Незнакомцы на мосту - Джеймс Донован

Я начал следующим образом:

— Поскольку стоящие перед судом вопросы были детально изложены в записке, мне представляется, что, начав с краткого объяснения обстоятельств, не входящих в дело, я могу оказать суду наибольшее содействие.

Прежде всего с точки зрения тех вопросов, которые стоят перед судом, теряет всякое значение то обстоятельство, является или нет ходатай Абель советским шпионом. Когда он, находясь в Техасе, полагал, что его вышлют из страны, он заявил, что является советским гражданином и что в течение девяти лет незаконно находился в США, проживая под различными вымышленными фамилиями. В результате обыска и наложения ареста на имущество, произведенных в связи с этим делом, были обнаружены коротковолновая радиоаппаратура, карты оборонительных зон США, пустотелые монеты и другие контейнеры с микрофильмами на русском языке. Он пытался получить помощь от Советского правительства, которое заявило, что ничего не знает о его существовании. Все это с полным основанием позволяет заявить, что разумные присяжные вполне могли прийти к выводу, что этот человек является русским шпионом.

Этот вывод совершенно не связан с вопросом о том, была ли его виновность доказана на основе достаточных улик так, чтобы не оставалось разумных оснований для сомнения в предъявленных ему обвинениях. Короче говоря, вопрос сводится к тому, была или нет предоставлена Абелю возможность воспользоваться должной юридической процедурой.

Во-вторых, это не такое дело, по которому адвокат ходатая считал бы нужным доказывать, что ФБР и родственный административный орган, Управление иммиграции и натурализации, допустили вопиющие нарушения гражданских свобод какого-то лица. Действительно, многие люди в Соединенных Штатах Америки и, пожалуй, некоторые из участвующих в этом суде могут быть весьма обеспокоены фактами, связанными с этим делом, а также тем, что сообщается в книге «История ФБР», которая цитируется в моей записке: «зачастую тайные методы необходимы для того, чтобы раскрыть тайную деятельность, например для того, чтобы завладеть дневником шпиона или секретными документами.

Федеральный суд может не принять в качестве доказательства то, что написано в дневнике, но в нем может содержаться информация…», где, очевидно, говорится, что незаконные обыски и изъятие имущества постоянно производятся ФБР.

Однако я хочу разъяснить, что отмена приговора, чего я добиваюсь от суда, не обязательно должна основываться на том, что гражданские свободы этого человека были нарушены. Другими словами, мое обращение к суду было бы таким же правомерным, даже если бы мы исходили из неоправданного, по моему мнению, предположения, будто ФБР каким-то удивительным образом может осуществлять на законном основании обыски и изъятие имущества, нарушающие Четвертую поправку.

Затем я развил тезис насчет того, что в середине июня 1957 года министерство юстиции оказалось перед дилеммой: арестовать Абеля и предъявить ему обвинение в шпионаже в пользу иностранного государства, как это предписывают федеральные законы, или тайно арестовать его и попытаться заставить перейти на нашу сторону.

Необходимо было сделать выбор, и он был сделан, в связи с этим я утверждаю, что, даже если бы министерство юстиции обладало подобными чрезвычайными правами на осуществление незаконных обысков и арестов, оно не могло бы сначала идти по дороге тайной — затеять игру и проиграть ее, когда Абель отказался сотрудничать, — а затем пытаться пойти по другой дороге, по дороге нормальной административной процедуры, пытаясь на словах воздать должное справедливой юридической процедуре.

Кроме того, это дело не связано с вопросом просто об изъятии некоторых вещей, которые впоследствии были использованы в качестве доказательств для вынесения обвинительного приговора. Невозможно избежать того простого факта, что этот человек и все его имущество исчезли здесь, в Соединенных Штатах Америки, на несколько дней.

В результате предъявления доказательств, полученных путем незаконного обыска и ареста — незаконного, поскольку ордер на обыск не был выдан, — этот человек был обвинен в преступлении, предусматривающем смертную казнь. Уголовное следствие, ведущееся с помощью подобных методов и практики, может иметь место только в полицейском государстве.

