Творящие любовь - Джудит Гулд

— Мне бы хотелось, чтобы ты, как всегда, выглядела красавицей. — Князь улыбнулся ей через стол. — Возможно, тебе нужно сшить новое платье.

— Еще одно? — Шарлотт-Энн не смогла удержаться от смеха.

Мужчины так тщеславны, а Луиджи хуже прочих. Он пользовался каждым удобным случаем, чтобы показаться с ней в обществе, и казалось, ее платья стали предметом его особой гордости.

— Я думаю, что-нибудь синее, оттенка сапфира, будет неплохо смотреться, — задумчиво произнес он, покачивая головой. — Да, действительно, очень неплохо.

— Но ты же знаешь, что я предпочитаю пастельные тона, — запротестовала Шарлотт-Энн. — И, кроме того, синьоре Белле вряд ли хватит двух дней для того, чтобы сшить новое платье! — Она поднесла к губам бокал и отпила глоток белого вина.

— Я не думаю, что она станет возражать, — ответил Луиджи со странной улыбкой. — И потом, ты прилично оплачиваешь ее работу. С ее стороны было бы глупо не отложить в сторону другие заказы, чтобы сшить наряд для тебя.

Шарлотт-Энн скоро поняла, что спорить с ним бесполезно. На следующее утро, когда она зашла в ателье синьоры Беллы, седая портниха, широко улыбаясь, показала ей кусок бархата цвета сапфира.

— Ваш муж прислал мне его вчера утром, — сказала женщина, пропуская ткань между пальцами. — Красиво, правда?

— Да, действительно, материал очень красивый, — пришлось согласиться Шарлотт-Энн, несмотря на свой гнев на Луиджи, пренебрегшего ее пожеланиями.

— И не волнуйтесь, княгиня, — заверила ее синьора Белла. — Вы будете в нем очаровательно выглядеть. — Она обвела пальцем круг, и ее мощная грудь поднялась от оценивающего вздоха. — Это будет bellissimo[20].

— Но платье должно быть готово завтра, — уточнила Шарлотт-Энн.

— Значит, так и будет, — ответила пожилая портниха, теребя пальцами концы желтого сантиметра, как всегда, висящего у нее на шее. — Ваши мерки у меня есть. Так что я уже скроила и сметала. Видите? — синьора Белла взяла почти законченный корсаж со своего рабочего стола, покрытого бумагой, и показала молодой женщине. — Сейчас я должна посмотреть, как это на вас сидит. Сегодня в четыре вам необходимо зайти еще на одну примерку. Последняя примерка завтра утром, чтобы подогнать платье окончательно. Оно будет доставлено к вам на виллу завтра самое позднее в три часа дня.

Синьора Белла оказалась на деле еще быстрее, чем на словах. На следующий день еще до полудня платье было уже у Шарлотт-Энн. И как только она достала наряд из коробки, все ее раздражение мгновенно улетучилось. Ей следовало это знать. У мужа безупречный вкус. Платье и в самом деле оказалось произведением искусства.

«Он хочет для нас двоих только самого лучшего», — пришлось напомнить ей самой себе.

Шарлотт-Энн чувствовала странное радостное возбуждение, когда ее одели и причесали. Луиджи обошел кругом нее, потирая подбородок, потом кивнул и улыбнулся от удовлетворения. Он выглядел необычайно довольным.

— Я никогда еще не видел тебя такой красивой, — заметил Луиджи. — От твоего вида просто дух захватывает. Платье очень тебе идет.

Глядя на свое отражение в высоком зеркале в позолоченной раме, Шарлотт-Энн понимала, что муж прав. Сапфировая лазурь бархата, казалось, изменила цвет ее глаз. Из обычно светлых, неопределенного оттенка, они стали ярко-синими.

— А теперь завершающий штрих, — мягко произнес князь. — У меня есть ожерелье. Мне бы хотелось, чтобы ты надела его сегодня вечером. — Он опустил руку в карман мундира и достал длинный узкий футляр из черного бархата и две маленькие квадратные бархатные коробочки. — Это доказательство моей любви к тебе, — прошептал Луиджи.

Шарлотт-Энн с удивлением посмотрела на него, потом не без колебаний взяла коробочки у него. В первую очередь она открыла длинный узкий футляр и изумленно вздохнула. На черном бархате лежало ожерелье из семидесяти девяти изумительно подобранных бриллиантов грушевидной формы. В середине расположился безупречный круглый сапфир в пять карат, цветом напоминающий освещенное луной море.

— Луиджи! — только и смогла произнести Шарлотт-Энн.

Не говоря ни слова, он взял ожерелье и надел ей на шею. Оно приятной тяжестью холодило кожу молодой женщины. Шарлотт-Энн повернулась к зеркалу. Бриллианты сияли, а глаза ее стали казаться еще глубже.

