Кувыр-коллегия - Владимир Андриенко

Шутам было приказано от государыни париться сей день в бане при доме ледяном. С ними Анна в баню загнала молодых фрейлин своих, коие в качестве болтушек при ней состояли.

Отказалась идти в баню лишь Буженинова, хотя сама императрица уговаривала её попариться и помыться.

— Ты бы куколка, грязь то с себя смыла. Свадьба твоя в скорости, — предложила камчадалке императрица.

— А для чего мне то, матушка. Я для моего жениха и такая хороша буду.

Анна засмеялась. Она представила себе чумазую Буженинову рядом с Голицыным-Квасником. Это будет новое унижение для её врага.

— Да и ты, матушка, не столь любишь в воде бултыхаться.

Это был намек на то, что сама Анна во время своей болезни мылась редко, флаконами на себя духи лила, перед приемами придворными, дабы густой запах пота тела царского отбить. Но подобные слова могла сказать ей лишь её любимица.

— Мне чай не под венец, куколка, — спокойно ответила императрица.

— А мне хоть и под венец, да в баню бесовскую сию не пойду. Хоть режь меня, матушка. А вот Новокшенову стоило бы в бадье с водой утопить.

Карлица Новокшенова хлопнула в ладоши и заговорила:

— Бу-бу-бу, сидит ворон на дубу!

— А я велю её помыть, куколка. Пусть Юшкова за ней в бане и проследит, — императрица снова засмеялась. — Позвать сюда лейб-стригунью!

Юшкова явилась сразу же. Она находилась рядом с покоями государыни. Императрица строго приказала ей Новокшенову помыть и в бане попарить изрядно. А коли не захочет дура, то и силком на неё воду лить….

Пьетро Мира сидел на верхнем полке рядом с Балакиревым. Они плавали в клубах ароматного пара.

— Ох, и жар в ледяной баньке! — проговорил Балакирев. — Такое токмо в России и увидишь, парень.

— Странно все сие! Лед и жар. Все вещи несовместимые. Ан вот у вас совместили!

— То ли еще увидишь на свадьбе шутовской. Она на 6 февраля назначена, после именин матушки-государыни. Смотри-ка, Новокшенову приволокли. Не желает карлица мыться. Ан матушка захотела!

Балакирев указал на то, как рослые гвардейцы втолкнули в баню разоблаченную и верещащую карлицу. Её затем Юшкова за волосы схватила и заорала:

— Будешь мыться, дура безмозглая! То матушка государыня велела.

Юшкова была грузна и её голые телеса вызвали у Пьетро отвращение. Карлица Новокшенова была еще уродливее Юшковой, но в ином роде. В платье она была не столь страшна. Худое морщинистое тело, исполосованные прожилками вен ноги, спутанные засаленные космы на голове.

Мира не мог понять как это русские мужчины и женщины моются вместе. И спросил об этом Балакирева. Тот, не спеша, посмотрел на Юшкову и Новокшенову, усмехнулся, и ответил:

— То издревле повелось. А ты вон на молодых девок нагих смотри, Адамка. Смори, какие статные да грудастые. Лакомые кусочки. В каком еще царстве- государстве в Европах твоих можно вот так голых придворных фрейлин государыни поглядеть. Сам подумай. Веселая она наша матушка-государыня.

Балакирев указал Пьетро на фрейлин что плескались внизу у чана с горячей водой.

— И самая лакомая из них Варька Дмитриева. Столь красива девка. И на тебя она все зыркает. Вишь? С чего бы сие?

Пьетро и вправду заметил, что красивая длинноволосая девица смотрит в его сторону. И ему даже показалось, что она сделал ему знак рукой.

— Она при Анне Леопольдовне состоит в камер-юнгферах, — шепнул ему Балакирев. — И потому не говори с ней нынче.

— Но она мне знак рукой сделала. Или нет?

— Тебе, тебе. Потому и говорю, что не подходи к ней.

— Отчего же так? Коли она зовет то и подойти надобно, — по-русски ответил Мира.

— А ли не слыхал, что я тебе сказал? Она при Анне Леопольдовне состоит.

— И что с того?

— А то, что она кабинет-министру Волынскому служит. А стало не герцогу Бирону, врагу его. Понимаешь про что я, Адамка?

— Не совсем.

— С чего это ей говорить с тобой, коли она Волынскому служит?

— Дак голая женщина в бане не думает про то кому служит, Иван. Она про иное мыслит. Пойду. Неудобно заставлять даму жать.

— Как знаешь, — спокойно ответил Балакирев. — Я не хочу зла тебе, Адамка. Хоть и не доброхот я герцогу твоему, но тебе посоветую беречься нынче крепко.

— Трудно понять тебя, Иван. То ты готов мне помочь, то нет.

