Второй шанс — 2 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Эх, прокатились с ветерком! Это тебе не 2020-й с его пробками даже в провинциальном городе, тут машин — раз-два — и обчёлся. Однажды, правда, остановил гаишник, для проверки документов. Посмотрев в права, попросил снять очки, вгляделся в мою физиономию, задумался, вернул права и козырнул:

— Всего хорошего!

Наверное, где-то видел, вот и пытался вспомнить где. Если читает «Юность», то понятно, там моя фоточка так и висит.

Я по возвращении из Венгрии между делом добил «В лесах Прикарпатья». Перечитал, подчистил, кое-какие листы, где почистить пришлось побольше, перепечатал заново. Отнёс почитать своим трём цензорам: сначала Иннокентию Павловичу, чисто из уважения, так как в Прикарпатье ловить бандеровцев ему не довелось, затем Шульгину, опять же, как человеку, которого я уважал, и на десерт Козыреву-старшему, уже как прототипу главного героя в этой его ипостаси. Каждому опять же вручил по мартовскому экземпляру «Юности» из числа присланных редакцией авторских, предварительно сопроводив дарственной надписью. Заодно пообещал заносить каждый из последующих номеров с моим романом по мере того, как будут присылать авторские экземпляры. Старикам — им разве много нужно для счастья…

Как бы то ни было, теперь дело за очередной поездкой в Москву, чтобы доставить рукопись по назначению. Вернее, два экземпляра. Один я отдам Полевому, а второй — Бушманову. Раз уж в «Молодой гвардии» ухватились за мой первый роман, глядишь, и второй напечатают… Когда-нибудь, учитывая, что у них в издательстве стоит очередь из утверждённых к публикации произведений.

С «Юностью» в этом плане проще. Ну да журнал, не книга, но с тиражом под три миллиона его прочитает даже больше людей, чем книгу, которую выпустят максимум 100-тысячным тиражом. А лучше, конечно, и в журнале публиковаться, и в книге. В материальном плане, в частности, учитывая, что советские писатели, особенно попавшие в обойму, живут ой как безбедно, и от переизданий только одной книги могут кормиться годами.

А история с «Heart-shaped box», как выяснилось, имела продолжение. Прошло недели две с момента моего возвращения из Венгрии, когда субботним вечером в квартире раздался телефонный звонок. На том конце провода оказался Сергей Борисович, поинтересовавшийся моими планами на завтрашнее утро. После чего предложил встретиться на уже известной мне явочной квартире.

Что день грядущий мне готовит? Хрен его знает, хотя в общих чертах я догадывался, что это продолжение нашей первой встречи. Но заход начался с другого.

— Что же это вы, Максим Борисович, так низко роняете реноме советского спортсмена?

— В смысле? — опешил я. — Это вы мне за поражение во втором бою пеняете? Так там…

— Нет-нет, я не о выступлении, — отмахнулся Козырев, наливая кипяток в заварочный чайник. — Я знаю, что вы боксировали достойно, и в поражении во втором поединке вашей вины нет, это досадная случайность, помноженная на предвзятость. Я о вашем выступлении в ресторане. Начальнику областного Управления доложили, что вы там чуть ли не шабаш устроили, хорошо, он попросил меня разобраться, а некого-то ещё.

— А, так вы насчёт моего концерта… Да ну, какой там шабаш! Вот побывали бы вы на концертах Мэрилина Мэнсона…

— Это что ещё за тип?

— В моём будущем есть певец такой, неординарный, мягко говоря. Его концерты каждый раз превращаются в дикие перформансы с распятыми или заключенными в клетки девушками, лысыми козлиными головами, обнаженкой и прочими чуть ли не сатанинскими атрибутами. И ничего, у нас в России он спокойно гастролирует.

Сергей Борисович замер, заморгал, переваривая услышанное, затем тряхнул головой и мрачно выдавил из себя:

— Хотя да, после прочитанного эссе, герой которого описывает своё будущее, чего-то подобного можно было ожидать.

Затем разлил по стаканам заварку, долил кипятку и подвинул блюдца с сушками и конфетами, а также розетку с вареньем.

— О, сегодня у нас даже варенье, — ухмыльнулся я, — причём моё любимое, вишнёвое.

