Эхо Мертвого озера - Рэйчел Кейн

Я киваю и обжигаюсь кофе. Кец – полицейская, Хави – бывший морской пехотинец, и уж они-то умеют заваривать кофе, который поднимет настроение.

– У тебя все в порядке? – спрашиваю я Ланни.

Глупый вопрос, конечно, и она только кривится.

– Что там с нашим домом? – спрашивает вместо ответа. – Что случилось? Кец так ничего толком и не сказала, когда вернулась вчера вечером.

Гвен и я стараемся быть честными с детьми. Важно, чтобы они понимали, в каком мире мы живем и какие опасности нас ждут. Но это не так легко. Ланни уже почти взрослая, и я знаю: нельзя вечно держать ее взаперти. Однако все же ловлю себя на том, что сдерживаюсь и стараюсь тщательно подбирать слова:

– Все примерно так, как Кец сказала по телефону. Много крови, но больше ничего особенного. Понятно, что что-то произошло, но вот что именно – непонятно. Надеюсь, сегодня после исследований криминалисты узнают больше.

Ланни слушает, задумчиво кивая. Одновременно она вынимает из духовки форму с кексами и ставит выпекать вместо нее нечто с виду и по запаху похожее на банановый хлеб. Ланни всегда начинает готовить, когда ей нужно хорошенько подумать.

– Ну и какие у нас планы на сегодня?

– Сейчас приму душ и опять поеду туда, чтобы лучше оценить ущерб и начать уборку.

– Я тоже помогу.

Об этом и речи быть не может. Я точно знаю: Гвен не хотела бы, чтобы дочь приближалась к дому. Не сейчас. Это место преступления. Кроме того, там может быть опасно: мы до сих пор не знаем, что же произошло и кто за этим стоит.

– Тебе лучше остаться здесь.

Ланни поворачивается ко мне лицом, скрестив руки на груди. Она злится.

– Серьезно? И что мне делать? Зачем вообще здесь торчать? Знаешь, ты мог бы просто разрешить мне остаться в Рейне.

– Да, это несправедливо по отношению к тебе, – отвечаю я, признавая право Ланни на негодование. – Прости. Мне правда жаль.

Она ждала отпора, а не сочувствия, и ее злость немного стихает. Ланни смотрит уже не так хмуро.

– Ладно уж, – в конце концов ворчит она. – Но эти кексы для Кец и ее ребенка, а не для тебя.

К счастью, Ланни все-таки смягчается, снабдив меня в дорогу стаканчиком дымящегося кофе и пакетом с еще теплыми кексами. Я выруливаю с подъездной дорожки Хави и Кец, а когда сворачиваю в сторону города, то звоню Гвен.

Едва услышав ее голос, я чувствую спокойствие и уверенность, что все хорошо. Не будь я за рулем, закрыл бы глаза и представил, что Гвен рядом, что можно дотронуться до нее, взять ее руку в свою…

– Все нормально? – интересуется она.

– Да, за исключением того, что весь дом в крови, а наша дочь в ярости, все просто замечательно.

Гвен натужно смеется, но все-таки это смех.

Рассказываю ей то немногое, что узнал с тех пор, как приехал вчера поздно вечером, а она рассказывает о звонке Майка и разговоре с Коннором.

– Как ты? – спрашиваю я, как только она заканчивает.

– Честно? Ужасно. Похоже, из меня плохая мать.

Мне не нравится отчаяние в ее голосе.

– Ты замечательная мать.

– Я постоянно жду, когда все образуется, но этого так и не происходит. Я думала, что Мэлвин наконец остался в прошлом, но только обманывала себя. Мы никогда от него не избавимся. Этого он всегда и добивался, – с горечью говорит Гвен. – Так и остаться в нашей жизни.

– Нет, Мэлвин не победил, – возражаю я. – Конечно, нам еще многое предстоит. И мы делаем это каждый день. Ходим к психотерапевтам, обсуждаем, движемся вперед… Путь долгий, Гвен. С ним не справиться в одночасье.

Она вздыхает:

– Наверное, ты прав.

– Коннор открылся тебе. Это хорошо. Значит, он тебе доверяет. Все наладится, Гвен.

Мы разговариваем, пока я не подъезжаю к дому, и прощаемся. Я сворачиваю на гравийную подъездную дорожку и замечаю, что фургоны криминалистов и полицейские машины исчезли – остались только колеи в рыхлой земле у крыльца и развевающая на двери ярко-желтая лента, обозначающая место преступления.

Ныряю под нее и захожу в дом. В нос сразу резко ударяет густая вонь с приторным металлическим привкусом, от которого першит в горле. От нее никуда не деться, даже если дышать ртом. Я знаю по опыту, что дальше будет только хуже: днем воздух прогреется, и запах усилится.

Сейчас, утром, когда в окна льется яркий солнечный свет, кровь сильнее бросается в глаза, и от этого еще страшнее. Я стою посреди гостиной, пытаясь во всем разобраться, и не могу. Столько крови… Просто немыслимо. Она повсюду – почти на каждом квадратном сантиметре. Что это, если не угроза? Или обещание? Но чье? И почему именно в Стиллхаус-Лейке? Мы очень давно не живем здесь.

Наверное, потому, что этот дом всегда будет связан с Гвен. Здесь она жила, когда Мэлвин Ройял пришел за ней. И когда перестала убегать и прятаться.

Здесь мы с ней и познакомились. Тогда я был связан с «Ангелами», одержим горем и жаждой мести. Я появился, чтобы выследить Гвен и заставить ее признаться в причастности к убийствам Мэлвина. Но вместо этого влюбился в нее.

В этом доме мы стали семьей. По-настоящему начали жить заново.

Когда-то мы позволили Бельденам выгнать нас отсюда. У нас не было другого выхода, но до сих пор не проходит обида на их семью, выжившую нас из города. Наверняка Джаспер Бельден уже прослышал, что мы вернулись, и по какой причине. Интересно, сколько времени он нам даст, чтобы во всем разобраться, прежде чем заявится сюда и напомнит о нашем обещании держаться подальше от Стиллхаус-Лейка.

Вздохнув, начинаю составлять план. Можно попробовать отмыть кровь, но это бесполезно. Крови слишком много, и она слишком глубоко въелась. Лучше все содрать – ковролин, обои, возможно, даже доски на полу. Сделать заново.

Иду на кухню и отодвигаю книжный шкаф у дальней стены, за которым находится металлическая дверь с кодовым замком. Там спрятана «комната страха», которую мы теперь используем как кладовку. Нахожу старый ящик с инструментами. В нем не все, что нужно, но для начала хватит.

Начинаю с ковролина – срываю и выбрасываю вместе с подкладкой. Затем приходит очередь стен. Разрушение, оказывается, даже приятно, и я поглощен им, пока не вздрагиваю от стука в дверь. Снимаю перчатки и тянусь к пистолету в кобуре на боку. Мало кто знает, что мы вернулись в город, но у нас хватает врагов, так что рисковать нельзя.

Подхожу к окну и