Бабочки Креза. Камень богини любви (сборник) - Елена Арсеньева

Она пыталась пройти, она показывала на дом, но солдат качал головой и норовил отогнать ее подальше.

— Что там происходит? Куда вы смотрите? — спросила Эльвира Михайловна, подходя ко мне и касаясь моего плеча пышным рукавом своего платья. Сладостный аромат коснулся моего обоняния… словно в тумане, смотрел я, как женщина внизу подняла голову и с мольбой уставилась на окна верхних этажей губернаторского дома, на то окно, за которым стояли мы с прекрасной и недосягаемой «Федрой»…

«Да ведь я видел эту самую девушку вчера в гостинице!» — мелькнула — нет, вяло, полусонно проплыла в моей голове мысль.

— Чего она хочет? — удивилась Эльвира Михайловна. — А ну-ка, отворите окно, господин Северный, я спрошу.

— Умоляю, называйте меня Никитою… Львовичем… — едва выговорил я, понимая, что ничего так не желал бы, как услышать свое имя из этих прелестных уст.

— Конечно, конечно, — уступчиво проговорила она, — да раскройте же окно!

Я схватился дрожащими руками за створки, однако они были накрепко законопачены и заклеены вощеной бумагою для тепла.

— Ах, не стоит, — разочарованно вздохнула Эльвира Михайловна. — Поздно, она уже убежала. Интересно, чего ей было нужно?

— Вам это и правда интересно? — спросил я с нежностью, пораженный ее великодушием по отношению к неизвестной девушке.

— Вы же должны понимать, — сказала она тоном капризного ребенка, — что жизнь наша здесь удивительно однообразна, поэтому радуешься самомалейшему развлечению.

Развлечению? Я вспомнил, с каким отчаянием рыдала вчера эта девушка, как только что рвалась в губернаторский дом, как отгонял ее ружьем солдат… ах, бедняжка мечтала получить помощь у женщины, для которой она и ее беды — всего лишь развлечение!

Итак, Эльвира Михайловна с ее равнодушием к живым людям и самозабвенной любовью к театру была совершенно такой же, как все виденные мною прежде высокопоставленные дамы, которые искали на сцене чужих, выдуманных страданий, потому что сами жили не страдая…

Сердце мое дало изрядную трещину. И Эльвира Михайловна, которая, как я потом узнал, обладала непостижимой чувствительностью, мгновенно почувствовала перемену в моем настроении. Она отошла от меня и официальным тоном сказала:

— А теперь, господин Северный, давайте поговорим о первом спектакле, который вы будете ставить. Мне бы хотелось, чтобы это было «Горе от ума» господина Грибоедова. Первая репетиция состоится завтра. Все актеры мною будут оповещены. Вы должны будете представить ваш план постановки.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — отчеканил я.

Наши дни

Алёна слетела по лестнице, распахнула дверь на улицу — и, суматошно оглядевшись, увидела метрах в двадцати приметную куртку. Однако ее обладатель удалялся весьма проворно. Алёна уже открыла было рот, чтобы закричать что было сил: «Данила!» — однако вовремя спохватилась, что имени его ей знать вроде бы неоткуда. Если парень заметил ее в магазине — а редко кто не замечал Алёну Дмитриеву, тем паче особи противоположного пола! — то запросто может догадаться, что дамочка подслушала его довольно-таки криминальный разговор. И тогда… читывали, читывали мы детективы, слава богу, в курсе, что происходит с теми, кто слишком много знал! Ни в какие опасные дела мешаться у Алёны охоты совершенно не было. Так что кричать она не стала, а молча кинулась догонять Данилу со всех ног, поскольку он уже подходил к перекрестку улиц Белинского и Ижорской, а на светофоре догорал красный. Время зеленого света здесь истекало очень быстро, а потом по Белинке вновь устремлялся ревущий поток. Вот перейдет Данила на ту сторону — и поминай как звали! Поэтому Алёна прибавила скорость. Однако она забыла о коварстве снега, скрывавшего нечищеные тротуары. И, понятное дело, поскользнулась, и, понятное дело, так и поехала-поехала-поехала, силясь сохранить свой эквилибр, как сказали бы французы, но этот самый эквилибр — штука весьма непостоянная и неуловимая, потерять его легко, а поймать ох как трудно… Вот и Алёна его потеряла — и упала бы непременно, когда б не налетела на пахнущую скипидаром спину Данилы.

Толчок был так силен, что парень пошатнулся и… и, видимо, тоже ступил на лед, потому что и его эквилибр оказался утрачен. В попытках поймать его Данила сделал странный кульбит, однако напрасно: все же грянулся в сугроб. Сбившая же его Алёна неведомым образом удержалась на ногах.

