Феодора. Циркачка на троне - Гарольд Лэмб

Характер дочери сторожа животных подвергался нападкам и защите в течение четырнадцати веков. Говорят, этот цирковой чертёнок стал первой феминисткой в мире. До неё большим влиянием пользовались императрицы Ариадна и афинянка. Феодора добивалась своих целей с несгибаемым упорством. Другие были религиозны, у неё же была истинная вера, за которую она боролась, отстаивая своих духовных отцов. Она обожала императорский пурпур и даже в гробу лежала в саване, сшитом из него. В глазах западного духовенства она — разрушительная интриганка; восточное духовенство объявило её святой защитницей.

Литература, особенно тайно изданные собрания «Жизнеописаний известных людей» Прокопия, увековечила её как императрицу-распутницу. Догматик Гиббон («Упадок и падение Римской империи») со своей любовью к верным фактам и ложным выводам заявляет, что «уверенные в том, что ум женщины, потерявшей целомудрие, скудеет, с удовлетворением будут слушать обличительные речи, отрицающие добродетель Феодоры, преувеличивающие её недостатки и резко осуждающие грехи молодой распутницы».

Гиббон добавляет: «Из стыда или презрения она часто уклонялась от рабского проявления поклонения толпы, избегала отвратительного городского света и скрывалась во дворцах и садах, уютно расположившихся на морском побережье Босфора».

Кажется, догматик прославляет бедняжку, но это совсем не так. По его мнению, восточное христианство стало одной из причин упадка и падения его милого Древнего Рима. Феодора не была развращённой, и изучение её действий ни в коей мере не говорит о её презрении к толпе. Во время своего знаменитого сопротивления восстанию «Ника» она сказала, что останется во дворце, даже если это будет означать смерть. Нападение Белизария и Мундуса на толпу на ипподроме последовало за отказом Феодоры уйти, но она не просила об этом. Что касается садового дворца в Гироне, то он служил убежищем, но не из-за того, что она стыдилась встречаться с людьми в Священном дворце. Можно смело утверждать, что у Феодоры не было ощущения вины.

«Молодая распутница» Гиббона созвучна странной ненависти Прокопия, которую тот питал к императрице. Нимфоманка, представленная в тайной истории маленького летописца, никогда не существовала. Если бы Феодора была такой, как её представляли, то едва ли могла бы энергично править более двадцати лет. А общественное мнение не дало бы ей продержаться на троне и месяца. Даже Прокопий признает, что «ни один сенатор не возражал против свадьбы, ни один священник не высказывал серьёзного беспокойства». Молчаливое сопротивление браку Феодоры исходило от светских женщин, подогреваемых Юфимией. Доктор Вудворд считает, что летописцы духовенства того времени осуждали или превозносили актрису-императрицу по религиозным, а не личным причинам[4].

Иоанн Эфесский, восхищавшийся Феодорой, без стеснения называет её проституткой. Но он имеет в виду не публичный дом, а скорее театральные подмостки, ведь в Константинополе это было одно и то же; он называет ипподром «церковью сатаны», а к браку Феодоры относится как к браку актрисы и светского человека. Феодора выросла на задворках ипподрома, где предлагала себя, она принадлежала разным мужчинам и последовала за одним из них, Гецеболом, в Африку, до встречи с Юстинианом она родила дочь. Из этого Прокопий создал образ императрицы-распутницы.

Есть что-то сказочное в дальнейшей судьбе Феодоры в роли императрицы. Её незаметное влияние чувствуется в мрачном своде законов, её характер и несгибаемая воля ощущаются как вспышка молнии, её насмешки и фокусы изменяют весь ход интриг в империи. Естественно, она причинила много зла: помогла падению дурного, но необходимого Иоанна из Каппадокии, но никогда не вредила Юстиниану. Зонара говорит, что она оказывала на него большое влияние. Современный историк Штайн называет её влияние на супруга злосчастным и губительным.

Профессор А.А. Васильев[5] пишет, что, «после того как она вышла замуж за Юстиниана, Феодора порвала со своим бурным и двусмысленным прошлым и стала верной женой. Она принесла во дворец своё безграничное самолюбие, жадность к богатству, симпатию к монофиситам, с которыми познакомилась во время скитаний по Ближнему Востоку, и свой собственный практический ум». Что касается влияния Феодоры, Васильев добавляет, что «оно было больше влияния Юстиниана». Лично я не верю, что Феодора испытывала жадность к богатству. Прокопий утверждает, что это правда, и пытается заклеймить самого Юстиниана в жадности, и всё же актрису-императрицу возвели в почётный ранг басилиссы империи, а преданность Юстиниана увеличивала доходы Константинополя. Многие из её пожертвований, например на перестройку Антиоха, записаны в летописях, она также была щедра к просителям.

