Поверженный демон Врубеля - Екатерина Лесина

– Остались невыплаченными.

– Да.

– Вас эта история не насторожила?

– Нет… я просто вспомнила вдруг мамин рассказ. О проклятии. И испугалась, что, если оно существует? Нет, не испугалась, но… стало вдруг неприятно так. Как если бы человек, которого я хорошо знала, оказался совсем не тем… ложь. Я ничего о нем не знала. Совершенно. Если бы он признался, я бы помогла… и я ему выписывала чеки… для его больной матери. Для сестры… понимаю, что он меня обманывал. Леня утешал. Он был рядом… он вдруг оказался таким родным человеком. Предложил мне доктора… сказал, что все мои проблемы внутри. И я должна с ними разобраться.

Стас хмыкнул:

Похоже, его нелюбовь к докторам постепенно обрела материальную основу.

– Я пошла… я верила Лене… а доктор мне помогал. Точнее, я думала, что помогает…

– Так помогал, что внушил вам мысль о проклятии?

– Скорее о том, что в этом мире я несчастна… понимаете, я вспомнила вдруг всю свою жизнь. Я была счастлива только в далеком детстве, рядом с отцом. И потом искала кого-то, кто его заменит. А надо было искать себя… путь к себе.

Она потерла глаза.

– Тогда-то я и обратилась к Богу. В храме мне было спокойно. Как будто проклятье отступало и… и я была счастлива. Да, пожалуй, именно, что счастлива. Я даже подумывала о том, чтобы уйти от мира, но все же я не настолько смелый человек. Ивана я встретила у храма. Он продавал иконы. Знаете, есть люди, которые полагают, что икона – это своего рода воплощение лика святого. Что писать ее можно лишь на дереве, после долгого поста, молитв… быть может, и так. Но для меня икона – это еще и живопись… и меня поразили его картины. В них удивительным образом сочетались классика и современность… и еще, созданные им лики были живы.

– И вы предложили Ивану выставку?

– Не сразу… мы разговорились. Встретились снова и снова, он сказал, что хочет написать мой портрет, а я согласилась. Он был интересным человеком.

– Алкоголиком.

– Я и сама не без прошлого. В нем мне виделась родственная душа… и он действительно написал с меня Богоматерь. А я… я ведь читала о Врубеле, об Эмилии… все-таки прабабка. И вот этот момент показался на удивление знаковым. Ведь с нее он тоже сначала писал Богоматерь, а уже потом сделал демоном. И мой врач сказал, что я могу повторить и это…

– Зачем?

– Он уверял, что мысль о проклятии сидит в моей голове, – Ольга постучала по лбу. – И я должна преодолеть травмировавшую меня ситуацию. Что тогда получу свободу.

Звучало все на редкость бредово. Неужели в это вообще можно поверить? Какая, к лешему, травмировавшая ситуация? Кто-то кого-то не так намалевал? И даже не саму Ольгу, а ее чертову прабабку? Но женщина, сидевшая на диванчике, верила в то, что говорила.

– Мы заключили сделку… я готова была заплатить за эту картину… не просто демона, не поверженного, но… прощающего, что ли? Такого, который и не демон… вы знаете, что на самом деле слово «демон» – означает «душа»? То есть не нечистая сила, как в библейском смысле, а именно душа со всеми ее порывами… и Врубель писал душу, такой, которую видел, поэтому и получилось вот так… странно. Он одновременно и красив, и уродлив. И живой… и я хотела, чтобы Иван сделал то же самое. Мне казалось, он правильно все видит. У него получалось… знаете, когда он переносил все мои страхи на холст, я… я получала свободу…

Ольга всхлипнула:

– А потом Иван умер.

– Его убили. – Стас погладил острое Людочкино плечо. – Ваш брат сознался.

Он и не думал ничего отрицать. Наверное, сложно отрицать, когда тебя взяли при попытке двойного убийства. Иван сказал, что Леонид не просто говорил – выговаривался, словно на исповеди.

– Я все равно не могу поверить… Леонид…

– Был завистливой сволочью. Уж извините. Он считал, что жизнь обошлась с ним на редкость несправедливо.

Ольга приподняла бровь, надо полагать, это выражало удивление. А ведь странно, что сестрица до сих пор не навестила брата. Или не странно? Он все-таки пытался ее с ума свести, а потом и убить.

– Ваш первый… ухажер, – Стас заложил руки за спину. Так ему думалось легче. – Действительно покончил с собой. Игроман был. И задолжал таким людям, с которыми лучше не связываться. Как бы там ни было, но идея Леониду показалась удачной. Тем более что вы впали в депрессию… он не хотел вас убивать.

Действительно, не хотел.

