Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Научные и научно-популярные книги » Культурология » Классическая русская литература в свете Христовой правды - Вера Еремина

Классическая русская литература в свете Христовой правды - Вера Еремина

Читать онлайн Классическая русская литература в свете Христовой правды - Вера Еремина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 206
Перейти на страницу:

И Достоевский вкладывает в уста отца Ферапонта выражение – “а днесь, вот и провонял”. Достоевский применил даже аксимаронное сочетание в языке: торжественное слово “днесь” и самое бытовое “провонял”.

Ферапонт же и объясняет тот факт, что Зосима “естество предупредил” – “А он, мол, вареньем услаждался, чаем сладобился, конфетами прельщался” (Зосима на самом деле угощал гостей).

По поводу пищи апостол Павел говорит (Фил.4.).

12Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии и в недостатке. 13Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе.

Поэтому для монаха и новоначального конфеты могут быть к искушению, только когда человек находится на другой ступени духовного восхождения, когда “имеющие, как не имеющие”, когда люди, как апостол Павел, умеют без вреда жить в скудости, умеют, то есть без вреда, жить в изобилии.

Духовник преподобного Амвросия вспоминает, что Амвросий каялся со слезами и с биением себя в грудь в не очень строгом посте, вроде там кусочек селёдки и так далее.

Если человек прежде всего не просто пред Господом, но ещё и сам себя не может иначе расценивать, как великого грешника, то есть держит своё ум во аде, но не отчаивается, тогда вступают в силу другие факторы, например, что любовь выше поста. Для рядового члена Церкви, но требовательного к себе, остаётся тоже апостольское – “все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не ни что не должно обладать мною”.

Монастырская тема в романе “Братья Карамазовы” не только плодотворна, но ещё и полна внимательного наблюдения, которое оказалось очень полезным и для монахов настоящих и прошедших длительный искус и даже для старцев. Поэтому, например, не давно прославленный старец Алексей Зосимовский внимательно читал монастырские главы романа “Братья Карамазовы” и страшно боялся повести “О великом инквизиторе”, то есть чувствовал, что не в силах этого поднять.

В повести “О великом инквизиторе” речь идёт о католической церкви, но в уме-то у Достоевского всегда – Церковь православная.

Протоиерей Георгий Флоровский в работе “Пути русского богословия” рассматривал тему великого инквизитора. Тема великого инквизитора в сущности тема любви, но с растворённым презреньем, а не уважением.

Любовь, в которой нет уважения к свободе другого, любовь, которая заведомо на первое место ставит себя, а своего любимого – на последнее, она и приводит к инквизиторскому статусу.

Алёша у Достоевского что-то такое сумел наблюсти, поэтому, поминая отца Паисия, говорит – “Нет, ведь, отец Паисий говорил даже что-то вроде твоего, то есть, конечно, совсем не то”.

Человек, прежде всего, церковный начальник начинает управлять своими, так сказать, подведомственными без Божия руководства, без вопрошания ко Господу; начинает разбираться с ними своим умом, да ещё не уважая их – вот и есть великий инквизитор.

Великий инквизитор – это презирающая любовь, но исток всей деятельности великого инквизитора это всё же любовь, так как ни о каких земных благах он и не помышляет (это иссохший старец эпохи), и ни какой одежды у него, кроме уставной нет, и ни каких родственников, которых бы он хотел обогатить, как Александр Борджия, он не имеет. Этот деятель в католической церкви сравним с Григорием VII, тоже упомянутым в романе, про которого его сподвижник кардинал Дамиани говорил – “святой сатана.

Фёдор Михайлович Достоевский – сын Церкви и пребывал им таковым до последнего своего вздоха. И умер Достоевский не просто как благочестивый христианин, но в полном сознании, в полном своём руководстве как бы управляет своими последними часами и минутами.

Доктор, знавший Достоевского, не нашел в его состоянии ни какой опасности. Кровь, которая пошла горлом – это что-то вроде от давления (вместо инсульта), но вот он открыл Евангелие, главным образом для утешения Анне Григорьевны, и нашлось место, где были слова перед распятием “не удерживай” – Достоевский тут же обратился к жене и сказал – видишь, и Евангелие говорит, что не удерживай, значит я умру. Достоевский настоял, чтобы к нему немедленно пригласили священника и именно из ближайшей церкви – Владимирской иконы Божием Матери (метро “Владимирская” переход на станцию “Достоевская”).

Священник пришёл, исповедовал его, причастил и Фёдор Михайлович в полнейшем сознании, простился с женой, поблагодарил ее за счастье и служение и тихо, спокойно отошел ко Господу.

