Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое - Николай Варенцов

Дело Общества «Сталь» обставлялось с широким размахом, денег не жалели: были приглашены инженеры-строители, горные штейгера7; воздвигались дома для служащих, рабочих; строили шоссе; проектировались две доменные печи, и начали одну строить — словом, работа кипела!

Приглашенный для руководства разработкой руды инженер Лунгрен прежде всего приступил к обследованию отрогов руды, о которых говорили выше. Какое же было удивление, когда после первого испытания отрога оказалось: толщина первого пласта была в один вершок, а за ним шел пласт доломита в один аршин ширины, за пластом доломита опять был вершок руды и так далее… Доломит есть порода минерала, видом, блеском, цветом весьма похожая на руду, но весьма крепкой формации; для удаления его нужно употреблять пироксилин, порох для этого слаб, вследствие чего отделение доломита обходится весьма дорого и стоимость полученной руды не оправдывается. Испробованы были все отроги, и везде оказался результат тот же. Приступили к рытью шахты, надеясь, что в земле руды будет больше, а пласт доломита будет уже, но и там оказалось то же, что и на поверхности земли. Обратили внимание на болотную руду, находящуюся в довольно большом количестве на дне озер, но эта руда оказалась плохого качества и не заслуживающей большого внимания.

Банк, получивший все эти сведения, сообщил их великому князю и поставил ему на вид, что один из пунктов договора не выполнен, а именно: гарантии миллиарда пудов руды не имеется, а имеющаяся руда, чтобы добыть ее, требует затраты большей, чем стоимость самой руды. От великого князя последовало на это заявление следующее: компетентность горного инженера, поставленного Банком, для него не обязательна, а он берется доказать правоту подписанного им условия авторитетностью крупного европейского ученого, доклад которого он доставит к известному сроку в правление Банка.

Великим князем было послано в Вену лицо к известному профессору-геологу (фамилию забыл) с предложением ему приехать в Тулмозеро и составить доклад с доказательствами о нахождении в этой местности в недрах земли миллиарда пудов руды.

Знаменитость-геолог в Тулмозеро приехал: прожил три месяца с представлением ему большого комфорта. Профессором был составлен доклад обширных размеров с указанием в нем, что руды на этой площади имеется значительно больше, чем определил великий князь в договоре с Банком, и он представил его великому князю. За этот труд ему было уплачено великим князем 30 тысяч рублей деньгами и все расходы по поездке и содержанию. Жаловался инженер-лесничий: «И капризный был этот ученый, много доставил нам хлопот и неприятностей — будь он не в добрый час помянут!»

Великим князем было поручено лесничему доставить этот доклад в правление Банка и его же уполномочил к дальнейшему ведению всех переговоров по этому делу. Заседание, последовавшее вскоре, собрало кроме лесничего и двух адвокатов со стороны великого князя еще много адвокатов и горных инженеров со стороны Банка, и вышло довольно курьезно: явившийся Ротштейн занял председательское кресло, в коротких словах изложил суть дела и после начал читать договор Банка с великим князем. Дойдя до места, где великий князь дает ручательство, что на площади 7000 десятин земли крестьян Тулмозера он гарантирует «в недрах земли» миллиард пудов руды, Ротштейн, смущенный, остановился читать, просидел немного молча, потом закрыл папку с договором, положил ее в портфель и сказал: «Прочитанного достаточно, объяснений больше не требуется…» Встал, сделал общий поклон и при смехе присутствующих вышел из залы заседания.

И таким образом спор Банка с великим князем был закончен. Крупный С.-Петербургский банк, на потеху своих конкурентов, оказался в положении высеченного: выдан один миллион рублей великому князю, затрачены миллионы на организацию и на оборудование дела, а оно выеденного яйца не стоит.

Можно ли скрыть эти потери от пайщиков Банка? Быстро разузнают от служащих Банка, и все станет скоро известным мелкой бульварной прессе и несомненно дойдет до Министерства финансов.

Для Ротштейна это событие могло бы создать неприятное положение: потеря авторитетности у Витте, а очень вероятно, и карьеры. Им было решено поступить так, как говорили раньше: потерю перенести на плечи доверчивых богатых людей, благо время для этого было весьма благоприятно. Где же таковых найти, как не в богатой Москве? Москвичи всегда любили крупные имена, они им импонировали, а в Обществе «Сталь» участвуют великий князь Петр Николаевич, Международный банк, Ротштейн, близкий человек Витте… и этих имен достаточно, чтобы нескольким тщеславным людям вскружить головы — так я думал, подъезжая к дому8.