Мое выступление и затем ответ на аргументы, выдвинутые обвинением, заняли полтора часа. Последнюю часть моего выступления пресса сочла возможным цитировать:

«В отличие от вышеизложенного, в данном случае в основе нашей аргументации лежат простые и ясные положения Четвертой поправки к Конституции США, являющейся частью Билля о правах. Эта поправка была принята ввиду требований многих штатов, опасавшихся слишком сильного центрального правительства и задерживавших ратификацию конституции до тех пор, пока в нее не будут включены соответствующие гарантии.

Осуждение этого человека за преступление, наказуемое смертной казнью, на основе доказательств, добытых подобным путем, следует просто сопоставить с незамысловатыми, но обязательными для нас предписаниями Четвертой поправки: «Право народа на охрану личности, жилища, бумаг и иму-ществ от необоснованных обысков или арестов не должно нарушаться…»

С самого начала обвинение утверждало, что арест, произведенный утром 21 июня, был законным, а поэтому законным являлся и обыск. «Нет разумного основания проводить различие между арестами в целях депортации и арестами за совершенное преступление… должны существовать какие-то полномочия производить обыск в связи с арестом, осуществляемым по ордеру иммиграционных властей», — так говорил заместитель министра юстиции Рэнкин.

Я направил Абелю экземпляры всех записок, представленных обвинением. Все они вызвали с его стороны не очень острую критику. Когда он прочел приведенные выше слова, сказанные на заседании Верховного суда, он написал: «Обвинение, по-видимому, придерживается здесь той же идеи, что и в представлявшихся им ранее записках, пожалуй, исходя из предположения, что то, что удавалось раньше, удастся и впредь».

Настаивая на том, что обыск был законным, заместитель министра юстиции теперь говорил:

— Когда на законном основании производится арест, обыск в связи с произведенным арестом лиц и помещения, в котором они находятся, без ордера, а также изъятие предметов, которые могли быть изъяты в случае, если бы обыск производился на основании ордера, не являются антиконституционными.

Председатель суда Уоррен задал заместителю министра вопрос:

— Полагали ли власти в момент ареста, что они в ходе обыска получат достаточно доказательств для подтверждения обвинения в шпионаже?

— Считалось весьма маловероятным, — сказал заместитель министра Рэнкин, — что на это можно рассчитывать, имея дело с таким опытным человеком, как Абель. Трудно было предположить, что такой опытный человек станет оставлять улики, которые могут быть использованы против него.

Я был озадачен. Разве Хэйханен не сообщил им, что они могут найти? И разве нельзя предположить, что агенты, находившиеся в номере по соседству с номером Абеля в гостинице «Латам», проскользнули незаметно в номер 859, когда полковник находился в районе Бруклина, где сотрудники ФБР наблюдали за ним через бинокль?

В своем выступлении я сообщил суду, как сотрудники ФБР ворвались в номер Абеля, назвали его «полковником» и пытались добиться согласия «сотрудничать» с ними. Никакого ареста не было бы и представители иммиграционных властей ждали бы в холле, если бы Абель согласился работать на правительство Соединенных Штатов Америки.

Когда я дошел до этого момента, судья Франкфуртер спросил меня, не считаю ли я обязанностью каждого гражданина, в том числе и Абеля, сотрудничать с представителями облеченных властью органов, таких, как ФБР.

— Что бы вы сделали при подобных обстоятельствах? — спросил он.

— Господин судья, — сказал я, — если бы кто-нибудь ворвался в мой дом без ордера в семь часов жарким летним утром, когда я голым спал поверх простыни, я просто не знаю, что произошло бы. Но, пожалуй, скажу следующее: они бы поняли, что попали в передрягу.

Франкфуртер сухо заметил:

— Я в этом не сомневаюсь.

Все это вызвало смех среди судей и публики.

В своем заявлении заместитель министра юстиции подчеркивал, что это дело связано с вопросами национальной обороны.

Когда закончились выступления сторон, суд принял апелляцию к рассмотрению. Затем председатель суда от имени всего суда тепло поблагодарил защиту. Он сказал:

— Полагаю, что за все время моей работы в этом суде никто не выполнял более трудной, требующей самопожертвования задачи. Мы чувствуем себя обязанными вам и вашему помощнику. Нас очень радует, что члены Ассоциации адвокатов готовы взять на себя выполнение такого рода общественной обязанности в подобном деле, которое в обычных условиях было бы для них неприятным.