними ночами? Не делили одно баранье ребро на семерых в голодные дни? Разве не клялись в вечной дружбе?.. А теперь ты за нашими спинами переманиваешь у нас людей. Тьфу!..

Голос Бури Бухэ, разрастаясь все сильнее, гремел уже за юртами айла, привлекая внимание прохожих. В курене будто стало потише, смолкли вокруг гомон и крики. У Хутугты лицо все больше темнело, болезненная бледность его скоро сменилась буровато-синим отливом. Ехэ Цэрэн и Даритай, смущенно потупив глаза, нетерпеливо переминались с ноги на ногу.

Неловкое положение, грозившее испортить всю поездку киятов, выправил сам Моричи. Приложив обе руки к груди, он с терпеливостью хозяина стал уговаривать гостей:

– Братья-кияты, вы меня знаете давно. И должны мне поверить: я сам только позавчера услышал о том, что какие-то ваши люди перешли к нам. В тот же день меня по неотложному делу послали к хатагинам, вернулся я только этим утром и только сейчас отоспался с дороги. Про это дело я пока ничего не знаю, но как только разузнаю, так сразу вам все и расскажу без утайки. А сейчас заходите в мою юрту, отдохните с дороги.

Дружелюбные слова его подкупили киятов и они успокоенно переглянулись между собой: не ошиблись в выборе, по-прежнему добродушен и прост Моричи, значит, можно с ним разговаривать.

Но скоро им пришлось убедиться в другом: хоть и по-прежнему просто держится в обращении Моричи, а в голове своей носит мысли не совсем простые. Когда, наконец, все вошли в юрту и расселись у очага, а Моричи приказал женщинам готовить угощение, Хутугта попросил его сейчас же сообщить Таргудаю об их приезде. На это тот холодновато ответил:

– Подождите немного. Неприлично тревожить старшего нойона сразу по приезду.

Заметив на лицах гостей недовольство, он заговорил уже поучающим тоном:

– Вы должны, наконец, понять, что дел у нашего нойона сейчас столько, что таким, как мы с вами, за целый год не разобрать. Чуть ли не через день приходят посольства из разных племен, всех надо принять, со всеми переговорить, каждому ответить. Да и время подходит непростое, – тут Моричи горделиво приосанился, расправил плечи. – Брат Таргудай скоро станет ханом и всем нам пора научиться уважать своего правителя. Прошло то время, когда мы ездили друг к другу по делу и не по делу, и пьяные и трезвые, ломились в двери гурьбой, как простые родственники. А теперь пора нам принимать порядки приличных племен, вот к чему мы, тайчиуты, сейчас призываем соплеменников. Пора, пора нам людьми становиться, а то ведь все на нас косятся…

– А что это за порядки приличных племен? – вкрадчиво спросил Ехэ Цэрэн. – Не у найманов ли вы их перенимаете, которых наш брат Есугей наголову разбил семь лет назад или, может быть, у кереитов, которых наши тогда спасали от тех же самых найманов?

– Зря, брат Цэрэн, ты насмехаешься, – сочувственно глядя на него, покачал головой Моричи. – Мы хотим поднять имя монголов выше других племен, чтобы на нас больше не смотрели как на дикие стада без хозяев и пастухов. Пора монголам, наконец, сбиваться в одну стаю, как это было при Хабуле и Амбагае.

– Вон куда вы нацелились, – не сводя с него непримиримого взгляда, сказал Бури Бухэ. – А у нас, у киятов, вы почему не спросили? Потому что Тодоен и Есугей умерли? Думаете, без головы остались и советоваться с нами уже незачем?

– Тодоен и Есугей тут не при чем, – сухо сказал Моричи. – Один был слишком стар, другой был слишком молод. Сейчас из всех нас один Таргудай может взять поводья в племени. Надо уметь соглашаться с неизбежным, а не упираться рогами… Ну, а потом, ведь все мы из одного племени и разве большая разница в том, из какого рода будет хан? Раньше, когда ханом был ваш Хутула, разве мы, тайчиуты, что-то говорили или делали против? Все мы дружно исполняли его повеления. Теперь будет Таргудай, и что вы можете сказать или сделать против этого?

Рассудительный тон Моричи обезоружил киятов и они, не находя слов для ответа, хмуро молчали.

К Таргудаю попали перед вечером следующего дня. Огромная двенадцатистенная его юрта была убрана пестрыми сартаульскими коврами, а сам он восседал на невиданном ранее у монголов возвышении в локоть от земли, покрытом медвежьими шкурами, обложенный ярко расшитыми подушками.

Увидев вошедших киятов, Таргудай сразу похолодел лицом и, высоко подняв голову, неподвижно застыл, ожидая поклонов. Хутугта и Бури Бухэ только преклонили головы, чуть ниже поклонились Даритай и Ехэ Цэрэн. Долго стояли, ожидая приглашения сесть. Таргудай, зло усмехнувшись, ленивым движением руки пригласил садиться.