Трудно быть ангелом - Анна Шехова

Все время Вселенной принадлежало мне. Я могла сидеть на этой скале ровно столько, сколько мне хотелось, ни минутой меньше, ни минутой больше.

И не было никого, кто мог бы оспорить мое право на этот день и этот час и на это место.

Мое тело пропиталось теплом от пяток до макушки, налетавший ветерок окончательно спутал волосы. Я сняла майку, оставшись в одном лифчике от купальника, и подвернула брюки до колен. Именно так я когда-то разгуливала на фестивалях рок-музыки, проходивших летом на байкальских берегах. Не хватало только банданы на поясе вместо ремня. И тогда внутри меня, просыпаясь от долгой спячки, снова подняла голову Пофигистка – дерзкая, хулиганистая девчонка с незаживающими ссадинами на коленях, со связками фенечек на тонких запястьях.

– Ну что, привет, мать! – сказала она, лениво потягиваясь на солнце.

– Привет! – смущенно отозвалась я.

– Все страдаешь? – зевнув и не прикрыв рта, спросила она.

– Это не смешно, – буркнула я.

– Да ну? По-моему, очень смешно. – Пофигистка сорвала травинку и сунула себе в рот. Вечно ей надо что-нибудь жевать.

– Тянешь в рот всякую гадость, как дитя малое, ей-богу!

– А ты как дитя ревешь каждый вечер, – парировала она. – Подушки-то, небось, уже плесенью поросли.

– Тебя бы так! – огрызнулась я.

– Ой, а меня бы и не так! – Пофигистка так фыркнула, что выронила травинку. – Типа я не знаю, что это такое – страдание! Не будь идиоткой, не думай, что никто не чувствует боль, кроме тебя. Ну, страдаешь. Бывает. Помучаешься годик-другой, потом пройдет.

Такого бесчувствия от своей собственной ипостаси я не ожидала.

– Сгинь с глаз моих, ты, чудовище!

– Это я-то чудовище? Ну, ты, мать, совсем крышанулась.

– Видеть тебя не хочу!

– Да ну? А зачем же ты меня воскресила?

– Я тебя воскресила?!

– Разумеется. Я себе тихо-спокойно спала уже лет пять. Ты вела приличный образ жизни, как и полагается умнице-отличнице. Не курила, вовремя приходила домой, не спала с чужими мужьями, не баловалась травкой, не ездила на фестивали, не писала эротических повестей… Даже музыку слушать почти перестала! Что мне было делать в твоей такой правильной жизни, где свободой и не пахнет? Я и спала себе тихонько. А тут ты, значит, босиком, да по скалам, да в одиночку! Такого развлечения я пропустить не могла.

– Рано обрадовалась! Других развлечений не предвидится! Так что уходи и спи себе дальше!

– А мне в лом!

Вот так всегда с ней. Ей, видите ли, в лом – и это единственная причина, по которой Пофигистка может забить на все, что угодно, начиная от лекции и заканчивая свиданием. Не в настроении – и пусть весь мир подождет.

Помнится, наша школьная учительница по математике все пять лет, что я у нее училась, говорила моей маме на каждом классном собрании: «Ваша дочь при желании могла бы иметь по математике отлично! Но она же не хочет!» Да, не хотела. В гробу я видела эту нудную математику. Четыре – более чем достаточно для душевного спокойствия родителей. А мне и вовсе все равно. Я уже тогда знала, что буду писать, и ничего больше. Правда, моя мама так и не могла постигнуть сути пофигистической философии. Ей не верилось, что можно учиться на «четыре», если способностей хватает на «пять». Так что ей пришлось смириться с мыслью, что в столь важной науке, как математика, я просто не соображаю. Пять лет она прожила с этим успокаивающим убеждением. А потом грянули выпускные экзамены, и она, обеспокоенная качеством моего аттестата, договорилась с репетитором, лучшим педагогом в нашей школе. Татьяна Васильевна была строгой седовласой дамой, носила классические очки в роговой оправе и тяжелый узел волос. На первом занятии она дала мне тесты – задания с прошлогодних выпускных экзаменов. Проверяя результаты, посмотрела на меня поверх очков и несколько растерянно сказала:

– Но твоя мама сказала, что ты не знаешь математики!

А я знала. Просто в лом было делать домашние задания.

Не интересно.

– А уж мама-то как удивилась – еще больше Татьяны Васильевны! – Пофигистка усмехнулась. – Она же уверена была, что в математике я – дуб-дубом.

– Ладно уж, оставайся, – общие воспоминания смягчили меня. – Но не рассчитывай, что я поведусь на твои провокации. Я так долго лелеяла и воспитывала свою женственность, на которую ты постоянно забивала, что не хочу сейчас лишаться результатов.

– Ох, ну не будь дурой! – простонала она. – Никуда твоя женственность уже не денется! Только… сестренка, а тебе не кажется, что ты слишком оторвалась от земли? И что неплохо бы тебе наконец заземлиться?

– Вот уж от тебя этого не ожидала! Призываешь меня, как эти старые крашеные дуры, вернуться с небес на землю?!

– Вот уже на что не рассчитываю! Ты же Ангел! Ты всегда будешь витать в облаках. По крайней мере, до тех пор, пока способна делать глупости, а я надеюсь, этот навык ты все-таки не утратишь. Хотя, заметим, это не мешает тебе заколачивать неплохие деньги. Я вообще удивляюсь тем идиотам, которые считают тебя неземным существом. Лично я никогда не дала бы тебе это прозвище. Ну какой же ты Ангел? У тебя же все по полочкам, все просчитано-рассчитано, расфасовано по бутылочкам, да еще и этикетки наклеены! Тьфу! Аж противно!

Пофигистка скривилась.

– Раз противно, то вали отсюда! – заорала я. – Нашлась, блин, проповедница! Еще в холодности меня упрекни! Скажи, что я не женщина, что у меня вообще либидо нет! Достали вы меня! Если я не кричу о своих чувствах на каждом углу – это не означает, что их нет!

– А вот это мне нравится! – с удовлетворением заметила она. – Это уже почти заземление. Живенько так!

– Какое еще, на фиг, заземление? – угрюмо спросила я, чувствуя, как моя ангельская шкурка трещит по швам в угоду этой сероглазой хитрюге.

– Ногами на землю встань, – приказала она. – Так, чтобы чувствовать ее. А то ты все время на каблуках, да на каблуках. Фифа нашлась! Видела я, как ты на каблуках дефилируешь, кажется, что вот-вот рухнешь. Тебя из стороны в сторону качает. Никакой устойчивости. А нет устойчивости – вот ты и мечешься. Все время ищешь того, на чьем плече повиснуть можно, да еще сопли вытереть.

– Будто все мои проблемы из-за того, что я хожу на каблуках!

– Нет. Это так – маленькое наблюдение по старой дружбе. А все твои проблемы – от неустойчивости. Почву ты потеряла.

– Это я и без тебя знаю.

– Не-а, не знаешь. Ты думаешь, что ее кто-то у тебя из-под ног выбил. Не будем называть имен, потому что слоненок нам всем известен. А на самом деле никто у тебя почву не выбивал. Ты ее сама потеряла. Вот сейчас только находишь понемногу. – Пофигистка кивнула на мои босые ноги, покрытые слоем мирной серой пыли.