Сын Красного корсара - Эмилио Сальгари

— Сдавайтесь!..

— Ах, вот как, сдаваться! — возмутился дон Баррехо. — Вам тощего, дон Эрколе!.. Я научу этих людишек уважать даму моего сердца.

И этот гасконский дьявол не шутил. Он наносил удары с невероятным бешенством; его достойно поддерживал фламандец, который говорил мало, зато действовал с полной выкладкой.

В течение нескольких минут на улице слышался звон оружия, потому как авантюристы сражались основательно, но и стражи капитаната не считали себя худшими; со временем, однако, эти последние поняли, что не смогут противостоять бешеным атакам; они уже вообразили себя нанизанными на острия шпаг, а поэтому предпочли показать противнику спины и удирать во все лопатки.

Гасконец с фламандцем гнались за ними две или три сотни шагов, угрожая пустить кровь грубиянам, мешающим влюбленным; потом, заметив, что стражники продолжают бежать, как будто за ними гонится свора псов, авантюристы вернулись к посаде.

Дверь была закрыта, но сквозь замочную скважину просачивалась узкая полоска света.

Как только гасконец постучал, дверь открылась, и оба дуэлянта оказались в обширной, довольно низкой комнате со слегка задымленными стенами, освещенной большим фонарем.

Перед ними, за столом, обильно сервированным холодными блюдами и солидным количеством запыленных бутылок, спокойно сидели граф, Мендоса и очень красивая женщина лет тридцати, с волосами густого черного цвета, украшенными букетиком цветов, с искрящимися миндалевидными глазами, какие часто встречаются у кастильянок. Женщина была одета в просторную нагуа[72] в черно-желтую полоску.

Увидев ее, гасконец снял шляпу и галантно поклонился, не удержавшись, правда, от своего чудовищного «Гром и молния!», однако тут же добавил:

— Буэна ноче, сеньора! Вы так похожи на даму моего сердца, под окном которой я недавно пел любовную серенаду.

— Неужели? — спросил фламандец и разразился громким хохотом. — Вы пели серенаду под окном жалкой лачуги, которая может служить жилищем разве что какой-нибудь грязной негритянки.

— Молчите, дон Эрколе, — серьезным тоном ответил гасконец. — Вы никогда не знали моих секретов.

— А стражники? — спросил граф.

— У них оказались срочные дела. Мы можем ужинать спокойно.

— Их было много?

— О!.. Всего трое, — небрежно бросил авантюрист. — Очень жаль, что моя красотка из хибары не присутствовала при подвигах своего возлюбленного.

— Вы сошли с ума, дон Баррехо, — сказал граф.

— О том же и стражники мне говорили, но я никогда не поверю, что повредился умом. Уж я им задал, сеньор граф, уверяю вас, и обратил их в бегство. У нас в Гаскони нет сумасшедших и психов.

— Что за чудесная страна! — подал голос Мендоса. — В другой раз я хотел бы родиться на той стороне Бискайского залива!..

— И хорошо сделаете, но мне лично кажется, что нам бы лучше продемонстрировать прелестной хозяйке, как умеют работать гасконские, а также фламандские челюсти, не так ли, дон Эрколе? Если, конечно, граф позволит…

— Принимайтесь за работу, — ответил сеньор ди Вентимилья.

— Жалко, что здесь не хватает закусок… Ах, с каким удовольствием я проглотил бы в обмен на них прекрасные глаза этой симпатичной кастильянки!..

— Нет, севильянки, — возразил Мендоса.

— Ладно уж, глаза прекрасной испанки, — согласился с глубоким вздохом гасконец, пододвигая к себе пару тарелок, полных жареной рыбы, и наливая себе бокал. — Дон Эрколе, соблаговолите подражать мне. И вы тоже, госпожа, если только не поужинали с господином графом.

Прекрасная хозяйка разразилась серебряным смехом.

— Я совсем не госпожа, кабальеро, — произнесла она, показывая два ряда великолепных зубов. — Я всего лишь хозяйка бедной посады.

— Что до гасконца, то для него любая женщина — госпожа.

Так ответил дон Баррехо, который работал челюстями, как волк, не переставая болтать и осушая при этом бокалы превосходного порто. Молчаливый фламандец активно помогал ему.

— И потом, ради ваших прекрасных глаз гасконец дал бы себя убить.

— Кто же такие эти гасконцы? — спросила прекрасная кастильянка.

— Ближайшие родственники дьявола, — ответил Мендоса, то и дело бросавший томные взгляды на милейшую хозяйку.

— Господи, помилуй! — ужаснулась Панчита и быстро перекрестилась.

— Приятель, — сказал гасконец, хмуро взглянув на баска. — Говорят, что и с той стороны Бискайского залива проживают близкие родственники Вельзевула. Уж не ревнуете ли вы?

