Нелинейная зависимость - Дмитрий Янковский

— Все, двигай. Шагай, говорю!

— В ночной рубашке?

— Не твоего ума дело. Скажу, и голышом побежишь.

Андрей понял, что спорить бессмысленно, а подступающий ужас ситуации заставил мозг работать на повышенных оборотах. От недостатка информации становилось еще страшнее.

«Я три дня пролежал в одной палате с убийцей, — думал Андрей, неловко перебирая ногами. — Что ему от меня нужно?»

— Ты можешь передвигаться быстрее? — начал злиться дядя Коля.

— Мне мешает ночная рубашка. — Андрей тоже не удержался. — Я привык ходить в брюках, а не в платье!

— Можешь снять, — безразлично сказал дядя Коля.

Андрей промолчал, прикидывая, сколько ему еще придется оттягивать время. Позади с тихим шумом сползло на пол мертвое тело Володи.

Еще в университетской общаге среди его друзей был придуман условный знак — простой, эффективный и малозаметный для постороннего уха. Сигнал, заставляющий собеседника понять, что делать надо не то, что говорят сейчас, а то, о чем договаривались заранее. Но с коррективами на неудачно сложившиеся обстоятельства.

Допустим, звонит студент на вахту общаги, просит позвать одного из знакомых и сообщает, что на часик задержится. Но через часик вахтерша уже никого постороннего не пустит. Значит, надо ответить: «Облом. Мы расходиться собрались. Расходимся. Так что в следующий раз».

Но это лишь для ушей вахтерши. На самом деле повторение чуть разной по форме, но одинаковой по смыслу фразы означает — все нормально, мы собираемся пить до утра, но вахта закрыта. Поднимайся по водосточной трубе.

В ответ на это надо ответить таким же повторением: «Понятно. Я понял».

И все будут знать, что надо готовить еще один стакан.

Андрей боялся, что Пашка может не помнить старого знака, но, судя по ответу, они со следователем уже со всех ног мчатся сюда. Оба вооруженные.

Сердце билось где-то на уровне кадыка, фонтанирующий адреналин вздыбил волосы на затылке. Под угрозой пистолета Андрей дошел до конца коридора и свернул на лестницу, ведущую вниз. Перед глазами вдруг явственно прорисовались две большие точки, от которых друг к другу протянулись извилистые пунктирные линии.

«Из пункта А в пункт Б два пешехода двигаются навстречу друг другу», — вспомнилась задачка из школьной программы.

— Вперед! — подогнал дядя Коля, ткнув глушителем между лопаток.

«Чем кончится встреча двух пешеходов, если одного ведут под стволом пистолета, а другой ничего об этом не знает?»

Андрей ступил на лестницу и, путаясь в складках ночной рубашки, начал спускаться вниз. Память услужливо напомнила все известные ему истории о шальных пулях, начиная с «Лезвия бритвы» Ефремова и заканчивая песней «Вот пуля пролетела и ага…» из фильма с участием Ролана Быкова.

Внизу гулко распахнулась входная дверь, и по лестнице прокатился недовольный голос ночной вахтерши:

— А мне что? Да хоть министр внутренних дел!

Дядя Коля прильнул к перилам, и затвор его пистолета дважды лязгнул, перекрывая почти неслышный звук выстрелов. Страшно взвизгнули внизу рикошеты. И тут же грохнуло, ухнуло, закладывая уши, — это снизу ответили Пашка со следователем.

Андрей рухнул на четвереньки и вжался в бетон, разглядев у самого лица вращающуюся на ступеньке гильзу. Ноздри забило запахом пороховой гари. Одна из пущенных снизу пуль попала в перила, выбив из них яркий сноп искр, другая срикошетила и чиркнула по бетону возле его левой руки. Андрей отполз от лестничного проема и забился в угол между стеной и ступенями. Дядя Коля сменил отстрелянный магазин, перегнулся через перила и послал вниз еще три пули. Там стихло. Зато потолок расцвел синими и красными сполохами милицейских мигалок, надрывно взвыла сирена.

— Назад! — Дядя Коля свободной рукой ухватил Андрея за шиворот и поволок обратно в коридор нейрохирургического отделения.

Андрей понял, что если ничего не предпримет, то умрет очень быстро. Либо дядя Коля пристрелит его, напуганный штурмом, либо в перестрелке с милицией настигнет шальная пуля. Он улучил момент и схватил похитителя за штанину одной рукой, а другой вцепился в ствол пистолета. Дядя Коля не удержался, сделал несколько длинных шагов и грохнулся на колени, а пистолет остался в руках Андрея.

«Гад…» — Андрей поднял пистолет на уровень глаз и дважды нажал на спуск.

Руку дернуло мощной отдачей, затвор лязгнул, и тут же осыпалось стекло в конце коридора, а дядя Коля выгнулся, как гимнаст, собирающийся стать на «мостик», и медленно повалился на линолеум лицом вниз. Андрей опустил пистолет и поднялся с колен. Из глушителя извилистой змейкой выползала полоска дыма.

«Это тебе за Володю», — мстительно подумал Андрей, уже слыша спасительный топот по лестнице.

Дверь распахнулась, лязгнули сразу несколько затворов, и усиленный динамиком голос приказал:

— Оружие на пол! Руки за голову!

Андрей подчинился и тут же получил прикладом между лопаток, упал лицом вниз и стукнулся об пол подбородком. В его глазах еще не угасли болезненные искры, а сзади на запястьях уже сомкнулись наручники. У лица мельтешили ноги в штурмовых ботинках, хлопали двери, слышалось шипение милицейских радиостанций и позвякивание оружия.

— Он всех перестрелял, — глухо раздалось через динамик милицейского шлема. — В палатах одни только трупы. Всего двенадцать человек плюс медсестра в изоляторе.

— Сука… — ответили чуть другим тембром. — Тащи этого маньяка в машину.

Наручники больно впились в кость, Андрей вскрикнул и тут же получил носком ботинка в живот. Его поволокли, как набитое соломой чучело, приходилось часто перебирать коленями, чтобы окончательно не переломать их о лестницу.

Уже внизу, как сквозь вату, донесся голос Пашки:

— Зачем ты все это устроил?

— Я… — попробовал ответить Андрей и получил ботинком по копчику.

Его снова потащили, теперь уже по шершавому асфальту. Лязгнули бронированные двери, и Андрея втянули в нутро милицейского броневика. Что-то щелкнуло за спиной, прикрепив наручники к стене передвижной камеры.

«Кажется, я влип», — подумал Андрей.

Двери снова лязгнули, закрываясь, запустился двигатель, и броневик лихо тронулся с места. Запястья рвануло ослепительной болью. Мысли спутались, превратившись в один сплошной стержень из звука: «А-а-а-а!»

Водитель словно специально резко менял скорость и направление, Андрей стиснул зубы, но удержаться не смог.

— А-а-а-а!!! — вырвался наружу крик. — А-а-а-а!!! Мамочка! Господи! Помогите!!!

Понятие времени перестало существовать, стертое болью и нарастающим страхом. Весь путь превратился в череду торможений, разгонов и поворотов, на каждом из которых наручники так впивались в запястья, что сердце едва не останавливалось от жутких болевых перегрузок.