— Из дома ещё позавчера взял, жене сказал, на работе чай буду пить. В общем-то, не соврал, такие встречи, пусть даже и неофициальные — тоже часть моей работы.

Пока гоняли чаи, я по просьбе Сергея Борисовича делился деталями венгерской поездки, не утаил даже эпизод, когда местный меняла вымогал у меня советские десятки.

— Это распространённое явление, именно десятирублёвые купюры пользуются у них спросом, — подтвердил собеседник. — Кстати, узнаёте?

Он выложил на стол передо мной венгерскую газету, предварительно раскрыв на нужной странице. Что там было написано — я догадывался, так как на сопроводительном фото мне вручали награду за спасение ребёнка на пожаре.

— Дарю, — улыбнулся Сергей Борисович. — Вы молодец, рванули в горящий дом, не испугались, вынесли из огня ребёнка… Не страшно было?

— Наверное, где-то в глубине души. Бояться было некогда, к тому же сначала вроде не так полыхало, это потом уже огонь отрезал обратный путь к отступлению, так что пришлось выбираться через окно. Спасибо за газету!

— Не за что, мне она, собственно, ни к чему, а вам и вашим близким будет приятно. Так я про ресторан снова… А чью песню вы исполняли? Вы там говорили, её написала какая-то американская группа, «Нирвана», что ли…

— Так правду сказал, только эта группа появился лет через десять, а эта песня с альбома 93 года. Там практически все песни написаны лидером группы Куртом Кобейном. Жаль, прожил недолго, 27 лет. В 94-м, в апреле, он сбежал из клиники, где лечился от наркозависимости, приехал домой, приставил к голове ствол ружья и нажал на спусковой крючок. После смерти стал легендой, хотя, в общем-то, и при жизни уже собирал со своей группой стадионы.

— То есть сейчас авторские права на эту песню предъявить некому?

— В общем-то, верно, некому, — пожал я плечами и черпанул ложечкой ещё одну порцию вишнёвого варенья. — Сейчас Кобейну всего 11 лет от роду, и он вряд ли подозревает, что его ждёт.

— В таком случае вы могли бы озолотиться, выдавая ещё ненаписанные песни за свои, — как бы с налётом равнодушия произнёс Козырев.

— Мог бы, но наша группа… то есть ансамбль при училище, исполняет в основном песни, написанные мной в прежней жизни или частично уже в этой, плюс мой бас-гитарист кое-что подкидывает. Видите ли, в моё время, в будущем, я имею в виду, популярен такой жанр, как альтернативная история, или, проще говоря, попаданцы. То есть человек каким-то образом попадает в прошлое. Либо вместе с телом, либо его сознание вселяется в себя же молодого, как в моём случае, либо в чьё-то другое тело. Нередко писатели подселяли своих героев в тело Николая II, Сталина или вообще Гитлера.

— Даже так?

— Ну а что вы хотели, человеческая фантазия безгранична, главное, чтобы получилось интересно. Попаданцы в советское прошлое в книгах раз за разом воровали ещё ненаписанные песни, книги и прочую интеллектуальную собственность, оправдывая себя тем, что раз уж они меняют историю, то эти произведения вряд ли уже кто-то сочинит. Может быть и верно, но вот я, попав в аналогичную ситуацию, как-то постеснялся внаглую брать чужие вещи. За редким исключением. Например, «Гимн железнодорожников» и песню «Две звезды» я всё-таки позаимствовал.

— «Две звезды» мне понравилась, видел в «Утренней почте», — кивнул Козырев. — А кто её написал… напишет на самом деле?

— Молодой композитор Игорь Николаев, он сейчас ещё где-то на Сахалине обретается. Был соблазн взять его другую песню, ещё более известную, но я не стал этого делать — с этой вещи у него в начале 80-х начнётся завоевание Москвы и сотрудничество с Пугачёвой.

— Ясно, ясно, — побарабанил Сергей Борисович пальцами по столу. — Ладно, песни и книги — это отдельная история, меня сейчас больше интересует другое… Посидите, я на минуту.

Он вышел, а вскоре вернулся с кассетным магнитофоном «Sharp» и выносным микрофоном.

— Сергей Борисович, я на плёнку ничего говорить не буду.

— Боитесь? — прищурился тот.