В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд

Единственный способ избежать травли – это следовать первоначальному плану: она будет няней его детей, он – ее работодателем. В Парадайз-Вью придется первым делом нанять для нее айю, а также позаботиться о соблюдении тайны перед гостями и слугами.

Если Эмма все же будет настаивать на браке, он попытается ее отговорить. Он не имел права ставить под удар свое положение в обществе. Ведь только благодаря своим связям он мог поддерживать деловые отношения как с белыми, так и с индийцами. Если его подвергнут остракизму, это прежде всего отразится на его бизнесе. Да и как себя почувствует Эмма, если действительно окажется отрезанной от британского общества? Сделавшись его женой, она превратится в нежелательную персону. Многие английские дома будут для нее закрыты. Дружбу с ним сохранят буквально считанные индийцы вроде Сайяджи, но что от этого самой Эмме? Даже если их жены и любовницы предложат ей свою дружбу и гостеприимство, она вряд ли этим удовлетворится.

Разве захочет она провести всю жизнь запертой в зенане, как послушная индийская жена? Никогда европейская женщина не согласится на это!

Алекс проснулся на рассвете и сообразил, что надо возвращаться к себе в палатку, иначе весь лагерь узнает, где он провел ночь. Такая ситуация стала бы невыносимой для Эммы. Он неслышно поднялся с тюфяка.

Эмма со вздохом перевернулась на другой бок, но не проснулась. Ее дыхание было ровным, губы слегка приоткрыты. Алексу хотелось разбудить ее жарким поцелуем, однако разум взял свое, и он стал поспешно одеваться. Наклонившись за башмаком, он увидел документ – бесценную бумагу Эммы, делающую ее владелицей Уайлдвуда. Все время, что он пробыл в этой палатке, он ни разу о нем не вспомнил. Удивляться тут было нечему: ведь он не помышлял о будущем, наслаждаясь настоящим.

И вот он попался ему на глаза – документ, подлежащий уничтожению! Наверное, Эмма вынула его из непромокаемого чехла, чтобы проверить, не пострадал ли он после переправы, и не успела убрать.

Он оглянулся на Эмму. Если он прихватит бумагу с собой, она обязательно обнаружит пропажу. Но как уничтожить документ, не навлекая на себя подозрение? Он поднес листок к глазам, пытаясь прочесть его при слабом свете зари. Кое-где чернила расплылись – несмотря на все предосторожности, документ немного пострадал. Жаль, что сырость не уничтожила его целиком! Тогда Алексу не пришлось бы совершать ничего предосудительного, чтобы потом мучиться угрызениями совести.

Не мог же он сейчас положить его на место и удалиться, ничего не предприняв? Ведь он только и думал о том, как завладеть проклятым документом и уничтожить его! Он едва не бросил Эмму в Аллахабаде, но она уговорила его, пригрозив, что отправится в Бхопал и предстанет перед тамошними властями; не хватало только, чтобы эта публика предприняла расследование! Набобзада будет счастлив вынудить Алекса отчислять ему больший процент от доходов.

Да, он любил Эмму, но это ничего не меняло: ее бумага по-прежнему представляла для него угрозу. Угрозу для Майкла и Виктории. Да и зачем теперь Эмме это проклятое наследство? Тем более что самого Уайлдвуда уже больше не существовало. А то немногое, что еще оставалось от плантации, лежало в руинах; он постарается, чтобы Эмма ненароком не набрела на них. Тогда почему бы вообще не уничтожить бумагу? Взамен он преподнесет ей весь Парадайз-Вью. Если она согласится быть его любовницей и няней его детей, то получит богатство, о котором и мечтать не могла.

Однако она ни в коем случае не должна заподозрить, что он намеренно уничтожил ее драгоценность; все должно выглядеть как случайность. Алекс осмотрелся. Рядом с подносом, на котором сушилась злополучная бумага, стоял кувшин с водой. Бумага сухая, но ей недолго оставаться такой!

Он вернул документ на прежнее место и толкнул кувшин ногой. Тот бесшумно опрокинулся. Алекс поспешно подобрал башмаки, глядя, как вода заливает весь документ. Чернила быстро расплывались. Еще немного – и текст станет нечитаемым. Алекс почувствовал облегчение, смешанное с угрызениями совести. Он обязательно возместит Эмме причиненный ущерб; он дал себе клятву, что сделает это. Ведь единственное, что она могла бы сделать с Уайлдвудом, – это продать его, продать либо ему самому, либо его недругам. Ведь ей предстоит стать хозяйкой Парадайз-Вью! При этом ей не придется беспокоиться о прибылях от добычи древесины, заниматься доставкой ее потребителям, назначать выгодные цены. Хранение леса, уход за слонами, без которых нельзя вывозить лес из джунглей, борьба с наступающими зарослями – всеми этими проблемами будет заниматься он, Алекс. Он избавит ее от стрессов, неминуемых при борьбе с конкурентами, которые спят и видят, чтобы уничтожить Парадайз-Вью!

Ни одна женщина, даже такая сообразительная, как Эмма, не сумела бы справиться с огромной плантацией посреди джунглей. Но ей не придется задаваться вопросом: получится ли это у нее? С документом покончено! Теперь ей ни за что не доказать, что земля принадлежит не ему, а ей.

Алекс покинул палатку с радостным убеждением, что сделал для Эммы благое дело. Лишившись документа на Уайлдвуд, она перестанет питать беспочвенные надежды и посмотрит в лицо реальности. Ее реальностью стал теперь он. Все остальное было не в счет.

Проснувшись, Эмма сладко потянулась. Никогда в жизни ей еще не было так хорошо. Какое-то время она лежала неподвижно, пытаясь понять причину этого состояния. Потом она все вспомнила, испуганно оглянулась и с облегчением поняла, что Кингстона нет в палатке. Ненаглядному Сикандеру хватило ума уйти – надо надеяться, до того, как кто-нибудь смог его увидеть. Вряд ли она вынесла бы осуждающую мину на аскетической физиономии Сакарама.

Ей даже не хотелось думать, что было бы, если бы слуги узнали – и, Боже сохрани, обсуждали! – о случившемся ночью в ее палатке. Она слышала о мэм-саиб, которые настолько презирали своих индийских слуг, что ходили перед ними голыми. Эмма так никогда не поступила бы. И хоть она не слишком одобряла Британскую империю, однако считала себя ее представительницей и не могла себе позволить безнравственных поступков.

Эмма не жалела о своей любви с Сикандером. Она была готова снова заняться тем же самым. Как это было чудесно! Раньше она и не подозревала, что это может быть так… Жмурясь от яркого солнечного света, Эмма перебирала в памяти события великолепной, полной восторгов и неги ночи.

Вспоминая действия Сикандера, как, впрочем, и свои, она краснела. Мысленно вернувшись к тому восхитительному моменту, когда состоялось их соитие, она поняла, чего была лишена на протяжении стольких одиноких лет. Сначала ей было больно, но потом она познала величайшее наслаждение в жизни.