Реконструктор - Александр Конторович

Грохочет пулемет Рогова, поливая пулями покинутые нами окопы.

А оттуда уже бежит Крапивин. Как-то боком, он уже без трофея, тащит свой пулемет.

— Огонь! Патронов не жалеть — с собою не унесём!

Ребята стараются изо всех сил, слышу хлопки их винтовок.

Ага!

«Максим» затараторил!

Это наши!

Прикрывают нас!

Ну, теперь-то заживём, мы уже не одни!

— Крапивин! Слава! Давай…

И вылетевшая откуда-то из окутанных пылью немецких окопов, строчка трассирующих пуль перечеркивает его пополам…

Вечером того же дня.

Штаб батальона.

— Ты, пей, сержант! — пододвигает мне кружку капитан Нечаев. — Сам знаешь, чай не пьёшь — откуда сила?

— Чай попил — совсем ослаб!

— То-то! — поднимает палец вверх комбат. — Знаешь ведь, чего ж не пьёшь?

— Устал я…

— Понимаю… Звонили из штадива, вас уже там ждут. Лейтенант Никонов так все в своем донесении порасписал — закачаешься! Прямо тебе — прорыв Первой Конной! Молодцы вы! А бойца твоего мы похороним, не сомневайся, всё честь по чести, как положено, сделаем! За сведения о танках — отдельное спасибо! Уже от меня! На, держи! — и Нечаев протягивает мне сверток.

Разворачиваю.

Темно-коричневая кобура, матово-темный металл ствола…

— Парабеллум немецкий! Смотри, какой ствол длинный! Как у маузера, почти! Подарок — носи!

— Так…

— Не тушуйся! Комполка правильный мужик, отметим в приказе, все правильно проведём! Комар носа не подточит!

— Спасибо, товарищ капитан! — встаю и убираю подарок в вещмешок. — Пора уже нам…

— Кто ж спорит-то? Но шарик круглый — свидимся! — и он протягивает мне руку.

Хрипит на столике радиостанция, и неожиданно ясный голос заполняет комнату.

— От советского Информбюро! — голос Левитана слышен совершенно отчетливо, словно он вещает из соседнего помещения.

ВЕЧЕРНЕЕ СООБЩЕНИЕ

«В течение 13 октября на фронтах никаких изменений не произошло.

В районе Сталинграда наши войска вернули оставленные накануне позиции в одном из кварталов города. Ha других участках происходила артиллерийская и миномётная перестрелка. Огнём нашей артиллерии уничтожено 3 немецких танка, 3 артиллерийские и 16 миномётных батарей противника, разрушено 10 ДЗОТ'ов и истреблено до роты немецкой пехоты.

Северо-западнее Сталинграда наши войска продолжали оборонять прежние рубежи и на отдельных участках вели разведку. Гвардейцы Н-ской части атаковали передний край обороны противника, несколько потеснили немцев и уничтожили противотанковое орудие, 16 пулемётов, миномётную батарею и 8 автомашин с военным грузом. Группа разведчиков во главе с заместителем командира роты по политической части тов. Куликом обнаружила на одной высоте хорошо замаскированные ДЗОТ'ы противника. Двое смельчаков незаметно пробрались к одному из ДЗОТ'ов и забросали его гранатами. Находившиеся там румыны в панике стали выбегать из укреплений. Наши разведчики открыли огонь и истребили 20 вражеских солдат…»

Уже отзвучала сводка, и наша маленькая колонна топает в тыл.

А в моей голове все ещё гудят эхом слова: «В течение 13 октября на фронтах никаких изменений не произошло…»

Ничего не произошло?

Наш отчаянный бой, полубезумный прорыв — это ничего? Подорванные на минах танки — их, что — не было вовсе?

Убитый немецкий ротный, и перепаханные артогнем позиции его роты — это тоже ничего особенного собой не представляет?

По-видимому, с точки зрения командования, это именно так и есть…

И что?

Медали не досталось очередной — мировая трагедия? От горя помрем, жалуясь на вселенскую несправедливость?

И что теперь делать такому несчастному?

Опустить руки и понуро плыть по течению?

Вот уж хрен!

Не дождетесь!

Кто?

Да все вы!

Все, кто хочет видеть мою страну лежащей в развалинах, мечтает увидеть её стоящей на коленях — да хрен вам всем! Не вы первые — не вы и последние… кого тут в гроб кладут.

Маленький отряд уходил всё дальше. Темнело, и первые звезды уже зажглись в небе, словно рисуя сказочный тоннель, по которому неторопливо шагали уставшие бойцы. Их путь ещё не окончен…

«В течение 13 октября на фронтах никаких изменений не произошло…»

К О Н Е Ц