Диверсант № 1. Наш человек Судоплатов - Валерий Большаков

Но Костя не собирался уходить. Чуть приподняв «арочку», он резко бросил самолет в разворот навстречу немцам.

– Ты что творишь? – закричал бомбардир.

Но Збитнев рассчитал точно: они так быстро разминулись с «Мессерами» на встречных курсах, что немцы просто не успели открыть огонь.

– Что? Съели кошкин хвост? Докладывайте, где истребители?

– Не видим. Скрылись в дымке.

– То-то!

– Командир! Командир! – закричал радист. – Снизу заходят четыре «Мессера»! Дистанция – три километра! Атакуют с двух сторон!

– Эф-три! – сказал бомбардир. – Твоя левая пара, моя правая. Да не спеши! До них еще две тысячи метров. Подпускай поближе. Береги патроны! Маневр влево!

«ШКАС» заколотился от выстрелов. На крыльях немецких истребителей тоже засверкали огни, и трассирующие цепочки снарядиков и пуль протянулись к бомбардировщику. Поздно! Збитнев успел направить «арочку» вниз. Застучал крупнокалиберный пулемет радиста. Вторая пара «Мессершмиттов» отвернула, не стала связываться.

– Заходят сверху и снизу! – крикнул Филиных.

Грудью навалившись на пулемет, он буквально впился глазами в кольца прицела.

– Ближе! Ближе! Во! Маневр влево!

– Осторожно действуют, издалека…

Рядом с кабиной пронесся убийственный вихрь огня, а вслед за ним в развороте промелькнули «худые» фюзеляжи истребителей.

– Маневр вправо!

Басовито застучал люковый пулемет, и вдруг «арочка» резко задрожала: правую плоскость крыла прошила очередь – в дюрале появились зазубрины рваных дыр. Пули пробили фонарь кабины, через его дыры врывался шипящий воздух. А гитлеровцы заходили еще раз. Судоплатов часто дышал, сердце колотилось, от напряжения подступала усталость. Прорвемся?..

– Слушай, Эф-три! Как там у тебя?

– Патроны кончаются, командир!

– Продержись! До фронта еще каких-то полста километров!

Справа и слева от самолета мелькнули огненные злые молнии, и «арочка» задрожала от новых попаданий. На правой плоскости крыла появились большие дыры, а из разбитого мотора вырвались языки пламени.

– Командир! Горим! Крыло разбито, хлещет бензин!

– Не отвлекайся, Эф-три, бей фашистов!

Збитнев попытался сбить пламя: он убрал газ и заскользил на крыло.

– Ну как? Пламя есть?

– Еще сильнее! Охватило всю плоскость!

Самолет сотрясся, и бомбардир с размаху ударился о прицел, сполз, хлюпая кровью. Прямо над собой Судоплатов увидел желтое брюхо и черные кресты фашистского истребителя: тот подошел вплотную, чтобы добить упрямых русских. Филиных, кряхтя, привстал и, повернув ствол «ШКАСа» в сторону ненавистных крестов, нажал гашетки. Длинная очередь скорострельного пулемета пропорола брюхо врага, тот вспыхнул и стал валиться вниз.

– Экипажу оставить самолет! – приказал Збитнев. – Всем прыгать немедленно! Прыгать всем!

– Прыгаю! – донесся голос Прядкина.

– Срывайте фонарь! Быстрее!

– Бомбардир ранен! Он без сознания!

– Ах ты…

Фонарь приподняло, мощная струя воздуха сорвала его, отводя пламя и дым. Самолет несся к земле под большим углом. Збитнев рванул штурвал на себя. «Ар-2» приподнял нос и вышел из пикирования, понесся над землей. Холм?! Самолет сделал горку – за козырьком кабины блеснула синь небес, и сразу снег в черных проталинах. Чудовищный удар сотряс «Ар-2», с приборной доски брызнули осколки стекла. Грохот и металлический скрежет заглушили все звуки – и тишина. Збитнев вскочил, схватился за борт кабины, хотел выпрыгнуть, но его удержал не отстегнутый шнур шлемофона. Командир оборвал шнур.

– Саша! Саша! Товарищ старший майор!

Судоплатов с кряхтеньем выбрался из самолета и заковылял к передней кабине.

– Саша!

Бомбардир неподвижно лежал на полу.

Костя загрохотал кулаком по дюралевой обшивке кабины.

– Да отзовись же, Саша!

Но тот не шевелился. Судоплатов отвлекся, замечая в небе белый куполок парашюта. Збитнев разбил плексиглас и, обдираясь в кровь, протиснулся в дыру. Филиных застонал, очнулся.

– Сашка!

С помощью Судоплатова и Збитнева бомбардир протиснулся. Спеша и спотыкаясь, летчики и их пассажир побежали прочь. Очень вовремя – раздался оглушительный взрыв, и воздушная волна опрокинула людей в снег. Взорвались бензобаки. Филиных со стоном сунул разбитое лицо в снег – тот порозовел – и медленно выпрямился. Выпрыгнувший Прядкин приземлился буквально в десяти метрах от самолета, да так, что непогашенный купол закинуло на пылавший самолет, и «ПЛ-4» вспыхнул. Мигом освободившись, радист захромал к своим.

– Как вы? Живы?

– Точно не скажу… – простонал Филиных.

– Что сверху видал, Эф-три?

– Линия фронта близко совсем!

– Близко – это сколько?

– Километров десять!

Судоплатов отряхнулся, проверил, в кобуре ли верный «тэтэшник», и скомандовал:

– Подъем, товарищи, и шагом марш.

Сводка Совинформбюро за 25 декабря 1941 года:

«В течение 25 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах.

На ряде участков Западного, Калининского и Юго-Западного фронтов наши войска, ведя бои с противником, продолжали продвигаться вперед и заняли ряд населенных пунктов.

За 24 декабря уничтожено 34 немецких самолета. Наши потери – 11 самолетов.

Наши части, действующие на Калининском фронте, за один день боев освободили от немцев 50 населенных пунктов и захватили 10 вражеских танков, 18 орудий, 68 автомашин, 25 пулеметов и крупный патронный склад».

Глава 29

Новый год

Уходить сразу не стали – Судоплатов затеял делать снегоступы. Из пары гибких ветвей получилась основа, которую с помощью парашютных строп и стропореза оплели сеткой, а ремнями все от тех же парашютов прикрепили к ноге. Павел сказал, что лучше нынче потратить час, чтобы потом быстрее шагать, а не проваливаться в снег по колено, выбиваясь из сил. Тем более что парашюты были у троих, хватило и на Прядкина – радист чувствовал себя неловко. Один же выпрыгнул, остальные-то так и летели до самого конца. Судоплатов посоветовал Прядкину не маяться дурью.

Белый парашютный шелк помог замаскироваться – им обмотали обувь, закутались, как в плащи. А вот с оружием было сложнее – у Павла в кобуре лежал «ТТ», а у Збитнева – трофейный «Вальтер». И это все.

– Ничего, – успокоил летчиков Судоплатов, – ближе к передовой полно автоматов, они за ремни подвешены к немцам. С них и снимем. Пошли!

Ходить в снегоступах было непривычно и не слишком удобно, однако без них – гораздо хуже. Зима 41-го года выдалась на редкость суровой, благо Павел не расставался с бурками, а летуны и вовсе были упакованы в унты.

– Главное, чтобы ноги в тепле… Санька, ты как?