Аэросмит. Шум в моей башке вас беспокоит? - Стивен Тайлер

голливудских шишек, даже самых никчемных. Конечно, некоторые спокойно спали в неизвестных местах… но не я. В любой вечер «Поло Лаундж» может стать местом заключения сделки с кино, с наркотой или с полицейскими. 12-й коттедж был пристроен к другому номеру, который мы с Джо бронировали как люкс. Узнать, в каком коттедже мы остановились, можно было только по каравану из подносов с шампанским, пятидесятилетним бренди и такой горой икры белуги и севрюги, что смутился бы даже Великий Гэтсби.

В этом месте всегда можно было рассчитывать на странные и экзотические зрелища: например, Майкл Джексон, обедающий со своим шимпанзе Бабблз, или Дэвид Геффен с Шер, прыгающие по мощеной дорожке, как Дороти и Страшила. И вот я, знаменитый рок-н-ролльный певец из Aerosmith, теряю дар речи перед Люсиль Болл, Джони Митчелл и Лорен Бэколл… в одну и ту же ночь, на одной и той же тропинке по дороге в 12-й коттедж.

Мы были самой декадентской, развратной, сексуальной и грязной группой в стране, и все же время от времени я задавался вопросом: «Куда подевались все красивые женщины?» Двадцать лет спустя после того, как я услышал истории парней из нашей команды, до меня наконец дошло, что эти умники «защищали» нас от горячих цыпочек, обвиняя в этом жен всего лишь двух парней. «Мы же не могли позволить им ее увидеть, Стивен. Но зато вот тебе девушка». К сожалению, она походила на Эрнеста Боргнайна. М-да, спасибо, пацаны. С такими друзьями и герпес не нужен. Это возвращает нас к первому синглу из Rocks, Last Child, который я написал вместе с Брэдом Уитфордом.

О, как бы мне хотелось, чтобы кто-то из команды заменил мне струны, а какая-нибудь фройляйн растирала мне шею.

Yes, sir, no, sir

Don’t come close to my

Home sweet home

Can’t catch no dose

Of my hot tail poon tang sweetheart

Sweat hog ready to make a silk purse

From a J. Paul Getty and his ear

With her face in the beer

Да, сэр, нет, сэр

Не приближайся к моему

Дому милому дому

Я не могу заразиться

Хоть мой хвост и в твоей киске, милая

Сейчас мокрым буду не только я

Уродина может стать шелковой сумочкой

От Жана Пола Гетти и его уха

С лицом в пиве

Это правда, мы действительно старались оставаться чистыми, но самое главное – мы возвращались домой с похотью во взгляде. В группе было правило: не заниматься сексом за десять дней до окончания гастролей. Суть была в том, чтобы вернуться в дом (в милый дом) во всеоружии. Похоть во взгляде можно скрыть, а вот изнурение от бесконечных ночей – не особо.

21 июля 1977 года. Форт-Уэйн, Индиана. Два вечера в «Колизее» с AC/DC. В первый вечер я вышел из своей гримерки в длинный коридор с поручнями, вдоль которых стояли инвалидные кресла. На второй вечер, когда я шел по тому же коридору на второе чумовое выступление, вместо фанатов в инвалидных колясках была сотня фанатов, прикованных к поручням наручниками. Кто-то плакал, кто-то кричал. Я не мог поверить своим глазам. Как будто концерт Aerosmith проходил в полицейском государстве. Я позвал Келли. Он сказал, что их всех арестовали за курение марихуаны за час до выступления Aerosmith. Поэтому сразу же после первой песни я подошел к микрофону и сказал:

– Я только что видел сотню ваших братьев и сестер в наручниках за кулисами, и копы скоро потащат их в тюрьму за курение марихуаны.

Я начал называть полицейских «отморозками!» и «гестапо!». Это же пиздец! А копы мне ответили:

– Если будешь умничать, мы и тебя засадим в тюрягу за подстрекательство!

– Но, братан, – говорю я, – это же моя работа!

Толпа просто озверела.

– Мы этого не допустим!

Толпа заорала еще громче.

– Вот как мы поступим. Мы заплатим за них выкуп… Кидайте мне косяки [на нас полетел целый ливень из травы], и мы всех выпустим еще до того, как выйдем играть на бис. Обещаю. Мы этого не допустим. Ни за что, ни за что!

Джо начал играть вступление, и я запел…

Blood stains the ivories on my daddy’s baby grand

Ain’t seen the daylight since we started this band

Кровь пятнает слоновую кость на рояле моего папочки

Я не видел дневного света с тех пор, как основал эту группу

Двадцать тысяч ребят ответили припевом…

NO MORE, NO MORE [even louder], NO MORE, NO MORE, NO MORE!

НИ ЗА ЧТО, НИ ЗА ЧТО [еще громче], НИ ЗА ЧТО, НИ ЗА ЧТО, НИ ЗА ЧТО!

Глава 9

Уличный, плохой, уродливый… накачанный Хемингуэем

Cal Jam II состоялся на гоночной трассе Онтарио, в ста километрах к востоку от Лос-Анджелеса, 18 марта 1978 года. Это был самый большой концерт в истории Aerosmith. Как Вудсток, только огромный. Полмиллиона человек, если считать безбилетников. Я знал, что мы войдем в историю, когда посмотрел вниз с вертолета в ста пятидесяти метрах в воздухе и не смог увидеть землю – только море людей на овальной трассе длиной в четыре километра. Маленький городок. Компания Ивела Книвела раскрасила все фургоны, на которых мы возили оборудование, с обложкой альбома Draw the Line по бокам.

Нас разбросали повсюду. Сама группа была в отеле «Беверли-Хиллз», команда – в отеле «Хайатт Хаус», а работники сцены – в мотелях Онтарио. Но когда мы все встретились в середине – то есть на сцене, – мы были похожи на Соединенные Штабы Америки. Сильные, свободные и в говно. К концу дня насчитывалось семьсот передозов от ангельской пыли, одно изнасилование и два десятка ограблений. Тем вечером родилось двое детей, пока мы играли Не Знаю Какую Песню, но, как ни странно, оба они были похожи на Джоуи Крамера.

Мы были хедлайнерами с самыми крутыми рокерами на то время… Боб Уэлч, Дэйв Мэйсон, Santana, Heart, Тед Ньюджент, Foreigner и Mahogany Rush. Мы заметили, что если ты точно знаешь, во сколько садится солнце, и день был необлачный, то, пока небо темнеет, огни на сцене, наоборот, становятся все ярче и волшебнее во время концерта. Если играть правильно – и выбирать хорошие песни во время светового шоу Бога, – то на концерте как будто появляется божество. Все эти нюансы не уловить ни одному осветителю, а съемочные группы ждут их весь