Кровь героев - Колин Александр Зиновьевич

Они несколько раз танцевали медленные танцы, практически касаясь друг друга, точнее хозяйка просто повисала на своем госте, вызывающе прижимаясь к нему слишком большой при ее худобе грудью. Сашу это смущало мало, несмотря на довольно эффектную внешность вдовы своего отчима — красивое лицо и стройную фигуру, — он просто не воспринимал Нину как женщину, с которой он может оказаться в одной постели. Он скорее готов был относиться к ней как к подружке или сестре.

Климов даже и не заметил, как она переоделась, сменив яркую блузку и юбку на более удобный халат и сняв с себя груды бус и цепей. И вот тут, как говорится, дошло веселье до точки. Хозяйка поставила грустную песенку «Vaya Con Dios» под незатейливым названием «I Don’t Want to Know», повествующую о непутевом возлюбленном, и, раскачиваясь в такт сладкому журчанию аккордеона, скинула халатик и принялась исполнять нечто вроде танца живота. Зрелище, даже несмотря на то, что, двигаясь, женщина то и дело сбивалась с ритма, было впечатляющее: длинные стройные ноги, крепкий живот, две тоненькие полосочки трусиков и лифчика на покрытой ровным загаром коже…

Песня кончилась, а следующую Нина слушать не пожелала и, не найдя затуманенными глазами пульта, неуверенно шагнула к аппаратуре. Женщину качнуло, и она, потеряв равновесие, упала на устланный паласом пол. Климов бросился поднимать перепившую хозяйку, которая обхватила его шею руками и, изо всех сил сжав Сашу в своих объятиях, потребовала:

— Иди ко мне.

В другое время и в другом настроении Климов, возможно, не устоял бы против такого предложения и от всей души на него откликнулся бы, но, пораженный тем, в какое состояние привела Нину сравнительно небольшая доза спиртного (и выпили-то они по бутылке хорошего сухого на нос), сразу же протрезвел.

Высвободившись из жарких и цепких объятий и игнорируя откровенные призывы женщины немедленно заняться любовью, Саша уложил начавшую бузить хозяйку на диван, а сам отправился в ванную, чтобы намочить полотенце и с его помощью попробовать привести женщину в чувства.

Почему-то он вспомнил Галю Фокееву и ее возобновившиеся после бурных ласк расспросы о деньгах и Носкове, и ему стало неприятно.

Увидев, что дверца ящичка аптечки приоткрыта, Климов решил заглянуть внутрь в надежде найти там какое-нибудь подходящее для данного случая лекарство. Откровенно говоря, в фармакологии он не разбирался и совершенно не был уверен, что сумеет опознать по надписи на латыни даже нашатырный спирт. Но тут на глаза ему попалась почти полностью выпотрошенная упаковочка какого-то лекарства.

Что-то заставило Сашу взять ее в руки и прочитать надпись: «Аминазин». Все сразу же прояснилось. Эти желтые таблеточки Климову запомнились на всю жизнь. Когда-то очень давно, он только вернулся из армии, одна девчонка, оставшись с ним наедине «средь шумного бала», предложила «испробовать кайф», на что Александр сдуру согласился. Проглотив пару таблеток, запив их сухим вином и ничего не почувствовав, он, невзирая на настойчивые предупреждения обождать немного, проглотил еще несколько. Проснулся он только следующим вечером, проспав больше суток, и с дурной головой поплелся к себе домой досыпать. Поняв, что не только мокрое полотенце, но и нашатырь Нине теперь не помогут, он, вернувшись обратно в комнату, прикрыл «бездыханное тело» халатиком и решительно направился к выходу. Пока не поздно надо добыть свою тачку и ехать на встречу с Манишкиным, а то как бы тот еще не передумал.

Тихонько прикрыв за собой входную дверь, Саша подошел к лифту и едва протянул руку к кнопке, как та неожиданно засветилась тускловатым красным светом.

— Даже лифт, и тот из-под носа увели, — обреченно вздохнул Климов и, решив не ждать, вышел на маршевую лестницу. Оказавшись на улице, Александр огляделся по сторонам и не спеша зашагал к трамвайной остановке, думая о том, что у бывшего советского человека все-таки и в постперестроечные времена остались некоторые милые сердцу развлечения, например прокатиться на общественном транспорте на халяву. Впрочем, он, Саша, и рад был бы заплатить да нечем и, что еще хуже, некому.

