Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945. - Артем Драбкин

Кто подбил самолет Владимира Алексеевича, пока не ясно (кстати, самолет списали только 10 июня в АРМе). Известна единственная победа немцев в тот день - Ла-5 мл. л-та Бориса Мамина из 3-го гиап КБФ, сбитый южнее Лавенсаари внезапной атакой пары ФВ-190 обер-лейтенанта Хорста Адемайта из Stab I./JG 54 в 17:45—17: 50]

Как-то раз на разведку аэродрома Раквере вылетели два «яка» нашего полка — Шишикин и Барсуков. Прикрывать их должны были еще две пары — Юры Петрова и моя. До этого на разведку этого аэродрома вылетали разведчики из 15-го полка, но их перехватили истребители, еле ноги унесли. Задачу передали нашему полку. После взлета двигатель моего самолета задымил, оборвало шатун, пришлось возвращаться. Со мной сел и ведомый Гапонов, поскольку существовало жесткое правило: поодиночке не летать — поврежден ведущий, ведомый его прикрывает, подбит ведомый — с ним уходит и командир. Из того вылета на Раквере разведчики так и не вернулись. Когда Петров с ведомым приземлился на аэродроме, то не смог рассказать, как и почему они потеряли друг друга — так летчики и пропадали без вести. Может, сбили их, а может, в облаках столкнулись… [Л-т Николай Георгиевич Шишикин (оф. 0+1 в/п) и мл. л-т Николай Иванович Барсуков пропали без вести 16 июня в 20:20]

Самый трудный вылет был у меня в июне, во время наступления против финнов на Карельском перешейке. Тогда мы прикрывали группу «илов» 35-го полка, атаковавших корабли в Финском заливе, и были перехвачены 18 ФВ-190. Они попытались зайти в атаку сверху-сзади, но мы были начеку и этот наскок отбили, а один «фокке-вульф» был подбит стрелками. Три или четыре раза я сходился в лобовой атаке с одним из «фокке-вульфов». В последний раз мы разошлись с ним в самую распоследнюю секунду — он прошел у меня над головой. У меня в груди все отлегло, как с того света вернулся — ведь мы почти столкнулись! В тот раз мы тоже потеряли один штурмовик, но летчик, Щербак, сумел дойти до Сескара и там приземлился. Когда я вернулся на аэродром, коленки у меня все еще дрожали после той лобовой атаки. [К сожалению, автору известен только один случай за этот период, когда подбитый Ил-2 35-го шап сел на вынужденную посадку на остров Сескар — экипаж мл. л-та Николая Александровича Нелидова 21 июня 1944 года, подбитый в 10:25 в районе Ристниеми. В том же бою погиб ст. л-т Петр Иосифович Максюта, а Владимир Алексеевич одержал свою 9-ю воздушную победу (10:23)]

Командир полка Волочнев хотя и вылетал на задания, но редко. Не знаю почему, но и у Беляева и у него я быстро завоевал уважение, и на ответственные задания чаще всего посылали меня. Взял меня как-то раз комполка ведомым, но закончилось это заменой мотора на моем истребителе. Дело в том, что во время любого воздушного боя или в полете ведущему нельзя «шуровать» на полных оборотах, а Волочнев как дал газу! Ведомый больше маневрирует и перестраивается, отстает и вынужден выжимать из двигателя все, что возможно. Слетали мы с ним вот так, и полетели у меня шпильки крепления картера, верхней крышки…

Где-то в июне—июле нашу штурмовую авиацию стали использовать для разрежения минных полей в Финском заливе и проводили площадное бомбометание. Штурмовикам указывали необходимый квадрат, и они сыпали туда бомбы — срабатывало. Немцы, конечно, противодействовали, и в одном из вылетов (весь полк летал) мы потеряли не только несколько истребителей, но, главное — штурмовиков. После возвращения командир полка Волочнев стал нас обвинять в потере сопровождаемых: «Плохо воюете, да как могли потерять?!!»

А я, как летчик-истребитель, могу сказать, что, пусть мне надо будет сбить бомбардировщик, а его будут прикрывать десять истребителей, я собью его, если захочу. Я наберу высоту, весь строй прошибу — может, и сам погибну, но его собью. Так и немцы. Они хорошо воевали, у них опыт огромный был — больше, чем наш… И вот Волочнев нам сказал: «Теперь полк поведу я! И чтобы в строю были все командиры эскадрилий!» Учить нас решил.

А командиром нашей 2-й эскадрильи тогда был Алимпиев Евгений Николаевич. Он тоже прибыл с Дальнего Востока и к тому времени уже «вылетался» — старик был. Когда мы вылетели полком и начался воздушный бой, он нажал на тангету радиопередатчика и не отпустил ее, поэтому весь полет мы слышали, что он там говорил в кабине. И вот во время боя вся эскадрилья слышит, как командир все уговаривает «фоккера»: «Ну что ты ко мне пристал!.. » Долго потом подтрунивали мы над командиром… [На счету комэска Алимпиева ни одной воздушной победы] Смех смехом, но в том бою мы опять понесли потери — и своих и штурмовиков. Вот после этого Волочнев ругать нас перестал.

24 июля, в День Военно-морского флота, погиб мой очень хороший друг, летчик-штурмовик из 7-го гвардейского полка Матвеев Михаил Алексеевич. Мы с ним вместе и в аэроклубе были, и в школе, и на курсах командиров звеньев, и в одну дивизию попали на Балтику, только я — истребитель, а он — штурмовик. К тому времени он был уже заместителем командира полка — очень сильный летчик. В одном из вылетов он пошел на второй заход по цели, хотя делать его не рекомендуется, и его сбили [Капитан Матвеев из 7-го гшап был сбит в 8:20 при ударе по войскам противника в районе Нарвы]. Многие этим злоупотребляли, и многие из-за этого погибли.

Вы спросите почему? А я вам отвечу — штурмовикам было очень тяжело, и я не завидую им. Это были такие труженики, что трудно себе представить. Как пример, в марте—апреле 1945 года мы оказались на аэродроме Эльбинг в Восточной Пруссии. Там уже сидели армейские штурмовики и истребители, и в одной из столовых начали они нас подначивать: «Во понахватали орденов, и все — Красное Знамя!» У меня тогда уже было три ордена, да и у остальных немало. Вскоре Рокоссовский начал наступление на Мемель и Данциг, а поскольку кораблей там у немцев было много, попросил поучаствовать и армейцев. Когда те познакомились с корабельными зенитками и вернулись на аэродром, они нам сказали: «Не надо нам орденов ваших, рановато нам помирать!»

Дело в том, что на каждом транспорте было по четыре зенитных орудия, а на эсминцах и до двадцати. А теперь представьте, какое было светопреставление, когда шел конвой из 5 транспортов, 4 эсминцев и пары тральщиков. Хотя и наземные зенитки вещь довольно неприятная.

Там вообще зенитный огонь был страшный, особенно над Данцигом! Нас это не очень касалось, а вот штурмовикам доставалось. Я помню, как зенитные снаряды пробивали плоскости и хвост Ил-2. Иногда было заметно, как снаряд рикошетировал от брони штурмовика. Зрелище смертельное, но захватывающее! Наш черед подходил тогда, когда «илы» скрывались за горизонтом, а мы еще находились в поле зрения зениток. Был только один способ спасти себя от их огня — маневрировать. Некоторые летели в направлении очередного разрыва зенитки, некоторые от него, но если быстро не отреагируешь, то точно погибнешь.