Причина остаться - Дженнифер Бенкау

нет, конечно, его нет! Раз ему внезапно, неизвестно по какой причине, стало так плохо, что он сбежал с моей вечеринки, то вряд ли он поехал бы в автобусе среди кучи людей.

Неужели пошел домой пешком? Пять миль? Почему я вообще задаюсь этим вопросом? Нужно его догнать.

Когда я дохожу до Гомера, сажусь за руль и завожу мотор, телефон начинает вибрировать. В надежде, что это Седрик, я выуживаю его из недр сумки, но на дисплее высвечивается имя Сойера. И хотя он просто интересуется, стоит ли еще приходить с таким опозданием – «Нет, наверное, нет, извини», – в моей памяти вновь всплывает песня, которую он несколько недель назад пел вместе с Седриком. Я никогда не слышала ее прежде и тем не менее узнала стиль. Кажется, тогда я подумала, что ее исполняет кто-то из моих любимых групп или певцов?

– Сойер? – задыхаясь, выпаливаю я в трубку. – Какую песню вы недавно пели?

Повисает тишина.

– Что? Зачем ты спрашиваешь? У тебя все хорошо, Билли? Что это за звук? Ты в машине?

– Сойер! Это был Luce? – Я чуть ли не рычу, разворачивая машину и даже не включив поворотник. Потому что в голове вспыхивает еще одна деталь, еще одна шестеренка, которая сцепляется с другими. Сойер рассказывал про Люка. Люк… Люк и Седрик… LuCe[48].

– Да, это он. Извини меня, Билли. Я действительно повел себя как последний ублюдок, когда заставил его сыграть ее. Что у вас произошло?

– Позже, все нормально! Наверно. – Мобильник улетает на соседнее сиденье, а когда я торможу, соскальзывает на пол. Без понятия, почему Сойер из-за этого назвал себя ублюдком, но я нашла Седрика. Он быстрым шагом идет по Черч-роуд вдоль множества разноцветных домов, выстроенных вплотную друг к другу.

Опустив окно, я медленно еду рядом с ним.

– Седрик?

Пару метров он просто продолжает шагать вперед. Потом отзывается:

– Езжай домой, Билли.

Черта с два!

– Поехали со мной. Пожалуйста. Подожди! – Он игнорирует все мои мольбы. – Седрик, пожалуйста, поговори со мной. Что случилось?

У него на лице мелькает горькое выражение.

– Я сумасшедший. Больше ничего. Привыкай. Или…

– Прошу, не убегай. – Не от меня. Не от меня.

– Пожалуйста, возвращайся, – тихо говорит он. – Ты должна вернуться, а завтра мы…

У меня наворачиваются слезы на глаза, я так отчаянно хочу сделать хоть что-нибудь, удержать его. Но могу лишь в полной беспомощности ехать возле него.

Позади появляется такси, обгоняет нас, а потом медленно едет перед нами. Вероятно, я похожа на чокнутого сталкера, так как ползу рядом с Седриком, который не обращает на меня внимания. Габаритные огни такси заливают его лицо красным светом, придавая ему мягкий и юный вид. В конце концов водитель, похоже, разглядел, что я женщина, а следовательно, вряд ли представляю собой опасность для молодого человека с накачанными бицепсами и ростом под метр восемьдесят. Такси уезжает прочь.

– Пожалуйста, скажи мне, что произошло. – Я почти умоляю, однако он молчит, и мне становится ясно, что он не отвечает, потому что не может. Куда бы он сейчас ни ускользнул – мне его там не достать. – Ведь бегство – это не… – Я обрываю себя на полуслове, осознав свою ошибку.

И сразу понимаю, что нам нужно делать. Сбежать.

Ударив по газам, я проезжаю чуть дальше и останавливаюсь. Седрик просто невозмутимо идет вперед, шаг за шагом, а я между тем вылезаю из автомобиля и преграждаю ему путь. В окне соседнего дома мигают яркие картинки телевизора. Седрик выглядит так, будто собирается пройти прямо сквозь меня, но, когда я упираюсь руками ему в грудь, мне все-таки удается его затормозить.

– Пожалуйста, Билли. – Он практически шепчет. – Я сейчас не могу.

– Знаю. – Я хочу подтолкнуть его к машине, но легче было бы перенести машину к нему. Мышцы у него на предплечьях дрожат от напряжения, а взгляд на несколько секунд становится просто ледяным, и я всерьез думаю, что сейчас упаду на тротуар, потому что он отшвырнет меня от себя. Вместо этого у Седрика вырывается стон и негромкое ругательство, когда он замечает выражение моего лица. Воспользовавшись моментом, пока он напуган самим собой, я вкладываю все свои силы в новую попытку.

– Знаю. И ты не должен ничего делать. – Я тащу его к пассажирской двери, и, он, сдавшись, опускается на сиденье. На его руках и ладонях отчетливо выделяются все сухожилия, словно каждую клеточку тела сводит от судорог. У меня почти до боли ноют руки от желания дотронуться до него, помочь ему снять напряжение, но я сдерживаюсь.

– Ты не обязан ничего говорить, – продолжаю я и снова сажусь в салон. – Просто сиди. Я ошибалась. Бегство – тоже решение.

Он прячет лицо в ладонях, и у меня чуть сердце не разрывается при виде его в подобном состоянии: со сгорбленной спиной и таким тяжелым дыханием, как будто два часа бежал без остановки. Ладонь кровоточит, судя по всему, он порезался об осколки. Я лишь протягиваю ему носовой платок и не задаю никаких вопросов, пока завожу машину. Что есть сил концентрируюсь на дороге, сворачиваю налево, на Уолтон-лейн и потом опять налево – на Куинс-драйв.

Седрик поднимает голову и в первый раз бросает на меня растерянный взгляд, когда мы проезжаем мимо моего квартала. Из кулака торчит только кончик платка.

– Бегство – тоже решение, – повторяю я. – Мне это известно. Поверь.

Он мотает головой:

– У тебя гости. – Голос звучит глухо и тихо. Устало, как будто он долго кричал. Хотя на самом деле он молчал. Что бы на него ни нашло, он даже не заплакал.

– С голоду они не умрут и квартиру не ограбят.

– Куда ты едешь?

– Без понятия. Не важно. В Торридон, наверное.

– Дотуда миль четыреста.

– Ну и что?

– Пока мы доедем, наступит утро.

– У меня есть плед и худи в багажнике. Остановимся на заправке и купим две зубные щетки.

– Не можешь же ты…

– Могу, – перебиваю его я. – Знаешь, чему я научилась за последний год? Чему мне пришлось научиться? Невозможно иметь все, но надо обязательно брать то, что тебе по-настоящему нужно, даже если никто тебе этого не дает. Если сейчас нам нужны четыреста миль, значит, мы их возьмем. А еще: бегство иногда приводит к цели. Этому я тоже научилась.

Он с измученным видом качает головой, после чего прислоняется лбом к боковому стеклу.

Я молча веду машину к трассе М58, где перегруженный двигатель Гомера своим натужным ревом разгоняет тишину.

Мелькающие огни проезжающих мимо автомобилей – единственное свидетельство того, что