Чингисхан - Мишель Хоанг

Не нужно забывать, что Чингисхан, маскируя свое стремление к трофеям и власти, выдвинул в качестве повода для вторжения в Китай месть за своих предков, казненных цзиньскими властями. Когда к нему был приведен Елюй Чу-Цай, хан заявил ему, что пленник видит в нем победителя и мстителя за киданей, свергнутых рузгенами из цзиньской династии в 1122 году. Но вместо того чтобы выразить благодарность, Елюй Чу-Цай ответил, что уже три поколения его семьи служили цзиньской династии с величайшей преданностью и что ему трудно изменить отношение, переменив хозяина. Этот гордый ответ понравился Чингисхану, по-прежнему очень высоко ценившему чувство верности, даже если оно относилось к противнику: Елюй Чу-Цай, высокий, с длинной бородой, благородный, произвел на него сильное впечатление. Смелая откровенность киданя внушила ему уважение.

Оба они были монгольского происхождения, и эта общность корней, конечно, также сыграла свою роль в том, что таких разных людей связали самые сердечные отношения. Один, среди далеких предков которого, может быть, были пастухи, достиг высочайшего положения благодаря своей глубокой культуре. Другой, бывший коневод и сын мелкого дворянина, также поднялся по ступеням власти, правда, с помощью совсем других средств. Они будут вместе до конца своих дней.

Итак, в 1215 году, когда Чингисхану было уже лет шестьдесят, при его летучем дворе в степях Монголии появился Елюй Чу-Цай. Бывший советник государя Утубу владел искусством, которое, конечно, глубоко поразило хана: форма гадания, существовавшая в Китае при династии Инь (Шан), за пятнадцать веков до Рождества Христова и, видимо, еще раньше, в эпоху неолита; ее находят у древних тюрко-монгольских народов. Рубрук и Рашидаддин отмечают ее также у киданей. Это гадание состоит в том, что берут лопатку недавно убитой овцы, козы или даже оленя, тщательно очищают и обжигают на огне, «упорно думая» о том, что нужно узнать. Затем гадающий на лопатке расшифровывает трещины, образовавшиеся на кости под воздействием огня, в соответствии с кодом, известным ему одному. Китайцы династии Инь постоянно прибегали к этому способу гадания, используя также длинные кости и панцирь черепахи. Во многих случаях гадальщик записывал с помощью стилета вопрос, на который хотел получить ответ. Конечно, Елюй Чу-Цай продемонстрировал свой дар предвидения при дворе хана. Кроме того, он обладал бесспорными познаниями в медицине, поразившими монголов, так как ему удалось вылечить многих раненых, считавшихся безнадежными, и справиться с эпидемиями.

Настоящий интеллектуал и разносторонний ученый, Елюй Чу-Цай был, конечно, яркой личностью, и его долгий политический опыт, приобретенный во дворце Цзиней, позволял ему проложить себе дорогу к трону великого хана. Благодаря влиянию, которое он приобрел при дворе Чингисхана, ему, без сомнения, удавалось умерить варварство Тэмуджина и его полководцев. «Вместо того, чтобы разрушать города, нужно, — говорил он, — разрушив укрепления, способствовать их развитию, так как они являются источником богатства». Открыто утверждая, что выгоднее собирать налог с населения, чем пускать в ход саблю, Елюй Чу-Цай говорил на языке, намного опередившем его время. Непонятно, как этот человек согласился служить великому хану. Был ли он вынужден это сделать, чтобы спасти свою жизнь или жизнь близких, ставших заложниками? Надеялся ли он убедить монгольского монарха в справедливости морали, которую ему не удалось привить в цзиньском Китае, и стать апостолом своего рода «реформизма варваров»?

Китайские источники, повествующие о встрече монгольского хана с просвещенным аристократом, которым, по-видимому, был Елюй Чу-Цай, несвободны, конечно, от некоторого приукрашивания. Бывший советник Утубу играет роль одновременно двусмысленную и непонятную: киданец, он становится соратником рузгенов, видимо, следуя семейной традиции, затем появляется в роли своего рода цензора Чингисхана, победившего его бывших хозяев. Шел ли он путем учителя Куна — Конфуция, — реформатора, проведшего большую часть своей жизни в поисках властелина, который согласился бы доверить ему княжество, где он мог бы применить на практике свое учение? Во всяком случае, после смерти Чингисхана, Елюй Чу-Цай продолжает приобщать Угедея, преемника великого хана, к политическому руководству. Без сомнения, Елюй Чу-Цаю не всегда удается — далеко не всегда — смягчить чрезвычайную жестокость военных методов монгольского принца, но хотя бы убедить его, что она должна иметь предел и что кочевники не должны систематически уничтожать оседлые государства.

Став властелином северного Китая и его пятидесяти миллионов подданных, великий хан применял некоторые административные меры, существовавшие в этой стране. Писцы, секретари канцелярии и переводчики, работавшие в Орде великого хана, играли все возраставшую роль при летучем дворе хана. Расширение монгольской империи требовало создания корпуса послов и гражданских должностных лиц. В ходе побед значительные трофеи переправлялись целыми обозами, состоящими из повозок, в собственно Монголию, где «конторы» счетных работников, служащих казначейства и экспертов занимались подсчетом и распределением этих внезапно приобретенных богатств. Чиновники были почти все уйгурами, киданями или китайцами. Все в разной степени эволюционировали под влиянием китайской цивилизации. Мало-помалу, они стали необходимой частью монгольского двора и образовали костяк будущей чингисидской администрации.

Глава XI

МРАК НАД СТРАНОЙ «ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ»

После вторжения монголов мир пришел в беспорядок как волосы эфиопа. Люди стали подобны волкам.

Китайская война длилась уже пять лет. Она продолжится до 1234 года. Но Чингисхан вместе со своим генеральным штабом не участвовал в ней с января 1217 года, оставив своего верного товарища по оружию Мукали (дав ему титул вице-короля Маньчжурии) ответственным за операции в Северном Китае. Неутомимый наездник, он займется организацией своих полков, вводя в них большое число киданей и китайцев, черпая их из людских ресурсов густонаселенного Китая. Он погибнет в бою в 1223 году. Цзини погрязли в двадцати безрезультатных сражениях; эта затянувшаяся война уничтожает их живую силу, в то время как их территория все больше суживается вокруг императорской столицы Кайфына. Династия рузгенов еще правит в Хэнани и в отдельных областях Шэньси, Шаньдуна и Шаньси, хотя значительная часть этих провинций вышла из под ее контроля.