— Мать честная, — зло сказал Данила, глядя на нее снизу вверх, — держаться на ногах нужно!

Алёна удивилась такой самокритичности и сочувственно пожала плечами:

— Да с кем не бывает!

— Ничего себе, — сердито проговорил Данила, не без труда поднимаясь. — Да вы на меня налетели, как танк! Хоть бы извинилась!

В принципе он был прав, однако писательница Дмитриева — дама довольно злопамятная и ехидная, поэтому не преминула показать норов и с самым невинным видом ляпнула:

— Вообще-то я с вас беру пример.

Данила зыркнул удивленно:

— Это в каком же смысле?

Ничего себе! Так он даже не заметил, как недавно сбил в снег женщину, и не просто женщину, а даму, можно сказать, и не просто даму, а красавицу, писательницу, детективщицу, распутывательницу и запутывательницу… ну и все такое! Немудрено, что Алёна обиделась и обиду свою скрывать не стала:

— А припомните, минут двадцать назад вон там, на том перекрестке, вы сшибли в сугроб женщину с шестью сумками и даже не оглянулись?

— С шестью?! — ужаснулся Данила. — Нет, правда?! А вы уверены, что это я? Потому что под тяжестью шести сумок немудрено упасть и без посторонней помощи!

— Не обольщайтесь, — сухо сказала Алёна. — Она упала с посторонней помощью, а именно — с вашей. Вашу куртку ни с какой другой не перепутаешь. Это были вы!

— А вы что, теперь за нее, ну, за эту женщину, мне отомстили? — удивился Данила.

— Почему за нее? — удивилась и Алёна. — Если уж на то пошло, мстить мне следовало бы за себя, потому что это была я, но месть тут ни при чем, на вас я налетела совершенно случайно. Просто поскользнулась — ну и…

— Про то, что я вас сшиб на том перекрестке, вы прямо сейчас придумали? — хмыкнул Данила.

— С чего вы взяли?

— А где же ваши сумки? В снег закопали и побежали меня догонять? И что вы делали в «Видео»?

Ух ты, глазастый какой!

— Искала пылесборники для своего «Самсунга», — с невинным видом ответила Алёна. — Мне предлагали какую-то универсальную модель, но я решила уточнить номер моего пылесоса.

— И с такой скоростью помчались его уточнять? — хохотнул Данила.

— Вообще-то я гналась за вами, — решила прекратить это затянувшееся словоблудие Алёна.

— Ага, все же месть, — вздохнул Данила. — Или… что-то иное?

Вот наглец! Как заиграл глазом! Конечно, парень симпатичный, слов нет, и как раз в том возрасте, представители которого весьма чувствительны к чарам так называемых взрослых дам — а ведь Алёна, к слову сказать, принадлежит к их числу, — и отлично знает о том, что представители его возраста у взрослых дам весьма пользуются успехом, и в других обстоятельствах, может быть, Алёна с охотой поиграла бы с ним глазами, а может, и не только…

Но слишком уж он оказался самоуверен. Не вредно такого и обломить немножко.

— Конечно, иное, — улыбнулась наша героиня. — Вообще-то, я хотела спросить, как найти вашего брата.

Данила покачнулся, и Алёне показалось, что он сейчас снова упадет. Она даже схватила его за рукав, но он сам удержался на ногах и высвободился так резко, что теперь потеряла равновесие она. Но Данила даже попытки не сделал помочь прекрасной даме. Поэтому она довольно увесисто шлепнулась на то место, на которое обычно шлепаются все и для обозначения которого существует множество эвфемизмов. Данила быстро склонился к ней, однако совсем не для того, чтобы поднять!

Он с ненавистью глянул в Алёнины изумленные глазищи и выдохнул:

— Держись от меня подальше! И про брата моего даже думать забудь, если жить хочешь! Он из-за таких, как ты, в могиле лежит. Поняла, кретинка? Залезь в свой пылесос и сиди там!

И с этим совершенно несусветным пожеланием он ринулся через Белинку почти в ту самую минуту, когда зеленый сигнал светофора сменился красным и поток стремительно несущихся в обе стороны машин отрезал его от Алёны, сделав дальнейшее преследование невозможным.

Совершенно ошарашенная, она сидела на снегу и даже не слышала обращенных к ней сочувственных вопросов и восклицаний:

— Девушка, что с вами? Что вы сидите? Вы можете встать? Неужели она ногу сломала? Наверное, головой ударилась, не отвечает…

Последняя реплика достигла слуха Алёны, и она медленно закопошилась, пытаясь подняться. Несколько рук подхватили ее и поставили на ноги. Все же свет не без добрых людей!

— Вас проводить? — предложил какой-то темноглазый, смуглый, в черном куцем пальтишке.