Алый флаг Аквилонии. Итоговая трансформация [СИ] - Александр Борисович Михайловский

Но потом нам объяснили, что разделывать туши будут специалистки этого дела, пришедшие из местных кланов, а мы должны только укладывать мясо и шкуры в плетеные корзины и относить их на повозки, а потроха и негодные части туш кидать в реку с коротких мостков. Мне после этого полегчало. Все же потрошить туши самой и помогать при этом - разные вещи.

Тем временем прирученные русскими вождя дикарки шустро принялись за дело. Острые как бритва ножи так и порхали в их руках. Руководила процессом одна рослая девица, лучше других знающая по-русски, и ее, будто в насмешку над нами, называли леди Наталья. Нас разделили на пары, по одной на большую корзину, и мы принялись за этот адский кровавый труд. Никого не волновали наши стенания. Поначалу мне приходилось бороться с тошнотой, глядя, как блестящие кишки вываливаются из рассеченных ровным разрезом животов лошадей и верблюдов, как шкура, подрезаемая ловкими движениями, отделяется от красной плоти, как отрезанные лошадиные головы скалятся и глядят мертвыми глазами...

В воздухе густо пахло кровью. В небе парили стервятники... Рядом с нами как равные с равными трудились даже жены самых важных местных начальников, и при этом никто не роптал. Все старались в полную силу. Все были исполнены осознанием важности своего дела и работали молча и сосредоточенно.

И тут я впервые невольно восхитилась вождями этого народа. Они могли оставить эти трупы, ничего с ними не делать - и их бы склевали стервятники, а остальное догнило бы в этом поле. Но они решили, что все это не должно достаться птицам, не должно сгнить и пропасть - потому-то на эту работу подняли всех, кого только можно. Такая хозяйственность была мне по сердцу. И то, что нас использовали в качестве рабочей силы для столь неприятной и тяжелой работы, было необходимостью, продиктованной заботой обо всех остальных людях, включая и нас самих. Мясо, которое мы спасаем сегодня, уже завтра станет нашей едой.

Другие люди, в основном мужчины, в это время разоблачали тела убитых врагов, снимали кольчуги, панцири и одежды, и складывали нагие тела в штабель, будто дрова. Они охапками таскали на повозки сабли и копья, и все это тоже увозили на территорию поселения. Глядя на это, я вновь восхитилась вождями. Они смогли защитить свое маленькое государство, победив превосходящего противника! Значит, они чрезвычайно умны, отважны и дальновидны. При этом они суровы и беспощадны к врагам. Страшно подумать, что было бы, дай они хоть малейшую слабину...

А ведь дикари, напавшие на наше поселение, наверняка были уверены, что без труда одержат победу... и при таком исходе нас не ждало бы ничего хорошего. Дикие и неистовые, они принялись бы творить чудовищные зверства, как делали это когда-то воинственные индейцы, разоряя поселения белых поселенцев... Что было бы тогда с нами? Думая об этом, я всякий раз ощущала леденящий озноб. И непроизвольно в моем сердце возникала признательность к вождям этого места. Странно это было: еще совсем недавно я ненавидела их и возмущалась, что они попрали все человеческие устои, но теперь благодарность переполняла меня. Дикари понимают цивилизованных людей, только если те разговаривают с ними на языке ружей и пушек.

Не знаю, осознавали ли все это остальные «глиномесительницы», включая и леди, и простолюдинок (их русские почему-то называли диссидентками, то есть отщепенками), но, судя по их молчаливой углубленности в себя, в их мозгах тоже происходила определенная работа, если, конечно, у них есть мозги.

Собственно, ход моих мыслей был довольно вдохновляющим. До меня дошло, что никто не хочет унизить нас лишний раз, отправляя на разделку туш. Это не изощренное издевательство, а необходимость - ведь рабочих рук не хватает, а мясо нужно сохранить и запасти во что бы то ни стало, раз уж оно само свалилось на голову. Эта рачительность вождей тоже очень импонировала мне. Очевидно, ничего не пропадет в их хозяйстве. И мясо, и шкуры, и даже такие полные дуры, как наши диссидентки - все пригодится. Нас наказали за то, что сделали наши мужчины (и я даже могу признать, что это наказание в чем-то было справедливым), а этих - только за глупость и упрямство, которые недопустимы в этом диком мире. Если тебе говорят, что это поселение устроил сам Бог, собрав сюда людей из разных времен и стран, то не упрямься, согласись, что это так и есть, а не тычь русским начальникам в лицо своими замшелыми преставлениями.

Было отрадно видеть, что вместе с нами работают и довольно высокопоставленные особы - жены вождей и так называемые «матроны», - и все они выкладываются по полной. Все тут были равны, все делали одно общее дело, и не требовалось никаких надсмотрщиков с плетью, чтобы люди старались изо всех сил.

Очень скоро мы с моей напарницей Нэнси Кэмерон приноровились к этой работе. Оказалось, что таскать тяжелый груз, даже при нашей новой силе - не такое простое занятие. Если сбиться с шага, то корзина начинает раскачиваться, норовя перевесить на одну сторону и опрокинуться. Никакой тошноты от запаха парного мяса я уже не ощущала (да и было чувство скорее психологическим, а не физическим). И теперь я смотрела на все происходящее другими глазами: для меня это были не мертвые животные, а вкусная еда и будущая теплая одежда...

Нам было не до того, чтобы смотреть по сторонам (а то и споткнуться можно), но все же я заметила, что неподалеку от меня в паре с молодой женой главного русского начальника трудится Барбара Пирсон. Знакомая злоба забурлила в моей душе, стоило мне увидеть ее. И вроде бы мы с ней были сейчас в одинаковом положении, но воспоминание о том, как она, довольная, ходила в компании местных сливок общества, совершенно не замечая меня, вызывали бешенство в моей душе. Ишь ты, самая умная! Ловко подсуетилась, вошла в доверие! И ведь по-прежнему продолжает меня не замечать... словно я пустое место... Ни взгляда, ни кивка в мою сторону... Вот ведь дрянь!

Уже давно стемнело, в небе взошла полная луна, а мы все продолжали работать. Судя по всему, о ночном отдыхе можно было не мечтать. Пока не останется ни одной неразделанной туши, работа будет продолжаться. А им, этим тушам, еще конца-краю не видно... Я очень устала. Но не стоило показывать свою слабость тем, кто рядом, раз уж я у них за старшую.

Было далеко за полночь, когда