— Дон Баррехо, — спросил граф, — уж не хотите ли вы затеять ссору?

— Нет, сеньор ди Вентимилья, пока что я хочу затеять другую игру — с бутылками этой прекрасной кастильянки. Гром и молния!.. Ведь идет как вода. Не так ли, дон Эрколе?

— Как масло, — ответил фламандец.

— Сеньора, надеюсь у вас в подвалах еще много этого добра.

— Мой муж перед смертью много завез этого вина.

— А!.. Так ваш муж мертв?

— Как-то вечером он поспорил с флибустьером.

— Какие мерзкие люди эти мошенники, — сказал дон Баррехо. — Постоянно убивают!.. Вот они-то и есть настоящие сыны Вельзевула. О!.. Но когда-нибудь и они иссякнут. Сеньора, еще одну бутылку вашего порто. Я осушу ее за ваше здоровье, слово дворянина!

— Вы, дон Баррехо, как губка, — сказал граф.

— Я вместе с доном Эрколе сражался со стражниками капитаната порта, сеньор ди Вентимилья, а в сражениях всегда подстерегает жажда, даже гасконцев.

— И фламандцев, кажется, тоже — добавил Мендоса.

Дон Эрколе, не отвечая, удовлетворился тем, что опрокинул в свою пасть северного волка последний остававшийся на столе бокал.

В этот момент появилась хозяйка с заполненной бутылками корзиной. Еще до прихода двух авантюристов граф положил на край стола солидную кучку пиастров, а потому мог обильно заказывать напитки, давая трактирщице подработать.

— А теперь, донья Панчита, поговорим, — обратился к хозяйке граф, пока Мендоса и дон Баррехо продолжали осушать бутылки. — Я пришел сюда за кое-какой информацией.

— Ко мне, сеньор граф?! — удивилась прекрасная кастильянка.

— Вы в городе знакомы со многими.

— Я здесь родилась.

— Вы когда-нибудь слышали про некоего дона Хуана де Сасебо, советника Королевского суда Панамы?

Кастильянка на мгновение задумалась, а потом сказала:

— Да, как-то я поставляла ему свое вино.

— Должно быть, это большой хитрец, — сказал гасконец. — Он знал, где можно найти хорошее вино.

— Тогда, Панчита, вы знаете, где он живет, — продолжал граф.

— На улице Арамейо.

— Уверены, что не ошиблись?

— Конечно, сеньор граф. Я сама вместе со своими слугами относила ему полсотни бутылок.

— Гром и молния!.. Хорошо пьют советники Королевского суда Панамы! — пробурчал гасконец. — А меня, видите ли, обзывают губкой!..

— И далеко отсюда его жилище? — поинтересовался сеньор ди Вентимилья.

— Оно расположено прямо перед дворцом вице-короля.

— Ты знаешь это место, Мендоса?

— Смогу найти. — ответил баск.

— А что за человек этот дон Хуан де Сасебо? — спросил корсар у прекрасной кастильянки.

— Ему уже под сорок, и это очень смелый человек; говорят, что он когда-то был адъютантом у короля Испании или у одного из его родственников.

— Что-нибудь еще вы мне можете сказать?

— Нет, сеньор граф.

— Вот вам пятьдесят пиастров за сказанное.

— Вы слишком щедры. Что я могу сделать для вас?

— Дайте нам комнату или две, где мы смогли бы отдохнуть несколько часов, — ответил сеньор ди Вентимилья.

— У меня только одна комната. В ней шесть кроватей, и все они в данный момент свободные.

— Большего я и не прошу.

Граф поднялся. За ним поднялись и трое авантюристов, уже успевших опустошить несколько новых бутылок.

Хозяйка зажгла сальную свечку и поднялась по лестнице, приведя своих гостей в большущую комнату, где стояло несколько пустых кроватей.

Едва войдя в комнату, флибустьеры были поражены странным рокотом, доносившимся снаружи.

— Что это такое? — спросил граф.

— Это река, она проходит прямо под посадой, сеньор, — ответила кастильянка.

— Она будет петь нам колыбельную, — добавил гасконец, — чтобы мы скорее заснули.

— Смотрите, как бы не заснуть и больше не открыть глаза, — сказал граф.

— Чего вы боитесь, сеньор?

— Кто мне даст гарантию, что люди, которых вы прогнали, не вернутся искать вас?

— Тем хуже для них, господин граф. Мы с доном Эрколе удовлетворили их желание поскандалить; если они предстанут перед нами во второй раз, мы их убьем, не так ли, сеньор фламандец?

— Конечно, — ответил рассудительный человек.

— А если они вернутся в большем количестве? — спросил Мендоса.