Было больно и обидно за добродушие этих рыхлых москвичей, чрезвычайно хотелось их удержать и предостеречь от входа в это мошенническое дело… Благодаря милому лесничему мне стало ясным положение дела «Стали», остается только проверить, все ли это так.

По приезде домой Волынский и главный инженер Лунгрен обратились к нам с предложением пообедать не дома, а поехать на одну гору, откуда восхитительный вид на окрестности, куда соберется весь старший служебный персонал Общества «Сталь». Обедать будем на открытом воздухе. Мы, понятно, согласились.

Когда остались с профессором Мешаевым одни, я поспешил пересказать все, что слышал от лесничего. Задумался профессор, прилег на кровать и начал читать, так и читал до отъезда на обед-пикник.

Обед, можно сказать, превзошел себя!

Трудно представить, что мы находились в глуши, куда всю провизию доставляли из С.-Петербурга, но как будто мы обедали в лучшем ресторане С.-Петербурга — «Кюба»9 или «Донон»10. Вина были дорогие и в большом избытке, шампанского сколько угодно и самых лучших марок.

Обедали на лоне природы, с дивным ландшафтом, на отлично сервированных столах; кухня, специально построенная из досок, расположена была в недалеком расстоянии; предполагаю, что ею пользовались и ранее для специальных обедов-пикников. При таких условиях обедать было весьма приятно, развязались языки, полились речи, тосты за преуспеяние и процветание нового дела на страх и трепет всех старых конкурентов. Одним словом, пили за все и всех, как присутствующих, так и отсутствующих. Начались веселые разговоры, анекдоты от неутомимых по этому искусству Волынского и Обухова. Смех, шутки наполнили эту при обыкновенных условиях глухую местность.

Я не любитель вина и не мог пить его много, а потому подсел к милому лесничему, стараясь выяснить о положении с топливом, требующимся в большом количестве для доменных печей. Получил от него неутешительные сообщения: в округе радиусом в 40 верст все леса сведены, ближайший казенный лес находится в 40 верстах отсюда. Если предположить, что благодаря влиянию великого князя можно получить от правительства на льготных условиях разработку леса, то как доставить его сюда? Провоз гужом на лошадях обойдется дорого, да найдется ли достаточное количество крестьян с лошадьми для перевозки громадного количества древесины? Перевозка дров могла бы быть произведена, по его мнению, с некоторым успехом по воде, пользуясь озерами, многочисленными в этом месте, но для этого пришлось бы соединить их каналами с устройством шлюзов.

Устройство шлюзов обошлось бы дорого, а амортизация сооружений так удорожила бы стоимость топлива, что ожидаемые выгоды поглощались бы расходами.

Разговор перешел на хозяйственную часть Общества; но об этом не пришлось много распространяться: нынешний обед-пикник достаточно ясно указал на мотание денег, и такие обеды даются и другим приезжающим, интересующимся этим делом, а приезжало сюда достаточное количество разных лиц, как поведал лесничий. Жалованье всем служащим и рабочим было высокое.

На этом обеде я встретился со своим бывшим товарищем по учению, инженером Меерсоном, в его ведении были стройки. Студентами были друзьями; он бывал у меня дома, и разошлись с ним по следующему поводу: Меерсон хлопотал в студенческой кассе о ежемесячном пособии, объясняя, что отец его бедный и нуждающийся сам в помощи. Пособие он получил, но в каком размере, я теперь не помню, что-нибудь вроде 20–30 рублей в месяц, хотя в кассе для вспомоществования студентов денег было мало и выдавались только тем действительно нуждающимся, которым приходилось очень туго. Кто-то из студентов случайно узнал, что отец Меерсона, где-то на юге живущий, имеет довольно хорошие средства и высылает сыну ежемесячно довольно значительное пособие. Об этом узналось только после многих месяцев забирания Меерсоном в кассе денег. Этот его поступок послужил нашему расхождению. Как оказалось, Меерсон был приятелем Волынского и Фейнберга. Я и решил в своих записках указать этот случай, чтобы яснее выявить удельный вес нравственности этой милой компании.