Поединок спецслужб. Перезагрузка отменяется - Александр Дмитриевич Витковский

— В чем перспективный замысел выбора именно такой легенды? И как Марк понял, что в Центре правильно интерпретировали его действия?

— Наш разведчик был прекрасным аналитиком-интеллектуалом и просчитал не только свои действия на сто ходов вперед, но и ответную реакцию как Москвы, так и Вашингтона. Такая легенда позволяла официально обратиться за защитой в посольство Советского Союза или Германской Демократической Республики, поскольку благодаря такому вымыслу арестант мог претендовать на советское или восточногерманское гражданство. Как и следовало ожидать, американцы направили письмо Абеля и запрос в посольство СССР, а оттуда информация попала в Москву и на Лубянку.

— И каким же был официальный ответ?

— Таким, каким и ожидал его наш разведчик: «Рудольф Абель посольству не известен и в числе советских граждан не числится». Таков уж закон жанра. Но для Абеля это была победа. Он понял, что его сигнал все-таки дошел до московского Центра и правильно интерпретирован руководством разведки.

ТРИДЦАТЬ ЛЕТ БЕЗ ПРАВА ПЕРЕПИСКИ

У арестованного советского разведчика не было возможности выбирать себе адвоката. К тому же па волне всеобщей антисоветской истерии, поднятой американской прессой, среди юристов было не много желающих защищать «коварного русского шпиона» на публичном процессе. Да и общественность страны, разогретая шпиономанией, жаждала крови и была настроена не на правовое, а на политическое решение суда. Поэтому смертный приговор ни у кого не вызывал сомнений.

Ассоциация адвокатов, которая определяла кандидатуру защитника, остановила свой выбор на совладельце адвокатской конторы, американском юристе ирландского происхождения командере (соответствует воинскому званию капитана 3-го ранга) морской разведки Джеймсе Доноване. Он был не только хорошим служителем Фемиды, но и разведчиком с большим стажем и опытом. В годы Второй мировой войны Донован работал советником руководителя Управления стратегических служб—американской разведки—предшественницы ЦРУ. А на Нюрнбергском процессе, где судили главных нацистских преступников, он был помощником Роберта Джексона — главного обвинителя со стороны США. Донован согласился защищать Абеля за 10 тысяч долларов — не самый маленький адвокатский гонорар в то время.

21 августа 1957 года (день в день ровно через два месяца после ареста разведчика) состоялось знакомство адвоката со своим подзащитным. Эта первая встреча произошла в арестантской комнате Бруклинского суда, который размещался в здании почтамта. «Он показался мне похожим на школьного учителя», — вспоминал позднее адвокат об этой встрече.

Вскоре Донован познакомил Абеля с двумя своими помощниками — молодыми юристами Арнольдом Фрейменом и Томасом Дебевойсом. Все вместе они ознакомились с обвинительным заключением, которое на двенадцати листах составили и подписали прокурор Бруклина и Лонг-Айленда Мур и помощник генпрокурора США Томпкинс. Согласно этому документу, Абеля обвиняли:

1. В заговоре с целью передачи Советскому Союзу секретной информации по атомной и военной тематике.

2. В заговоре в целях сбора такой информации.

3. В заговоре в целях пребывания на территории США в качестве агента иностранной державы без регистрации в государственном департаменте.

По первому пункту обвинения Абелю грозила смертная казнь, по второму пункту — десять лет, и по третьему — пять лет тюрьмы. В отличие от советского законодательства, где самый большой срок наказания покрывал все менее существенные, американская Фемида суммировала все сроки.

Тактику защиты Донован решил построить на уязвимых местах обвинения и фактах процессуальных нарушений в ходе ареста Абеля и следствия но его делу. В частности, разведчика арестовали на основании ордера, выданного службой иммиграции и натурализации. Но он действителен лишь по делам о нарушении правил въезда и проживания иностранцев и не распространяется на лиц, обвиняемых по другим уголовным преступлениям. Не было и ордера на обыск и изъятие имущества, а значит, эти действия проводились незаконно. Следовательно, никакие вещественные доказательства, изъятые при обыске в студии на Фултон-стрит и в гостинице «Латам» в рамках оперативного расследования, не могут фигурировать в уголовном процессе.

Также с согласия Абеля было решено нанять квалифицированного детектива для наведения справок о нынешней жизни предателя Хэйханена. Получение компрометирующих материалов могло пригодиться в суде для дискредитации предателя в глазах публики и присяжных как главного свидетеля обвинения.

14 октября 1957 года в старинном здании федерального суда Восточного округа Нью-Йорка, построенном еще в 1889 году, начались слушания по делу Рудольфа Абеля. В качестве председательствующего вел процесс федеральный окружной судья Мортимер Байерс. Юридической общественности страны он был известен как ультраконсерватор, который в свое время предложил ставить на руку всем иностранцам, постоянно проживающим в США и не желающим принимать американское гражданство, специальное клеймо.

Суду предстояло опросить и выслушать показания 69 свидетелей, в том числе 32 сотрудников ФБР. Однако обвинение подсудимого строилось исключительно на показаниях Хэйханена и тех вещественных доказательствах, которые были обнаружены в номере гостиницы «Латам», где арестовали разведчика, и найдены в его студии на Фултон-стрит.

Подсудимый, прекрасно разбиравшийся в законах американской юстиции, где каждое сказанное им слово могло быть обращено против него, выбрал тактику молчания. Он спокойно сидел за столом позади защиты и за все дни процесса не произнес и десятка слов. Пожалуй, самой длинной стала его фраза, сказанная в шутливой форме, в ответ на неосторожность кого-то из судейских, случайно уронившего на Абеля достаточно тяжелый вещдок. «Не убивайте меня раньше времени», — иронично произнес Абель. Шутка была по достоинству оценена и прессой, и всеми присутствующими на судебных слушаниях. Все остальное время разведчик с отрешенным и безучастным видом постороннего человека сидел на скамье подсудимых, и порою, казалось, даже не слушал ни судью, ни обвинителя, ни свидетеля, ни защитника. Но это была лишь маска. Внешнее безразличие скрывало напряженную работу ума. Он четко анализировал показания свидетелей и доводы обвинения, сопоставлял факты, находя в них противоречия и нестыковки. После окончания разбирательства дела по существу и перед началом прений сторон он передал Доновану несколько страничек рукописного текста «Заметок по делу Р.И. Абеля» со своими замечаниями, сделанными по ходу первых десяти дней судебного процесса. А все присутствующие в зале суда отмстили, что Абель в основном... рисовал. Карандашные наброски судьи Байерса, предателя Хэйханена, обвинителя, присяжных, судебных исполнителей... Но чаще всего это было изображение пожилого мужчины, одиноко сидящего на лавочке в парке.

Лишь однажды железная воля и выдержка изменили разведчику. Это произошло во время публичного чтения восьми писем его жены и дочери, которые были скопированы с микропленок и оглашены в ходе судебного заседания. Во время ареста разведчик успел выбросить их в мусорный бак, но сыщики из ФБР, изучившие едва ли не каждую щель в номере гостиницы «Латам», где жил