На полпути к могиле - Джанин Фрост

— Котенок, ты ей так и не рассказала? Господи, сколько можно тянуть?

— До второго пришествия, — огрызнулась я. — И ни минутой раньше. Сюда, в шкаф.

В дверь стучали все громче:

— Что ты там копаешься?

— Уже иду! — заорала я. И Кости, сердито пялившемуся на меня: — Потом поговорим. Сиди здесь — и ни звука, я ее сплавлю, как только смогу.

Не дожидаясь ответа, я захлопнула дверцу шкафа и заметалась, запихивая под кровать его одежду и ботинки. Господи, ключи он на столе не оставил? И на что еще она может наткнуться?

— Кэтрин! — Это прозвучало как: «Последний раз повторяю!»

— Иду!

Я подлетела к двери и распахнула ее с широкой неискренней улыбкой.

— Вот это сюрприз, мама!

Она, немало раздосадованная, оттолкнула меня с дороги.

— Я заглянула повидаться, а ты хлопаешь дверью у меня перед носом? Что это с тобой?

Я ломала голову, подыскивая оправдания.

— Мигрень! — осенило меня, и только радостно выпалив это, я сообразила понизить голос и жалобно сморщиться. — Ох, мам, я рада тебя видеть, только время ужасно неудачное.

Она изумленно оглядывала мои апартаменты. Ого! Как бы объяснить?…

— Твоя квартира! — Она картинным жестом обвела волшебно преобразившуюся комнатушку. — Кэтрин, откуда ты взяла на все это деньги?

Впервые увидев мою квартиру, Кости решительно заявил, что намерен прикончить хозяина, который смеет за такое еще и денег требовать. Хозяин остался жив, хотя я подозревала, что Кости не совсем шутил, зато обстановка у меня теперь была на славу. «Все это» подразумевало диван, который он купил, заявив, что не желает сидеть на полу, телевизор — под предлогом, что мне нужно смотреть новости, в которых может мелькнуть что-то полезное, компьютер — под сходным предлогом, кофейный столик, приставной столик, бытовую технику, — а к тому времени я уже перестала сопротивляться.

— Кредитная карта, — немедленно отозвалась я. — Их всем выдают.

Она недовольно нахмурилась:

— Это до добра не доведет.

Я готова была расхохотаться как безумная. Знала бы она, откуда все это на самом деле, сразу забыла бы об опасности высоких процентных ставок.

— Мам, я, правда, очень рада тебя видеть, только…

Она остолбенело уставилась через мое плечо в спальню. У меня озноб пробежал по спине. Я не смела оглянуться. Неужто Кости не послушался и вылез из шкафа?

— Кэтрин, еще и новая кровать?

Я чуть не упала от облегчения.

— На распродаже нашла.

Она потянулась пощупать мне лоб.

— Жара нет.

— Поверь мне, — ничуть не кривя душой, проговорила я, — меня вот-вот вырвет.

— Ну, — она, слегка насупившись, снова осмотрела всю квартиру и пожала плечами, — в следующий раз позвоню. Я думала сводить тебя поужинать, но… кстати, купить тебе что-нибудь?

— Нет! — Это прозвучало слишком страстно. Я снизила тон. — То есть спасибо, но аппетита нет. Я тебе завтра позвоню.

Я развернула ее к двери гораздо мягче, чем Кости. Она только вздохнула, глядя на меня:

— Головная боль действует на тебя очень странно, Кэтрин.

Закрыв дверь, я буквально припала к ней ухом, чтобы проверить, уходит ли мама. Паранойя заставила меня подозревать, что она притаилась за дверью, а в самый неподходящий момент ворвется внутрь и застанет меня с любовником-вампиром.

Я обернулась на шум. Кости стоял в дверях спальни, полностью одетый. Я выдавила дрожащий фальшивый смешок без капли юмора.

— Чуть не попались…

Он смотрел на меня. На его лице уже не было злости, и пожалуй, от этого я и забеспокоилась. Злость я бы пережила.

— Я не могу больше видеть, что ты с собой делаешь.

Я настороженно изучала его лицо.

— Что я делаю?

— Продолжаешь казнить себя за грехи отца, — ровным голосом ответил он. — До каких пор ты намерена за них расплачиваться? Сколько вампиров ты должна убить, чтобы не считать себя в долгу перед мамочкой? Я мало встречал людей отважней тебя, а собственной матери ты боишься до смерти. Как ты не понимаешь? Это ты не меня спрятала в шкафу — сама туда спряталась.

— Тебе легко говорить, твоя-то мама умерла! — Я бессильно опустилась на диван. — Тебе не приходится гадать, не возненавидит ли она тебя из-за того, с кем ты спишь, и увидишь ли ты ее еще хоть раз, если скажешь правду! Что мне, по-твоему, делать? Рискнуть отношениями с единственным на свете человеком, которого я любила? Ей хватит одного взгляда на тебя, она, кроме клыков, ничего не увидит! Она никогда меня не простит, как ты не понимаешь?

На последних словах голос у меня сорвался, и я обхватила голову руками. Замечательно. Вот теперь настоящая мигрень.

— Ты права, моя мама умерла. Я никогда не узнаю, как бы она отнеслась к тому, каким я стал. Гордилась бы мной… или презирала бы за мой выбор. Но все равно, скажу тебе честно: будь она жива, я бы ей показался. Как есть. Она этого заслуживала — и, если начистоту, я тоже. Но речь не обо мне. Слушай, я не требую познакомить меня с твоей мамой. Я говорю о том, что рано или поздно тебе придется примириться с собой. Ты не можешь изгнать из себя вампира и не должна постоянно винить себя за это. Тебе надо разобраться, кто ты такая и чего хочешь, и не извиняться за это. Ни передо мной, ни перед своей мамой, ни перед кем бы то ни было.

Он был уже в дверях, когда я сообразила:

— Ты уходишь? Ты… ты меня бросаешь?

Кости обернулся.

— Нет, Котенок, просто даю тебе возможность все обдумать, не отвлекаясь на меня.

— А как же Хеннесси?

Сейчас это был только предлог.

— Франческа так и не выяснила ничего конкретного, а мы сами сделали все, что могли. Небольшой отпуск не повредит. Если что-то появится, я тебе позвоню. Обещаю. — Он напоследок послал мне долгий взгляд. — До свидания.

Я услышала, как закрылась дверь, но в сознании звук не отозвался. Еще двадцать минут я сидела, уставившись на нее, и вот — чудо! — в дверь постучали.

Я радостно вскочила:

— Кости!

Это был паренек в униформе.

— Доставка пиццы, — с заученной бодростью отбарабанил он. — С вас семнадцать двадцать пять.

Я как в тумане дала ему двадцатку, сказала, что сдачи не надо, закрыла за ним дверь и расплакалась.

20

Тимми разглядывал меня испуганно и завороженно, словно неожиданно обнаружил под микроскопом вирус.

— Ты новую открываешь?

Я задержала ложку над блюдечком с шоколадным мороженым, вызывающе вздернула бровь:

— А что?

Он покосился на две пустые банки у меня под ногами. А может, он рассматривал бутылку джина, которую я пристроила рядом с собой. Все равно!