Два берега - Стелла Чиркова

Девушка не знала, как объяснить Александру, чем именно ей дорога работа. Почему лестно, когда на рынке тетки бесплатно бросают в пакет персики или творог и кричат соседкам: «Смотри, вот девочка, которая новости читает!» Почему нравится ездить по школам и смотреть, как дети репетируют спектакли. Почему приятно утром перекликаться на длинной лестнице и обгонять подруг, прыгая через ступеньки. Почему интересно бывать на встречах ветеранов, выпускных вечерах, детских праздниках. Жанна знала одно: за десять лет она сроднилась с «нашей Тэвэшкой» настолько, что уйти — означало отрезать от себя кусок.

— Жан, а расскажи, как ты стала диктором, — попросил Александр. — Вот пришла ты на студию, тебя взяли, ты писала тексты, красила батареи, брала интервью, это я знаю. А как ты появилась на экране?

Дома у Жанны хранились на кассетах ее первые ролики — на память, и Александр их видел. Правда, он сказал, что в жизни Жанна намного красивее, но девушка сочла это за комплимент.

— Тебе действительно интересно? Это длинная история.

После Антона Жанна не верила, что мужчина может интересоваться работой своей женщины, а не относиться со снисходительным презрением к ее занятиям.

— Конечно интересно! — с жаром произнес Александр. — Телевидение — это вообще безумно интересно! В молодости мой друг с ума сходил по одной телеведущей, не помню уже, как ее звали. А я даже не мечтал, что на меня обратит внимание девушка, которая ведет новости.

— Так это же кабельное, — смутилась Жанна, — это же не «Вести» и не «С добрым утром».

— Не важно. Кабельное весь округ смотрит. Тебя наш Лешка видел, так все наши теперь новости смотрят. И просят, чтобы ты к нам приехала про нас снимать, а у них интервью брала. Все мне завидуют, кстати.

Жанна окончательно покраснела и почувствовала удивительную радость от мальчишеского признания Александра.

— Ты просил рассказать, как я стала диктором. А история была такая: у нас на первой студии был руководитель, давний друг генерального, сам член союза журналистов и известный диктор. Очень громкое имя, у него и дочка тоже знаменитость. Мы его называли Евгением, а ему тогда уже семьдесят стукнуло. Он и рад бы сам у нас новости читать — да голос не тот — возраст не шуточки. Зато Евгений охотно обучал молодежь: и меня сюжеты писать, и монтажера со звуком работать, и оператора снимать — короче, всех понемногу. Мужик он был очень жесткий, грубый, мог и матом обругать, но в принципе не злой — и очень болел за дело. Мы его любили.

Короче, наша Танька ушла в декрет раньше времени — легла на сохранение. А я к тому времени хоть работу журналиста и освоила, но ни разу не была в прямом эфире и даже в кадре мало работала. Эфиры вызвалась временно вести главный редактор, но новости читать — категорически не согласилась. Все приуныли, а Евгений бодро заявил: «Жанна — девка отличная, не дура. Завтра же приеду и запишем с ней новости. Все будет оʼкей».

Я перепугалась больше всех. Приехала домой за полночь, устала после трех съемок, но заснуть не смогла. Так и прокрутилась до утра. Вскочила в шесть и побежала, даже синяки под глазами тональником не замазала — руки тряслись от страха. На студию явилась первая и села тексты писать. К восьми все остальные подтянулись. В девять явился Евгений и с порога громовым голосом заявил: «Ну, что ты там застряла? Иди быстро в павильон!!!»

Павильоном у нас называлась крохотная комнатушка, где мы записывали новости и прямые эфиры. Я быстро переоделась в тоненькую шелковую блузку, уселась за стол. Сижу, зубами стучу. Холодно, как на улице. Евгений зашел, повел носом, выгнал меня пить чай и потребовал прогреть павильон. Генеральный принес из дому обогреватель. Я опять переоделась, поскольку мне уже и на студии стало холодно — то ли от мороза, то ли от страха.

И тут выяснилось, что тексты на этот блок не готовы. В смысле предваряющие каждый сюжет несколько строчек. Евгений думал, что я знала сюжеты, я решила, что он их сам взял у главного редактора (она ездила на съемки и озвучивала) и написал. Главный редактор куда-то уехала. Пока Евгений до нее дозвонился, пока наорал, пока она продиктовала имена и события — время одиннадцать. К полудню я кое-как написала тексты, Евгению они не понравились — дескать, короткие. А мне надо было появиться на экране пять раз, и на каждый раз я написала по две-три строчки, а он настаивал, что надо не меньше пяти — семи фраз. Ругались-ругались, сошлись на четырех, не считая приветствия и прощания.

— А почему это был такой принципиальный вопрос? — не понял Александр.

— Смеяться будешь. Все из-за нашей бедности. На нормальных каналах ведущие читают свой текст с телесуфлера — такой специальный экранчик. А у нас на него денег не было, у нас ведущий заучивал все наизусть. И я боялась, что если два-три предложения еще смогу произнести не сбиваясь, то семь банально не запомню.

Короче, в час меня посадили за стол, главный инженер пошел помогать оператору настраивать свет и камеры, а генеральный директор стал пропихивать микрофон у меня под блузкой. Микрофон за белье цепляется, генеральный краснеет (а мужику уже за пятьдесят), я зубами стучу от страха, главный инженер отворачивается — стеснительный мальчик был, оператор хохочет, а Евгений ругается на нас матом и отнимает у генерального микрофон. В результате загоняет себе в палец иголку, генеральный вызванивает из дому жену — жена приходит с йодом, бинтами и пластырем. Общими усилиями микрофон кое-как занимает свое место на моем воротнике. Прожектор бьет мне прямо в глаза, а в камеру надо смотреть не моргая и не щурясь. Я старательно бубню свой текст, стараясь не заикаться и говорить твердо, доброжелательно и красиво, как настоящие дикторы. Кое-как первый дубль снят. Мы с оператором откололи микрофон обратно и перегнали то, что получилось, на большой экран, чтобы показать Евгению. Евгений бросает беглый взгляд и орет: «Переснять!!! Не годится!!! Почему ты башкой трясешь, овца бестолковая?»

— А что ты не так делала?

— Головой качала в такт словам. Натуральный китайский болванчик, а не ведущая. Возня с камерой, светом и микрофоном по новой, я ерзаю на ужасно жестком стуле, коленки у меня трясутся, руки трясутся, голос дрожит, и только с третьего раза мы делаем еще один дубль. Несем смотреть Евгению. Евгений просматривает первые две минуты и изрекает: «Распусти волосы, что ли… Голова какая-то пирамидальная, как у динозавра-недомерка».

Третий дубль снят за пятнадцать минут — я уже идеально вызубрила текст. Евгений задумчиво взирает на экран и опять взрывается: «Ни один идиот не поверит, что бывает такая кожа. Вашу мать, почему у нее кожа блестит и светится??? Она что — пришелец??? Или родители у нее марсиане??? Быстро припудрить морду до нормального цвета — и чтобы ничего не блестело и не переливалось!»