Седьмая девственница - Виктория Холт

Несколько мгновений я постояла снаружи, прислушиваясь. Потом осторожно приоткрыла дверь и заглянула.

Она лежала на кровати, совершенно пьяная. Приблизившись, я почувствовала запах виски.

Я поспешила обратно в столовую, где мужчины все еще сидели за портвейном.

— Прошу прощения, — сказала я, — но мне нужно поговорить с вами обоими, не откладывая. Фанни нужно немедленно уволить.

— Что случилось? — спросил Джастин с усмешливой искоркой в глазах, всегда появлявшейся, когда ему казалось, что я разыгрываю из себя хозяйку дома.

— Давайте будем откровенны между собой, — сказала я. — С тех пор как Фанни появилась здесь, Джудит стало хуже. Фанни поощряет ее тягу к спиртному. Эта женщина сейчас валяется на кровати — пьяная.

Джастин побледнел, Джонни коротко хохотнул. Я не обратила внимания на мужа и повернулась к Джастину.

— Ее надо удалить немедленно. Вы должны сказать ей, чтобы она ушла.

— Конечно, она должна уйти, — сказал Джастин.

— Идите в ее комнату и убедитесь, — сказала я.

Он пошел. И убедился.

На следующее утро он послал за Фанни; ей было велено собрать вещи и немедленно удалиться.

Увольнение Фанни обсуждалось на кухне. Я могла представить себе их возбуждение и разговоры за столом.

— Как вы думаете, это Фанни подначивала ее светлость или наоборот?

— Ну, ничего удивительного в том, что ее светлость порой пропускает глоточек-другой… ежели подумать, чего ей приходится терпеть.

— Вы думаете, это мисс Мартин ее до такого довела?

— Чего? А может быть. Дочки священников такие же хитрюли, как и все прочие, это уж точно.

Джудит чувствовала себя покинутой. Она привыкла полагаться на Фанни, Я поговорила с ней, пытаясь заставить ее собраться с мыслями, но она продолжала тосковать.

— Она была мне другом, — сказала Джудит. — Потому ее тут и нет больше…

— Ее тут нет, потому что ее застали пьяной.

— Ее хотели убрать с дороги, потому что она слишком много знала.

— О чем? — спросила я.

— О моем муже и этой девчонке.

— Ты не должна так говорить… и даже думать. Это совершенная неправда.

— Нет, правда, Я поговорила с Джейн Карвиллен… и она мне поверила.

— Значит, ты съездила ее навестить.

— Да, ты же говорила мне, что надо. Ты говорила, что она меня просила. Я сказала ей, как он хочет эту девчонку… как он жалеет, что женился на мне, И она мне поверила. Она сказала, что лучше бы я не выходила замуж, Лучше бы мы были с ней вместе, как раньше.

— Но она ведь обрадовалась, что уволили Фанни? Джудит замолчала. А потом взорвалась:

— Ты против меня. Все вы против меня!

Через неделю после увольнения Фанни Джудит бродила по дому с зажженной свечой и искала виски. Я появилась на месте происшествия, когда драма достигла кульминации, но потом я узнала, что Джудит после напрасных поисков бутылок, которые Фанни хранила в буфете и которые оттуда убрали после ее увольнения, поставила зажженную свечу на пол в бывшей комнате Фанни и забыла ее там. Открытая дверь, порыв сквозняка — и загорелись занавеси…

У Джастина появилась привычка ездить верхом в одиночестве. Я думаю, что это происходило, когда ему хотелось побыть наедине со своими мыслями. Мне часто хотелось узнать, не обдумывает ли он сумасшедших планов во время этих прогулок, планов, которые, как было ясно ему самому — он же себя хорошо знал, — он никогда не осуществит. Возможно, он находил в этих мыслях некоторое облегчение, хотя и знал, что они ни к чему не приведут.

Мне представляется, что, возвращаясь с таких прогулок, он ставил лошадь в конюшню и, идя к дому, не мог удержаться, чтобы не взглянуть на окно той комнаты, что принадлежала Меллиоре.

А в тот вечер он заметил дым, идущий из той части дома, где она спала, и что могло быть естественней, чем кинуться в ее комнату?

Она говорила мне после, что проснулась от запаха дыма, надела халат и собиралась узнать, в чем дело, когда распахнулась дверь и появился Джастин.

Ну как они могли скрыть свои чувства в такой момент? Должно быть, он обнял ее, и Джудит, бродящая по дому в поисках своего успокоительного, застала их именно так, как всегда пыталась застать: Меллиора в халате с распущенными золотыми волосами; Джастин, обвивший ее руками, застигнутый за выражением тех чувств, которых так жаждала обнаружить Джудит.

Джудит начала пронзительно кричать и разбудила нас всех.

Пожар погасили быстро. Не понадобилось даже вызывать пожарных. Пострадали только стены и занавеси. Но ущерб был нанесен гораздо больший.

Никогда не забуду этой сцены — все слуги в ночных одеяниях, запах гари в носу, и Джудит…

Наверное, у нее были свои небольшие запасы, потому что она, несомненно, уже выпила, но была еще достаточно трезва, чтобы выбрать момент, когда все соберутся. Она начала кричать.

— В этот раз я тебя поймала. Ты не знал, что я тебя вижу. Ты был в ее комнате. Ты ее обнимал… целовал… Думаешь, я не знаю? Все знают. Это продолжается с тех самых пор, как она тут появилась. Ты затем и привел ее сюда. Ты бы хотел на ней жениться. Но это роли не играет. Ты не позволишь, чтобы такая малость тебе помешала…

— Джудит, — предостерег Джастин, — ты выпила.

— Конечно, выпила. А что мне еще остается? А вы не пили бы… — она уставилась на нас стеклянными глазами, размахивая руками. — Вы бы не выпивали, если бы ваш муж завел себе любовницу прямо в доме… если б он искал любого предлога уйти… чтобы отправиться к ней?

— Надо побыстрее отвести ее в комнату, — сказал Джастин.

Он смотрел на меня почти умоляюще, я подошла к Джудит и взяла ее за руку.

Я сказала твердым голосом:

— Джудит, тебе нехорошо. Ты выдумываешь то, чего не существует. Успокойся, давай я отведу тебя в твою комнату.

Она начала дико, бешено хохотать. Она повернулась к Меллиоре, и мне показалось, что сейчас она бросится на нее; я быстро встала между ними и сказала:

— Миссис Роулт, леди Сент-Ларнстон нездоровится. Прошу вас помочь мне отвести ее в ее комнату.

Миссис Роулт взяла Джудит под одну руку, я — под другую, и, хотя Джудит пыталась высвободиться, мы оказались слишком сильны для нее. Я бросила взгляд на Меллиору — у нее было совершенно белое лицо; я заметила боль и стыд на лице Джастина. Никогда, думается мне, в истории аббатства не было такой сцены, — а самым шокирующим было, разумеется, то, что это происходило на глазах у всей прислуги. Джонни хитро улыбался: он был доволен неловким положением брата и одновременно горд, потому что я, бывшая камеристка, была той, кто, как надеялся Джастин, сумеет как можно быстрее положить конец этой сцене.