Медленно она открыла маленькие коробочки и обнаружила в них подобранные к ожерелью серьги с бриллиантами и сапфирами и кольцо с сапфиром в десять карат, окруженным бриллиантами.

Шарлотт-Энн стало стыдно за то, что она сердилась на мужа. Конечно же, ему пришлось настаивать на синем платье, чтобы оно подошло к драгоценностям. Какой же неблагодарной она была!

— Луиджи… это… это слишком, — пробормотала Шарлотт-Энн. — Они слишком экстравагантны.

— Когда ты только поймешь, cara? — усмехнулся он. — Ничто не может быть слишком экстравагантным, когда речь идет о тебе.

— Но… ведь сегодня даже не день моего рождения, — пролепетала она.

— Ну и что? — спросил Луиджи, вдевая серьги ей в уши. — Как только я это увидел, то сразу понял, что эти украшения созданы для тебя. — Он вдруг замолчал, на его лице появилось выражение печали. — Я знаю, что этим не заглушить твою боль, но прими это как выражение глубокой любви твоего мужа.

— Да за что же это?

— За то, что ты смело встретила все испытания и лишения, которые тебе пришлось вынести, — прошептал муж, отворачиваясь. — Я знаю, как ты хотела ребенка и как тяжело ты переживала выкидыш.

Ее глаза наполнились слезами.

— Ну посмотри, что ты наделал! — проговорила Шарлотт-Энн, промокая глаза кружевным платочком. — У меня потекли ресницы.

Министерство иностранных дел находилось неподалеку, но они отправились туда в «даймлере» с шофером, по Пьяцца дель Пополо с обелиском в центре, потом вниз по Виа дель Корсо к Пьяцца Колонна. Поездка была короткой, но Луиджи странно нервничал, что удивило Шарлотт-Энн. Муж всегда был само спокойствие, и ей оставалось только гадать, что же явилось причиной его волнения. Шарлотт-Энн предположила, что в этом приеме крылось нечто особенное, о чем Луиджи ей не сказал. Но она знала по опыту, что допытываться бесполезно. Оставалось только ждать.

Прием начался очень приятно. Шарлотт-Энн ожидала увидеть только незнакомых людей, но среди гостей оказалось достаточно знакомых, с которыми она давно не встречалась. Они тепло встретили ее. Шарлотт-Энн представили министру обороны, холеному лысому человеку в отлично сшитом смокинге. Он познакомил ее со своей пухлой женой с улыбкой акулы. Многих из числа приглашенных Шарлотт-Энн никогда не встречала, но они, очевидно, знали, кто она такая.

В этот вечер она со многими познакомилась. Американка, по слухам принадлежащая к очень состоятельной семье, вышедшая замуж за отпрыска одного из самых влиятельных итальянских родов, казалось, вызывала всеобщее любопытство, восхищение и уважение.

Шарлотт-Энн оказалась в центре внимания.

И тут произошло первое неприятное событие этого вечера. Как только начались танцы в большом мраморном зале, министр обороны пригласил ее на первый вальс. Потом она танцевала с Луиджи, и тут его отозвали в сторону: разгорелась дискуссия между несколькими генералами и министром обороны. Шарлотт-Энн направилась к столикам буфета, накрытым белоснежными скатертями. Они едва не прогибались под тяжестью серебряных подносов с импортными икрой и лососиной, тончайшими ломтиками ветчины и искусно приготовленными крошечными канапе. Итальянское вино и заграничное шампанское текли рекой.

— Cara, — вдруг раздался у нее за спиной голос Луиджи. — Мне кажется, что вы уже встречались?

Шарлотт-Энн повернулась, и дыхание ее стало прерывистым. Она оказалась лицом к лицу с генералом Керстеном. Молодая женщина слишком хорошо помнила немца по путешествию на «Иль-де-Франс», а он выглядел точно так же, как и тогда: толстомясый, краснолицый, с колючим взглядом голубых глаз. Ей неприятно было видеть его сейчас, точно так же, как и на пароходе, когда он так грубо спорил с миссис Рейхенбах и так зло говорил о евреях. Шарлотт-Энн боролась с собой, стараясь не показать своего отвращения. Генерал Керстен был этим вечером не в штатском, как на «Иль-де-Франс». Теперь его серая форма с черной свастикой в белом круге на красной нарукавной повязке и высокие сверкающие сапоги выглядели странно устрашающими. И только в эту минуту Шарлотт-Энн поняла, что большая часть гостей одета в точно такие же мундиры. На приеме было полно немцев.

Как и при первой встрече, генерал Керстен громко щелкнул каблуками и поцеловал ей руку.

— Вы стали еще очаровательнее, чем при последней нашей встрече, — громко провозгласил он. — Поздравляю вас с замужеством. — И, повернувшись в Луиджи, улыбнулся, а потом снова обратился к Шарлотт-Энн: — Это было очень благоприятное плавание, nicht wahr[21]?