— Всякое бывает, Адамка, и жук свистит и бык летает.

— Пойду я. Сиди здесь один, Иван.

И Пьетро, обернувшись простыней, быстро спустился вниз к девушкам. Дмитриева не прикрылась ничем. Она была красива и наоборот выставляла свои прелести на показ. Она отбросила копну своих длинных цвета воронового крыла волос, дабы не прикрывали они груди её.

— Сеньор Пьетро Мира? Не вас ли я вижу? — спросила она по-итальянски.

— Да это я. И рад что вы говорите на языке моей родины.

— Синьор Пьетро, вас ждут сегодня в известном вам доме на Мойке.

— Ждут? Но кто может меня ждать? — спросил он.

Пьетро вначале подумал, что сама Дмитриева желает его заполучить на свидание с собой. Но потом встрепенулся. Откуда она знает про дом на Мойке? Там они несколько раз встречались с Марией. И об этом никто не знал.

— Вы сомневаетесь? Вот вам знак от женщины, что помнит о вас, — прошептала Дмитриева и протянула Пьетро перстенек.

Это был знак от Марии Дорио! Они давно договорились, что Мария будет посылать ему это кольцо, когда они смогут встретиться в том доме на Мойке. Но отчего она послала знак через эту женщину?

— Сеньор! Вы не примете знака от Марии? — спросила Дмитриева.

— Приму, но я подумал, что это странное место для передачи кольца.

— Иного времени я не нашла. К вам трудно подобраться. И за мной следили. А я обещала передать сие так, дабы никто не видел. Но не стойте более возле меня. На нас кое-кто уже смотрит. Она ждет вас в шесть часов вечера….

После шутов в ледяной бане решила попариться сама императрица. Она пришла туда в сопровождении горбатой Биронши, врача Рибейро Санчеса и своих служанок. Слуги при доме ледяном вычистили баню так, что никаких следов пребывания там шутов обоего пола не осталось.

Императрица быстро впадала в гнев, и гнев её был ужасен. Болезнь совсем испортила её характер. И потому все старались ей угодить.

— Снова вчера мне тягостно было, — проговорила императрица, когда служанки стали её раздевать. — Слышь, лекарь?

— Я увеличу дозу лекарства, ваше величество, — проговорил Санчес. — Но русская баня средство чрезвычайно полезное. И от бани вам станет легче.

— Тягостно мне от бани твоей, лекарь. В сию ледяную пошла интересу токмо ради.

— Все проявляется на сразу, ваше величество. Но близиться день для вас столь знаменательный. И я боюсь, вы снова позволите себе вина и жирной пищи. Того вам нельзя категорически.

— Вот заладил! Нельзя да нельзя. Сам знаешь, лекарь, что не люблю я сего слова "нельзя"! И не говори мне его более!

Лекарь поклонился императрице. Спорить с Анной он не хотел. В конце концов он её предупредил и свой врачебный долг выполнил.

Анна посмотрела на Бенингну Бирон и спросила её:

— Вишь, как меня обложили со всех сторон, Бенингна. Они все смерти моей ждут. И не боюсь я сильно костлявой, подруга. Но я должна видеть, как наследник мой народиться. Я должна знать, что трон Ивановым наследникам достанется, а не Петровым. И пусть дядюшка мой Петр во гробе своем с досады переворачивается.

— Ты никогда не поминаешь его добром, Анхен, когда мы одни.

— А чего мне его добром поминать. Это он меня девку молодую за пьяницу герцога Курляндского замуж отдал. Сколь я его тогда просила, да в ногах его валялась. Никого не жалел дядюшка император. Ну дак я ему сейчас удружу. Племянница моя, девка плодовитая, и много нарожает детей для продолжения корня царя Ивана. И младенца, коли мальчик народиться, я Иваном нареку.

— Но он будет слишком мал, Анхен. И если ты уйдешь, то что с ним станет? Ты про то подумала?

— Постоянно думаю, Бенингна. И про Лизку распутную все время думаю. Уж больно её гвардейцы почитают. И за что только? Никак не могу понять?

— Она дочь императора Петра, Анхен. За то только и любят её. И надобен верный человек при младенце будет.

— Про то и я ведаю, Бенингна. И про Волынского думаю. Он сможет власть за младенцем утвердить. Он корня русского старого. И за ним многие русские в империи пойдут. Волынский еще при дядюшке моем служить начал.

Бенингна закусила губу от злости после таких слов. Но сейчас наседать на царицу не стоило. Анну переубедить не столь просто. На сие требовалось время….

Год 1740, январь, 24 дня. Санкт-Петербург. Пьетро в ловушке.

Мира явился в шесть часов в дом на Мойке и постучался условным стуком в двери. Ему сразу открыли. Но вместо старого слуги он увидел незнакомого человека. Это был совсем молодой человек.