У Анны Григорьевны, может быть из-за некоторой части шведской крови, видимо, были некоторые способности гадалки, так как она обещала Достоевскому, что тебя будут отпевать два архиерея, что похороню тебя не на литературных подмостках Волкова кладбища, а в Александро-Невской Лавре возле могил Карамзина и Жуковского, которых ты любил. Так всё и совершилось. Отпевали Достоевского два Петербургских викарных архиерея, похоронили в Александро-Невской Лавре на Тихвинском кладбище. На кресте были написаны, столь любимые слова из Евангелия: “Истинно, истинно говорю вам, аще пшеничное зерно, падши на землю, не умрет, то останется одно, аще же умрет, то принесет много плода”. (В наше время к нашему стыду останки Достоевского были перенесены в некрополь).

Жизнь Достоевского принесла настоящие, большие плоды. Подъём религиозного и церковного движения среди верхних слоёв русской интеллигенции: издательство Морозовой Маргариты Кирилловны, издательство “Путь”, “Новый путь”; журналы религиозно-философских собраний; религиозно-церковное движение в эмиграции – это всё не мыслимо без такого предварительного основания, камня духовного, как внутренний и христианский подвиг Фёдора Михайловича Достоевского.

Лекция №25.

Лев Николаевич Толстой.

Начало.

Толстой создал толстовство, но у нас появился в советское время термин “достоевщина” и то, “достоевщина” – это тон и дух его произведений.

“Толстовство” – это определённое социальное явление: были толстовцы и были толстовки, также как были хлыстовцы и хлыстовки, то есть это – целая общественная группа последователей, которые частью объединялись вокруг издательства “Посредник”[104]; частью весь этот социальный контингент корреспондентов, последователей, размахивающих его брошюрами и статьями последнего периода (после 1879 года) – это всё входило в естественную общественную формацию. Ничего подобного толстовству "достоевства" не было (и не мыслимо).

У Достоевского были люди, которые были обязаны ему своим душевным переворотом и их много. Из больших исторических лиц – это Владимир Соловьёв, Розанов, физиолог Павлов, но дело в том, что Достоевский оборачивал их не к себе, а ко Христу. Достоевский действовал во имя Христово, Толстой, к сожалению, с самого начала и до самого последнего вздоха действовал во имя своё.

Это действие - “во имя своё” объективно явилось основанием толстовства, что бы человек сам о себе не полагал.

Толстой родился в 1828 году (то есть Достоевский старше его на семь лет). Отец Толстого Николай Ильич Толстой – активный участник войны 1812 года. В некоторых дешевых литературных изданиях можно прочесть, что он – прототип Николая Ростова, но это не так. Скорее на Николая Ильича похож Петя Ростов, если бы он остался жив.

Война 1812 года в наших школах совершенно перекорёжена. Например, почти вдвое увеличены наши потери при Бородине. В 1813 году была битва под Лейпцигом (У Грибоедова про орден есть стихотворение за 3 августа 1813 года “Засели мы в траншею, ему дан с бантом, мне на шею”). В то время наши союзники Австрия и Пруссия нас тогда предали и их войска убежали до начала сражения. Русская армия попала в сражение вместе с обозом – погибло очень много: под Бородином – 70 тысяч, а тут число погибших более 140 тысяч.

Николай Ильич Толстой при сражении под Лейпцигом попал в плен, бежал из плена.

Когда я читала “Войну и мир”, то никак не могла понять за что Соня любит Николая Ростова, за что любит княжна Марья – это понятно, так как это – комплекс электра: она просто сильно засиделась.

Причём, Электра в трагедии Эсхила и особенно “Жертва у гроба” (Хоефоры) (трилогия “Агамемнон”, “Хоефоры”, “Эвменида”) в детстве тяготела к отцу, то когда ее мать Клетеместра, выйдя замуж второй раз, не выдавала Электру замуж, чтобы дочь не могла, вырастив своих детей, направить их на месть Эгисту и самой Клетеместре. Поэтому, Электра до того дошла в своём запоздалом девстве, что убить мать для неё уже ничего не стоило.

Это явление хорошо известное не только в психологии, но и в психофизике получило название “комплекс Электры”.

Соня, которая полюбила Николая Ростова в юности, - не понятно, а вот за что Татьяна Александровна Егорская (так называемая, Туалет), всю жизнь любила Николая Ильича Толстого понятно.

1 ... 58 59 60 61 62 63 64 65 66 ... 206
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Классическая русская литература в свете Христовой правды - Вера Еремина торрент бесплатно.
Комментарии