Островитяния. Том первый - Остин Райт

Впрочем, как сказала Дорна, из всех них только Эрн II был бесповоротно предан лорду Море. С другой стороны, девять голосов, отданных в пользу предложения лорда Дорна, могли превратиться в четырнадцать, если прибавить к ним голоса командующих флотом: адмирала-командора Дорна IV, командора Марринера II, а также судьи Дорна III, генерала Сомса. Все они были решительно настроены против планов Моры, и только, пожалуй, судья Дорн продолжал колебаться в выборе.

За время между тем и последующим голосованием, утвердившим дополнительные пункты Договора об открытии в Островитянии иностранных представительств, Дазель II умер, Бодвин VI стал маршалом, а Мора, брат премьер-министра, произведен в генералы, на место покойного Дазеля II; Сомс XI умер, и вместо него лордом провинции избрали Сомса XII. В результате ряды сторонников Моры пополнились всего одним, хотя и ревностным адептом.

Трое из поддержавших лорда Дорна склонились на сторону Моры при последнем голосовании; и не столько потому, что верили в правильность предложенного договора, а потому, что чувствовали: раз уж лорд Мора добивается заключения соглашений, стало быть, их нужно поддержать и одобрить. Эти трое были — судья Дорн III, а также Дрелин IV и Дазель III.

С тех пор партия лорда Дорна продолжала нести все новые потери. Генерал Сомс ушел в отставку, и его место занял Броум XIII, скорее, склонявшийся на сторону Моры.

Дорна все больше оживлялась. Казалось бы, никакого просвета? Нет, погодите! Дрелин, Дазель III, судья Дорн, Стеллин и Бодвин из Бостии — все были, скорее, против внешней торговли. Одно это могло принести лорду Море перевес в три голоса. Нет, нет, погодите! Под вопросом оставались позиции генерала Бодвина, Гранери и Белтона. Примкни двое из них к Дорнам — и победа! Если к Дорнам примкнет только один, тогда уравнять голоса может король, а чтобы проект Моры прошел, нужно большинство!

— В общем, не так уж все беспросветно, — заключила Дорна.

Однако я продолжал настаивать: но ведь и кто-то из сторонников Дорна может примкнуть к партии Моры, или король — проголосовать за Договор.

— Кого больше поддерживает король? — спросил я.

Дорна бросила на меня быстрый взгляд и рассмеялась:

— Не знаю, но он никогда не поступит, как его отец, и не будет голосовать по указке Моры. Он не такой!

Неожиданно король перестал быть лишь фигурой в политической игре. Реакция Дорны заставила меня вспомнить все, что говорили барышни Перье и Дорн. Горящие глаза девушки глядели на меня в упор.

— Ваш брат говорил мне, что король хорош собой и опасен для женщин.

— Да, да! — воскликнула Дорна, всплеснув руками. — Второго такого нет. Мы все чувствуем апиату к Тору.

Слово «апия» означает чувственное влечение. Так мне казалось. И, безусловно, Дорна употребила его в уменьшительной форме. Меня бросило в жар.

— Он к нам — тоже, — быстро добавила Дорна, словно пытаясь загладить впечатление от сказанного, и стремительно продолжала: — У него теперь есть такая возможность! Отец его и правда вел себя глупо, в отличие от матери. Почти все Банвины — люди очень умные, хотя и немного ветреные. И он тоже умен. Вот только как он этим умом распорядится? Последнее время он водит дружбу со Стеллином и исполняет лишь то, что от него требуется, не больше. Никто не знает, что волнует его на самом деле… никто, кроме нас. Похоже, он любит нашу семью… Да, ему нравятся высокие горы и дальние острова. Ему нравятся опасности. Он всегда появляется на нашем острове нежданно — то по пути в Феррин, то в Керн, то в Карнию, то в горы, то еще куда-нибудь.

Итак, король бывал на острове Дорнов, и ему действительно нравились девушки, а девушки чувствовали к нему апиату.

— Хисы говорили, что он приезжал к ним со Стеллином, их двоюродным братом.

А может быть, и Дорна приходилась им кузиной?

— Хотя он ездит к ним вовсе не из-за дружбы со Стеллином, — сказала Дорна резко.

— Мне кажется, он заезжает повидать Некку, — начал было я, но запнулся, неуверенный, имею ли я право вмешиваться.

— Очень похоже. — И Дорна быстро сменила тему: — Как вам понравились Хисы?

— Очень понравились.

Девушка остановила на мне долгий взгляд, потом сказала:

— Тор бывает на Острове три-четыре раза в год. Думаю, в основном чтобы повидаться со мной. Поразмыслите над этим, Джонланг. Только не воображайте, что я собираюсь за него замуж.

Я протестующе засмеялся, не зная, как отнестись к подобной прямоте, и все же испытал огромное облегчение.

— И вообще не собираюсь, — добавила она. — Пока.

Мы помолчали.

— А вы, Джонланг? У вас есть невеста?

Передо мной моментально промелькнули образы моих американских подружек, Наттаны и самой Дорны. Что я мог ответить?

— Нет, — сказал я, — невесты нет, но есть несколько девушек, с которыми я, наверное, был бы счастлив.

— Всю жизнь? — Дорна резко привстала, в голосе прозвучало удивление.

— Почему бы и нет?

Мы взглянули друг на друга. Глядя в глаза Дорны, я забыл обо всех остальных женщинах и постарался взглядом выразить, что она для меня — единственная.

Дорна слабо улыбнулась, отвела глаза и снова откинулась на подушку…

Что же значил апиата для девушки, с которой мне предстояло провести ночь и которая призналась, что ей знакомо это чувство? Что нового добавляло к апии уменьшительное та?.. Испытывая волнение, нерешительность, я хотел только, чтобы все продолжалось так, как оно началось.

— Ладно, — сказала Дорна, останавливая на мне свой сияющий взгляд. — Допустим, что есть несколько мужчин, к которым я неравнодушна. Но вряд ли среди них найдется тот, кто способен сделать меня счастливой на всю жизнь!.. Как мало мы с вами еще знаем друг друга.

— Да, мы разные, Дорна, — ответил я.

Она кивнула:

— Отчасти дело в языке. Некоторые ваши слова мне непонятны.

Но когда я уже собрался было спросить, что значит слово «апиата», язык не повернулся выговорить его… Итак, есть мужчины, к которым она неравнодушна…

— Вы все понимаете и очень хорошо говорите сами, — ответила Дорна так, словно разговор ей наскучил. — Так почему же мы разные?

— Хиса Наттана считает, что у всех иностранцев чувства — бледно-розовые! Она думает, что именно в этом главное отличие. А вам как кажется?

Дорна не спешила отвечать. Она с улыбкой взглянула на меня, словно собираясь заговорить, но тут же опустила глаза, так и не вымолвив ни слова. На ее лице промелькнуло довольное выражение, потом оно стало насмешливым и колдовским, как у бесенка. И снова это поразило меня, но теперь еще и манило, поддразнивало, влекло. Так же неожиданно черты ее лица смягчились. Взгляд стал томным, и только нервно сжимались и разжимались лежавшие на коленях руки.