Опасная близость - Элизабет Торнтон

Она вытянулась на кровати и с замиранием сердца смотрела в пустоту. Будущее казалось безотрадным. Она закрыла глаза и стала ждать, когда придет Маркус.

Услышав, как щелкнула задвижка на двери, Катрин рывком села в кровати. Прошло несколько часов, но она так и не заснула. В слабом свете догорающих свечей Катрин увидела, что он без сюртука и галстука, в расстегнутой до пояса рубашке. На лице его блуждала улыбка, и она поняла, что все это время Маркус пил, но не предполагала, насколько он пьян.

Он двинулся к ней, и она почувствовала страх. Он был мужчина сильный и властный, и Катрин не могла прочесть, что у него на уме. Когда Маркус наклонился к ней, она ощутила запах бренди, но сумела не показать своего страха.

– Клянусь всем святым, что я не насиловал твою сестру, – сказал он.

Она коснулась ладонью его посуровевшего лица.

– Я тебе верю.

– Скажи мне, что не любишь Эль Гранде.

– Я не люблю его, Маркус, так, как ты имеешь в виду, и это правда.

Он наклонился еще ближе.

– Скажи, что твоя страсть была настоящей. Что хотя бы в этом ты не лгала.

Катрин немного успокоилась и искренне сказала:

– Она была настоящей. Меня всегда влекло к тебе, даже в самом начале, в Испании.

Это были последние их слова той ночью. Маркус задул свечи и лег к ней. Он взял ее так, как не брал прежде. Нежности не было в помине, страсть его была неудержимой, грубой, первобытной и разбудила в ней самые потаенные и темные инстинкты.

Когда все было кончено и она в последний раз содрогалась в его объятиях, Маркус вытянулся рядом и мгновенно уснул. Катрин долго лежала без сна и гадала, что ждет их впереди и сможет ли она это вынести.

На другое утро супруги встретились за завтраком. Ей пришлось довольно долго ждать, пока он появится. Ничто в нем не выдавало человека, который прошлой ночью вел себя в ее постели как дикарь. Перед нею вновь был джентльмен, аристократ.

Маркус кивком отпустил слуг, подошел к буфету и налил себе кофе.

– Вчера майор Карузерс сделал интересное признание, – сказал он, сев к столу.

Ей сейчас было не до того, что сказал майор Карузерс. Хотелось услышать от него такое, от чего все стало бы по-прежнему, что показало бы, что он испытывает к ней не только физическое влечение.

– Какое признание?

– Он сказал, что больше не подозревает меня и что он зашел в тупик.

Гордость не позволила ей показать своего разочарования. Катрин машинально спросила:

– Почему он больше не подозревает тебя?

– Потому что я не ликвидировал тебя, когда понял, кто ты.

– Тогда кого он считает убийцей?

– Нашего неведомого стрелка.

Он взглянул на нее и тут же отвел глаза. Она была не похожа на женщину, которая лишь несколько часов назад отдавалась ему с таким самозабвением. Прошедшей ночью он владел ею с такой беспощадной страстью, что это потрясло его самого. Оказывается, не такой уж он цивилизованный человек, каким представлял себя.

После ухода майора Карузерса он час или два просидел в библиотеке, стараясь заглушить коньяком горечь от ее предательства. Но это не помогло. Хуже того, заставило забыть, что он джентльмен. Пробудило первобытные инстинкты, разожгло желание подчинить, подавить женщину, которая принадлежит ему. Стереть в ее сердце и душе память об Эль Гранде. Теперь она даже не смотрит на него. Боже, что он наделал!

– Ты что-то сказал, Маркус?

– Я сказал, что у Карузерса есть своя теория. Все эти люди были убиты потому, что могли узнать стрелка. По какой-то одному ему известной причине он не хочет, чтобы это произошло. Ты, Эль Гранде и я уцелели потому, что не встречались с ним лицом к лицу и не сможем его опознать. Стрелок должен понимать это, иначе ликвидировал бы и нас. Такое предположение не лишено смысла, как считаешь?

– А как насчет нападения на тебя? А лампа, разбитая на лестнице в башне?

– Карузерс сказал на это: а если бы никаких убийств не было, как мы объяснили бы нападение на меня и разбитую лампу?

Катрин задумчиво посмотрела на него и сказала:

– Мы решили бы, что на тебя напали какие-то злодеи, подстроив ловушку с помощью записки от…любовницы, ну а лампа – та могла упасть просто от порыва ветра.

– Точно. Значит, мы можем перестать бояться собственной тени.

– А если майор Карузерс ошибается?

– Я только потому с самого начала не заподозрил стрелка, что подумал: это твоих или Эль Гран де рук дело. Если же мы трое не виноваты, тогда кто это может быть? – задумчиво сказал Маркус.

Он намазал тост маслом и принялся за еду. Катрин налила себе остывший кофе и посмотрела на Маркуса. Что-то в ее взгляде заставило его насторожиться.

– В чем дело? – спросил он.

– Ты понимаешь, что все это значит? Мы вольны делать, что пожелаем. Я опять могу стать Катрин Кортни.

– Ты не Катрин Кортни, – резко сказал Маркус. – Ты моя жена, графиня Ротем. Но я пони маю, что ты имеешь в виду. Что тебе нет необходимости играть роль Каталины.

Она подалась к нему.

– Я думала над этим, Маркус, и нашла выход.

– Неужели нашла? – спросил он с деланным равнодушием.

– Эль Гранде и я можем подтвердить, что тебя вынудили жениться. Теперь у тебя есть свидетели, Маркус. Брак признают недействительным, и мы можем идти каждый своей дорогой.

Он так свирепо посмотрел на нее, что Катрин отшатнулась.

– Я уже сказал тебе: отныне все буду решать я, а не ты или Эль Гранде, – яростно проговорил он, чеканя каждое слово. – Ясно?

Она вскочила и закричала не сдерживаясь:

– Мне наплевать, что ты сказал, с меня хватит, я хочу развода! Я отказываюсь изображать Каталину. Ненавижу эти черные волосы. Хочу снова жить собственной жизнью. Хочу к друзьям, хочу домой, хочу быть собой! – Ноги у нее задрожали, и Катрин оперлась о стол. – И я не хочу, чтобы ты использовал меня так, как этой ночью.

Глаза у него потемнели, на скулах играли желваки. Все, что он пережил прошлой ночью, обрушилось на него с новой силой. Он был уязвлен до глубины души, и не только ее предательством, но и тем, что, как ему казалось, даже в своей страсти она была неискренна.

– Тогда – развод! – сказал Маркус и вышел, хлопнув дверью.

23

Катрин вернулась в свой дом в почтовой карете. Какое облегчение было снова стать собой – не надо больше говорить с испанским акцентом, лгать в глаза людям, которых любишь, а главное – красить волосы в жуткий черный цвет. Несколько часов понадобилось ей, чтобы смыть эту гадость.

И никакого Маркуса, будь он проклят!

Она привезла с собой груду коробок и чемоданов с вещами, якобы накупленными за время трехмесячного путешествия со вдовой Уоллес.

Маркус долго репетировал с ней, пока она не затвердила каждое слово своей новой легенды. Она даже вызубрила, вооружившись картой, названия мест, где они с вдовой якобы побывали, и тем обезопасила себя от любых случайностей. Маркус отправил ее домой не из Лондона, но, чтобы создалось впечатление, что она только что пересекла Ла-Манш, посадил в почтовую карету в Дувре. Там они и простились.