Клялся в этом. И с крыши не сбросил, хотя было время. Да что там, время, и секунды хватило бы. Леонид уверял, что дело в родственной любви. А Иван – в том, что самому убить кишка оказалась тонка. То ли дело исподволь, чужими руками… Стас Ивану верил больше.

– Он побоялся, что вы с Иваном поженитесь.

– Что? – Ольгино удивление было ненаигранным.

– Ваши отношения были близкими. А иных близких отношений, кроме постели, Леонид не признавал. Вы могли выйти замуж за Ивана, и тот стал бы вашим прямым наследником.

– Глупость какая…

С ее точки зрения, может, и глупость. А вот Леня свято был уверен в своей правоте. Он избавил сестрицу от очередного разочарования. Как же… старый алкоголик… разве может быть он достоин Ольги? И вновь в этом не было ни толики родственной любви, скорее уж запоздалая попытка оправдать себя и собственную мерзкую натуру.

– Он пришел к Ивану, говорил о выставке. Предложил выпить за завершение работы… Иван показал ему картину. И пить Иван не хотел. Точнее, он думал, что завязал, вот только развязать недавнего алкоголика несложно. Леонид оставил начатую бутылку, уверенный, что Иван не устоит. И оказался прав. В деле копаться не стали. А картина исчезла… вы же получили подтверждение, что проклятие существует.

Она ничего не ответила.

Отвернулась только, не то выражение лица скрывая, не то не находя в себе сил смотреть на Стаса. Чувствовала ли себя виноватой?

– Потом вы встретили Егора…

– Очень талантливый мальчик.

– С проблемами.

– Кто без них? – Ольга вытерла сухие глаза. – Я не думала, что все закончится так…

– Вы встретились на набережной, верно? Картины понравились. Думаю, разговорились, как с Иваном… между ними было что-то общее. Старый алкоголик и молодой наркоман. Бывший наркоман. Вы предложили ему выставку… и еще картину. Полагаю, к этому моменту идея всецело вами завладела. Не без помощи доктора.

– Да.

Сухой ответ. Бледные губы. Пальцы заломанные. И все равно, Стас не ощущал в себе ни толики жалости.

– С Егором вашему брату было сложней. Если с Иваном ему повезло остаться незамеченным, то за Егором следили пристально. А светиться Леня не хотел. Но ему удалось найти того, кто готов был взять на себя грязную работу. Родственница и прислуга, желавшая стать владелицей квартиры. Она и прежде давала ему наркотики, но Егор принимал их сам. А тут отказался… ничего, ваш брат помог исправить дело. Дикая смесь галлюциногенов и еще всякой дряни. Наркотик этот называют «дыханием дьявола». Препарат делает человека очень внушаемым… думаю, Егору не самому пришла в голову мысль спрыгнуть с крыши. Но этого не докажешь.

Ольга кивнула:

– Я… мне было так жаль… я…

– Сочли себя виноватой?

– Да… он пытался написать эту картину. Злился, потому что не получалось… нет, я не знаю, что не получалось. По мне, так картина была замечательной, но у Егора собственное видение… и он мне позвонил перед смертью. Сказал, что демон забрал его душу тоже… что он не позволит добраться до меня… уведет за собой.

– Вы не пошли в полицию.

– Не пошла, – согласилась Ольга. – Что бы я, простите, сказала им? И да… мне стыдно за эту слабость. Егора нельзя было вернуть. А я… вдруг бы меня сочли виновной? Но я не давала ему наркотики…

– Дали и без вас.

– У меня началась депрессия… и врач советовал обследоваться… он выписал мне какие-то лекарства. Я плохо помню тот период… я очнулась, встретив Мишу. На набережной. Я там гуляла… я помню, он сам окликнул меня. И подошел сам. И показал картину… набережная и я… то есть мне показалось, что это я… мы разговорились…

– И Мишка в вас влюбился.

На бледных щеках Ольги вспыхнул румянец.

– Я не просила его…

– Никто не просил. Он был романтичным мальчишкой. А тут… женщина-загадка…

Людмила коснулась Стасовой руки. Успокаивает? А он и так спокоен. Просто… просто несправедливо все. Почему Мишка погиб, а эта роковая красавица жива и жить будет?

Неплохо так будет жить.

И ведь если бы убили из-за собственных Мишкиных дел, ошибок, это было бы… справедливей? А так, разменной монетой в чужой игре.

Нечестно.

– Ваш брат был очень талантлив. Он… он бы стал известен.

– Он ухаживал за вами.

– Да.

– И собирался сделать предложение.

– Не знаю. Наверное. – Ольга отвела взгляд. Знает. И приняла бы… конечно, приняла бы… правда, надолго бы ее хватило? Какая теперь разница.