P.M. Френч[6]: «Некоторые думают, что с политической точки зрения она предвидела будущее лучше Юстиниана, глаза императрицы были направлены на восток».

Возможно, Шарль Диль[7] лучше других отобразил характер Феодоры — женщины и императрицы: «Пока Юстиниан, очарованный воспоминаниями о былом величии Рима, теолог по призванию, занимался религиозными вопросами ради удовлетворения тяги к выведению догм, Феодора, подобно всей династии византийских императоров, могла трезво оценивать политическую ситуацию во время теологических диспутов».

Описание Прокопием своего времени

В качестве военного летописца Прокопий Кесарийский надолго и вполне заслуженно вошёл в историю. Как и другие военные летописцы, он жил в военных лагерях, замечал, когда командиры, кроме Белизария, напивались, когда протухшие галеты вызывали дизентерию[8], когда люди были так испуганы, что не хотели сражаться, а убегали прочь. И он понял, отчего так происходило.

В четырнадцати небольших томах Прокопий описал войны, народы, постройки такими, какими он видел их, а также много того, чего сам не знал, например, переправка мёртвых душ через канал в Британию. Прокопий не может устоять перед плохим предзнаменованием, чудом или сказкой. Всё это помогает представить мышление людей того времени.

Он написал (по крайней мере, большинство учёных приписывают авторство ему) известную «Историю магии», «Тайную историю, или Жизнеописания известных людей», в которой отыгрался на людях, превосходящих его, употребив льстивый тон в своих официальных документах. В «Жизнеописаниях» Прокопий предоставил факты, накопленные им в течение нескольких лет. Европейские учёные долго не могли обнаружить текста этой книги и пытались отделить её содержимое от прозы Прокопия.

Феодора была не единственной жертвой гнева летописца. Своего героя, Белизария, он представляет безвольным супругом, почти трусом; Юстиниан становится жадным до золота, испытывая зверское наслаждение от убийств. Прочитав «Тайную историю», Вольтер заметил, что Юстиниан, как и Белизарий, «надутый петух». Прокопий был отомщён.

Трудно и вместе с тем занимательно выискивать места в книге, где проницательный автор пускает в ход своё ядовитое перо. Он редко противоречит сам себе. Он обвиняет Феодору в убийстве Амаласунты, но в официальной истории объясняет, что кузен Амаласунты Амалунг подстроил смерть злосчастной готской королевы. Описывая жадность своего псевдо-Юстиниана, Прокопий признает, что тот растратил золотой запас в размере 324 000 золотых монет, оставленных Анастасием. Иоанн Эфесский заявляет, что после смерти Юстиниана этот запас был нетронутым. Что касается кровожадности, то собственный список несчастных случаев, составленный Прокопием, показывает, что и Юстиниан и Белизарий ни в грош не ставили жизни своих незаменимых солдат. К несчастью, мы можем рассматривать эти несоответствия как написанные Прокопием в нетрезвом виде.

Этот византийский биограф так искусно пользуется фактами для выведения ложных умозаключений, что некоторые историки были введены в заблуждение. Долгое время Юстин Первый представал на страницах истории неграмотным человеком, поскольку Прокопий описал золотую печать, которой он подписывал своё имя. Очевидно, эта печать существовала, иначе летописцу было бы бессмысленно на этом настаивать. Но почему Юстин её использовал? Занятые чиновники в наше время пользуются резиновыми печатями и автоматическими подписями. Византийские императоры также имели под рукой такие приспособления. Прокопий задумал преуменьшить значение семьи Юстиниана. Однако один из современных знатоков эпохи правления Юстина, Васильев, отметает легенду о невежественном человеке, замечая, что неграмотный не мог бы стоять во главе такого правительства.

Существует и ещё одна легенда Прокопия, берущая начало в реальной жизни или, по крайней мере, в общественном мнении — легенда о демоне-императоре, расхаживающем по коридорам дворца то с головой, то без головы и прислушивающемся к голосу своего спутника. Всё это отражает представление о Юстиниане как о человеке, одержимом своими планами, не обращающем внимания на окружающую действительность. Интересно проследить распространение этой легенды, особенно после смерти Феодоры. Существуют и более свежие примеры подобного феномена.