Таллинский дневник - Николай Михайловский

Он склонился над раскалившимся докрасна швом корпуса. Электрод загорелся, и расплавленный металл крепко стянул железные листы.

Моряки работали больше полутора месяцев. За это время на стапеле поднялся маленький корабль. Борта блестели свежей краской, задорно смотрел вверх вороненый ствол "эрликона".

Повсюду кипела работа - на стапеле и в цехах. Главстаршина Борис Васильевич Моисеев возглавлял бригаду токарей. Под его руководством матросы Семенов, Фоминых вытачивали гребные валы. В других цехах собирали главные двигатели. Когда они были готовы, получилась заминка: на заводе не оказалось крановых машинистов. И дело могло застопориться. Но тут, на счастье, объявился доброволец. Толковый, предприимчивый и всегда находчивый старшина Петр Николаевич Иванов и в этом случае нашелся.

- Разрешите я сяду к управлению краном? - обратился он к Терентьеву.

- Так ты же никогда крановщиком не был?

- Ничего не значит. У нас на "Большевике" были такие краны, насмотрелся на них. Чем черт не шутит, попробую... Он долго осматривал кран, потом забрался в кабину, сел за пульт управления, включил мотор, сделал несколько пробных поворотов и, высунув голову в оконце, сказал:

- Давайте стропалить.

Матросы завели стальные тросы.

Послышались команды: "Вира!.. Майна!.." В воздухе поплыл первый двигатель.

Глаз у Иванова оказался точным. Двигатель сразу встал на место. За ним второй, третий... Короче, Петр Иванов стал заправским крановщиком и помогал бригадам с других кораблей. Матросы поздравляли его с новой специальностью, а он отвечал:

- Ничего мудреного нет, каждый может, было бы желание...

Попутно замечу, что после войны Петр Николаевич Иванов вернулся на свой родной "Большевик". Он стал депутатом Верховного Совета РСФСР, Героем Социалистического Труда. К сожалению, он рано ушел из жизни.

...Иван Терентьев почти безотлучно находился с монтажниками, поминутно окликал своих помощников.

- На винтах! Как у вас дела?

- Все в порядке, - отвечали ему.

- Когда закончите?

- Минут через тридцать.

- Торопитесь, торопитесь! - подгонял Терентьев.

Солнце низко спустилось над заливом, когда раздалась команда:

- Освободить катер!

В каждом отсеке остался один моряк, чтобы убедиться в прочности корпуса и сигнализировать, если где-либо по шву начнет просачиваться вода. Подошли долгожданные минуты спуска. У подножия стапеля, как и полтора месяца назад, собрались представители завода, военпреды.

На канате с топором в руках стоял Маслов.

- Руби!

Маслов замахнулся топором и разрубил пеньковый канат. Корпус катера качнулся и пополз в широкую Неву.

- Да здравствует младший брат крейсера "Киров"!

Многоголосое "ура" подхватило слова директора завода.

Так моряки крейсера "Киров" дали флоту первый бронированный катер, от начала до конца построенный своими руками. Второй катер построили моряки под руководством Алексея Ивановича Пухова и Бориса Львовича Гуза.

Экипажи других крупных кораблей тоже выполнили наказ Военного совета. К началу навигации Краснознаменный Балтийский флот пополнился целой флотилией бронекатеров - быстрых, маневренных, с хорошим вооружением и под надежной броневой защитой.

...Я снова входил в привычный быт кронштадтской жизни. То в штабе флота, то в Политуправлении или просто на улице встречались знакомые моряки, я попадал в дружеские объятия, будто все мы дети одной семьи, на время потерявшие связь и снова встретившиеся в преддверии больших долгожданных событий. Настроение у нас было прекрасное, все жили предстоящим наступлением. Редактор флотской газеты Лев Осипов - человек удивительно тонкий, добрый и большой мастер своего дела - каждого из нас напутствовал такими словами:

- Мы тебя считаем своим спецкором. Если будет что-либо важное, передай, пожалуйста. Ведь знаешь, мы до сих пор маемся от недостатка людей. Помоги родной газете. И мы помогали. Помню, после взятия Клайпеды (Мемеля) я тут же послал огромную корреспонденцию и фото, которые заняли целую полосу в "Красном Балтийском флоте".

...Мне хотелось поскорее встретиться с моряками, которых я знал, с которыми прошел самые трудные мили. И, конечно, в первую очередь с Николаем Николаевичем Амелько. Мы помнили подвиг "Ленинградсовета" и считали, что только благодаря боевому умению и волевому началу командира мы остались живы и, возможно, нам еще посчастливится стать свидетелями окончательного разгрома фашизма.

Тут же в редакции флотской газеты я узнал, что Амелько теперь командует бронекатерами, теми самыми, что строили моряки, и что его хозяйство совсем близко от редакции. И вот я у него на флагманском катере. Мы сидим в каюте. Николай Николаевич по знакомой привычке не спеша расчесывает на пробор светлые волосы и рассказывает о себе и о своих товарищах.

На его плечах золотом отливают погоны капитана 3-го ранга. Он теперь командует катерами-дымзавесчиками, выглядит солиднее, чем в 1941 году, пополнел, только на щеках остался прежний юношеский румянец, напоминающий старшего лейтенанта Амелько в те минуты, когда в нескольких метрах от борта корабля падали бомбы, осколки свистели над палубой и вонзались в надстройки, а он с невозмутимым спокойствием маневрировал, уводил корабль от опасности.

Мы удивлялись, как быстро прошли три года войны, хотя каждый день жизни в осажденном городе был днем боевым.

Во время нашего разговора в дверь каюты постучали, вошел лейтенант и доложил, что начинается тренировка личного состава.

Николай Николаевич обратился ко мне:

- Давайте поднимемся наверх. Покажу вам, какая у нас теперь техника.

Мы вышли на палубу, где уже полным ходом шли тренировочные занятия. Вокруг пушек и зенитных автоматов - матросы. Они "ловили" в прицел каждый пролетающий самолет, использовали любую возможность для тренировки в наводке, заряжании, ведении точного огня. Слышались громкие отрывистые команды.

Николай Николаевич подвел меня к зенитному автомату, развернул его ловким движением и стал пояснять все преимущества нового оружия.

- Одна очередь - и "юнкерс" приказал долго жить, - заметил он и тут же, должно быть подумав, не слишком ли хвастливо это сказано, поспешил добавить: - Только учтите, новая техника требует очень умелого обращения. Честное слово, мы теперь учимся больше, чем в мирное время. Учимся все, начиная от рядовых и до самых больших начальников.

Амелько подходил к каждой группе моряков, сам проверял знания и боевое умение. Он несколько раз смотрел на часы. Приближалось время офицерской учебы. В кают-компании береговой базы собрались офицеры. Амелько проводил там занятия у карты с хорошо знакомыми названиями: Кенигсберг, Пиллау, Гдыня, Данциг, Свинемюнде, Росток.