«Дурак ты, Сан Сергеич, ей-Богу, дурак, — сказал он сам себе. Простояв на остановке минут пятнадцать и потеряв надежду дождаться трамвая, Саша (время от времени оглядываясь: не появится ли, на его счастье, полуночная тарахтелка) потащился вдоль трамвайных путей в сторону дома. — И чего тебе не сиделось под крышей? Нет же, сорвался на ночь глядя. Пошел бы и лег себе где-нибудь в гостиной… Кстати, мне померещилось или там кто-то был? Вернуться? Да замок-то ведь защелкнулся, а Нинку теперь и пушкой не разбудишь. — Саша остановился и, посмотрев на оставшийся уже довольно далеко позади дом, в котором жила Нина, заключил: — Чушь, глюки. Спятишь тут поневоле, ночью сплошной бред снится, проснешься, а реальность едва ли веселее».

Климов ошибся, полагая, что Нина крепко заснула. Она приняла всего несколько таблеток и еще была в состоянии, хоть и слабо, воспринимать реальность. Открыв глаза и увидев прямо перед собой искаженную животной страстью физиономию, почувствовав на себе жадные нетерпеливые руки, сорвавшие с нее тонкое дорогое белье и теперь, причиняя боль, иступленно мявшие упругое тело, она очнулась.

Гасан не мог больше терпеть такой пытки. Что делает с этим мрачноватым типом такая длинноногая красавица, одного взгляда на капризный рот которой достаточно, чтобы настоящий мужчина почувствовал жгучее нестерпимое желание? Как она боялась дядю Адыла, сидя там у него на диване… Она и не подозревала, что это еще сильнее возбуждает его, Гасана. Он чуть не завыл от страсти, когда, припав к замочной скважине, увидел, как красотка скинула с себя одежду и стала танцевать под музыку. Гасан едва заставил себя отскочить от двери и затаиться в темной комнате, когда этот тупой осел, для которого она раздевалась, вместо того, чтобы взять ее, зачем-то помчался в ванную, а потом и вовсе ушел. Не веря своему счастью — теперь женщина достанется ему, — Гасан вошел в комнату.

Сначала Нина отбивалась довольно успешно, она царапалась и кусалась, ей даже удалось ткнуть в глаз насильника длинным, покрытым красным лаком ногтем. Гасан взвыл от боли, и Нина отпихнула его от себя.

Возможно, ей удалось бы вырваться, но, зажмурив поврежденный глаз, разъярившийся насильник выхватил из-за пояса нож и силой вонзил его в горло своей жертве, угодив точно в артерию. Кровь брызнула фонтаном ему прямо в лицо, но, озверевший от ее запаха и распаленный желанием, Гасан еще несколько раз воткнул острое длинное лезвие в горло женщины, превращая его в кровавое месиво. Наконец почувствовав, что жертва затихла, Гасан, стоя на коленях и глядя на дело рук своих, оскалил рот в безумной улыбке. Поглощенный своим занятием, он даже и не слышал, как тихо щелкнул, без ключа открытый умелой рукой, замок входной двери.

— Ты кто такой? — точно во сне спросил убийца, все еще сжимавший в руке окровавленный нож, неизвестно откуда взявшегося, ханыжного вида типа, направившего на него тупое рыло пистолета, увенчанное глушителем.

— Твоя смерть, — произнес незнакомец лишенным интонации голосом, и, мягко надавив на курок, не целясь выстрелил.

Зайцев убрал пистолет в свою неизменную сумку и, отпихнув ногой труп Гасана, заглянул в остекленевшие глаза женщины.

— Пьеса близится к финалу. Остались двое, значит, придется действовать с особой осторожностью, — еле слышно произнес Зайцев и приступил к обыску. Заранее зная, что результатов не будет, он все бормотал и бормотал себе под нос: — Порядок есть порядок.

Наташу очень раздражал нежданный и незваный гость, заявившийся, как раз, когда она собиралась уходить.

Таких штучек молодая и независимая женщина не любила. Мог бы учесть, как она загружена на работе. И вообще, какого черта?

— Что это за дела? — спросила Наташа недовольным тоном, встретив гостя. Это был мужчина высокий и стройный с довольно красивым, но немного, пожалуй, простоватым лицом, на котором почти всегда, во всяком случае, когда ему случалось находиться в обществе Наташи, присутствовало какое-то виноватое выражение.