Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве - Дэвид Гранн

Затем рядом с ним упало тело – это был мертвый испанский солдат. По кораблю пронеслись крики: «Мятеж! Мятеж!»[778]

Моррис тоже поднялся на палубу и был поражен увиденным: Орельяна и десять его соплеменников штурмовали квартердек. Они были в значительном меньшинстве, и у них не было ни мушкетов, ни пистолетов – лишь несколько подобранных ножей и несколько пращей из деревяшек и шнуров. Тем не менее туземцы убивали одного человека за другим. Писарро и несколько его офицеров забаррикадировались в каюте. Одни матросы скрылись среди перевозимого на борту скота, другие поспешили подняться по такелажу и укрылись на верхушках мачт. «Эти одиннадцать индейцев с решимостью, возможно беспрецедентной, почти в одно мгновение овладели квартердеком корабля с 66 орудиями и командой из 500 человек»[779], – отмечалось в отчете.

Мятеж Орельяны – одно из сотен задокументированных восстаний рабов и коренных народов, имевших место в Северной и Южной Америке. Как отметила историк Джилл Лепор, порабощенные народы «восставали снова, и снова, и снова», задавая «неуступчиво один и тот же вопрос: “По какому праву над нами господствуют?”»[780]

Орельяна и его отряд контролировали корабль, блокируя трапы и отражая атаки. Увы, управлять судном они не могли, и спустя час с небольшим Писарро и его силы начали перегруппировку. В рубке какие-то люди нашли ведро и привязали его к длинной веревке, которую через иллюминатор опустили в пороховой погреб, где артиллерист наполнил его боеприпасами. Офицеры тихо потянули ведро наверх. Уже во всеоружии они открыли дверь каюты и краем глаза увидели Орельяну. Он снял западную одежду, которую его заставили носить, и стоял почти голый со своими людьми, вдыхая вечерний воздух. Офицеры высунули стволы пистолетов и открыли огонь – внезапные вспышки в темноте. Пуля попала в Орельяну. Он пошатнулся и упал, кровь потекла по палубе. «Так восстание было подавлено»[781], говорилось в отчете, «и владение квартердеком было восстановлено после того, как он целых два часа пребывал во власти этого великого и смелого вождя и его доблестных и несчастных соотечественников». Орельяна был убит. А его люди, чтобы вновь не оказаться в рабстве, вскарабкались на перила корабля и, пронзительно вскликнув, прыгнули за борт – навстречу своей смерти.

* * *

После возвращения в Британию Моррис опубликовал рассказ на сорока восьми страницах, пополнив постоянно растущую библиотеку повествований о деле «Вейджера». Авторы этих произведений редко изображали себя или своих соратников агентами империалистической системы. Они были поглощены ежедневной борьбой – работой на корабле, продвижением по службе и зарабатыванием денег для своих семей… Одним словом, выживанием. Но именно такое бездумное соучастие позволяет империям существовать. Действительно, имперские системы требуют «недуманья»: тысячи и тысячи простых людей служат – в том числе жертвуя собой – системе, которую большинство из них редко подвергает сомнению.

Поразительно, но был один выживший потерпевший кораблекрушение, у которого так и не было возможности записать свои показания в какой-либо форме. Ни в книге, ни в показаниях под присягой. Даже в письме. И это был Джон Дак, свободный чернокожий моряк, сошедший на берег с отрядом Морриса.

Дак выдержал годы лишений и голода, и ему удалось с Моррисом и двумя другими отправиться в поход на окраину Буэнос-Айреса. Но там его стойкость оказалась бесполезной, и он пережил то, чего боялся каждый свободный чернокожий моряк: его похитили и продали в рабство. Моррис не знал, куда увезли его друга, в шахты или на поля, – судьба Дака была неизвестна, как и в случае со многими людьми, чьи истории никогда не будут услышаны. «Я думаю, что он закончит свои дни»[782] в рабстве, писал Моррис, «у него нет никаких шансов когда-нибудь вернуться в Великобританию». Хотя истории помогают империям сохранить власть, не меньшей силой обладает и вымарывание – стирание тех рассказов, что могут навредить имперскому облику.

* * *

В Британии уже разгорелось соперничество за публикацию окончательного описания кругосветной экспедиции Ансона. Ричард Уолтер, капеллан «Центуриона», дал понять, что он пишет такую хронику, а корабельный преподаватель Паско Томас пожаловался, что Уолтер пытался отговорить других от публикации собственных версий, чтобы «монополизировать это путешествие»[783]. В 1745 году Томас опередил Уолтера, опубликовав «Правдивый и беспристрастный дневник путешествия в Южные моря и вокруг земного шара на корабле Его Величества “Центурион” под командованием коммодора Джорджа Ансона». Еще одна хроника, скорее всего, прошедшая горнило Граб-стрит, восхваляла путешествие Ансона как «несомненно, имеющее величайшую ценность и важность»[784].

В 1748 году, через два года после военного трибунала, преподобный Уолтер опубликовал наконец свое «Путешествие Джорджа Ансона вокруг света в 1740–1744 годах». Объемом почти в четыреста страниц, это было самое длинное и подробное из всех повествований, с иллюстрациями, сделанными во время экспедиции лейтенантом «Центуриона». Как и многие рассказы о путешествиях того времени, повествование чересчур высокопарно и тонет в море утомительных подробностей бортового журнала. И все же эта хроника успешно передает пульсирующую драму Ансона и его людей, сталкивающихся с одной катастрофой за другой. В кратком обсуждении дела «Вейджера» автор сочувствует Чипу, утверждая, что он «сделал все возможное»[785], чтобы спасти команду, и утверждает, что капитан застрелил Козенса только потому, что тот был «главарем»[786] банды жестоких подстрекателей. Уолтер также подтвердил, что ни один из потерпевших крушение никогда не был привлечен к ответственности, утверждая, что «люди поняли, что с гибелью корабля власть офицеров подошла к концу»[787]. В конце концов в изложении Уолтера потеря «Вейджера» становится очередным препятствием на пути «Центуриона» к захвату трофея всех морей. Книга завершается волнующими словами: «Хотя сочетание благоразумия, бесстрашия и настойчивости не избегает ударов неблагоприятной судьбы», в конце концов, они «редко терпят неудачу в достижении успеха»[788].

В повествовании Уолтера есть некоторая странность[789]. Для труда священнослужителя в ней откровенно мало упоминаний о Боге. И хотя поединок «Центуриона» с галеоном написан от первого лица, Уолтер там не присутствовал – он отбыл из Китая в Британию незадолго до сражения. Позже историки-расследователи обнаружили, что Уолтер был не единственным автором книги, бо́льшую ее часть за него как «литературный негр»[790] написал памфлетист и математик Бенджамин Робинс.

В действительности за книгой стояла еще одна скрытая сила – не кто иной, как сам адмирал Ансон. По его собственному признанию, у него было «отвращение к писательству»[791], и в донесении после захвата галеона он сообщил немногим больше, чем «я увидел его и бросился в погоню»[792]. Однако именно Ансон разработал книгу Уолтера – предоставил материалы, выбрал преподобного для ее составления, по слухам, заплатил Робинсу тысячу