Прогулка без морали - Наталия Рощина

— Нет, я не занимаюсь расточительством. Время нужно тратить рационально.

Валя улыбнулась, вспомнив его ответ. Неужели он действительно так думал? Как тогда объяснить потерянные в предыдущих браках годы? Валя никогда не заговаривала с ним на эту тему. Убирая, тоже не находила никаких напоминаний о прошлых хозяйках этой квартиры. Она раз и навсегда решила не терзаться ревностью к тому, что было. Вадим со своей стороны не проводил сравнений. С его языка не срывались необдуманные слова. Его родители вели себя так, будто она — первая невестка. Ни словом они не напоминали об ошибках их сына. Знала бы Валя о последнем разговоре Галины Матвеевны с Вадимом.

Сегодня дом казался его хозяйке чужим, холодным. Валя не могла понять, в чем причина резкой смены настроения. Подошла к зеркалу. Осмотрела себя со всех сторон. Да, ни обнять, ни прислониться. Какая же она стала огромная. Никогда не имела осиной талии, а теперь и вовсе округлилась. Валя продолжала рассматривать себя. Расстегнула молнию на длинном светло-сиреневом халате. Вверх от лобка до пупка тянулась темно-бордовая узкая полоска. Валя погладила натянутую кожу и сразу почувствовала отклик — легкий толчок изнутри. Непередаваемое ощущение. Только ради этого стоит хоть раз пройти такой путь. Застегнув халат, Валя медленно направилась на кухню. Начистила картошки, заправила квашеную капусту маслом, сахаром, как любил Вадим. Разогреть отбивные — дело пяти минут. Снова какая-то напряженность, внутренняя скованность.

Валя подошла к окну. Она уже привыкла к этому виду. К городской суете, шуму, вечно спешащим вереницам чужих людей. Здесь все по-другому. Познакомилась с соседями по лестничной площадке. Кроме вежливого приветствия, дальше общение не шло, а всех, кто жил в их подъезде, она не знала до сих пор. Вот придет время гулять с коляской, тогда и можно будет присмотреться. Вале было непривычно, что все ведут себя как чужие. В Смирновке на каждом шагу поздороваешься, обязательно остановишься поговорить. Вокруг все зелено, глаз радуется, а воздух… Валя не преувеличивала, когда говорила, что задыхается в Горинске. Прошло много времени, прежде чем прошел этот дискомфорт. Сейчас она влилась в городскую жизнь. В разговорах с мамой теперь находила ее плюсы. А в последний приезд в конце августа даже агитировала Степаниду переезжать к ним. Мама улыбалась и отрицательно качала головой. Валя удивлялась. За всю жизнь ни разу, хоть из простого любопытства, не выехать в город! При этом Степанида не выглядела забитой, закомплексованной. Разве только усталой, вечно невыспавшейся. Она говорила, что ей поздно перестраиваться, что общение ей давно заменяет телевизор и газеты. В Смирновке ее прогрессирующая отчужденность уже не подлежала обсуждению, все давно сказано. Даже на ферме, где она работала с детства, задушевной подруги у нее не было. Конечно, перекинуться парой слов, выслушать без интереса очередную горячую новость — это да. Но в гости ходила редко, к себе тоже звать не торопилась.

Степанида была рада только приезду Вали с Вадимом. Они вносили приятное разнообразие в размеренную ее жизнь. Однако последние месяцы Степанида чувствовала себя настолько плохо, что боялась неожиданного приезда дочери и зятя. Она не хотела, чтобы ее застали врасплох. Были дни, когда ее отражение в зеркале будто принадлежало другой женщине. Приступы дурноты и полного бессилия сменялись способностью вести более-менее привычный образ жизни. В неполные сорок лет Степанида ощущала себя столетней старухой, которая скоро не будет ни на что способна. Она молила Бога, чтобы болезнь не уложила ее в кровать. Не хотела стать обузой единственной дочери. Та недавно начала самостоятельную жизнь, ни к чему ей такое беспокойство. Степанида заваривала себе травы, парилась в бане. Однажды сходила к местной знахарке. Дремучая, высохшая, но невероятно проворная баба Глаша несколько минут водила руками вокруг ее головы, тела. Потом покачала головой.

— Выгрызает тебя болезнь изнутри, Степанидушка.

— Баба Глаша, ты ж меня с детства знаешь. Что со мной? К врачам я не ходок. Вот до тебя дошла, потому что мочи нет. Валит меня с ног, свет не мил, — приложив руку к груди, тихо сказала Стеша.

— Трудно говорить, деточка. Только собраться тебе надо. Все силы в кулак и молись Господу. Черно у тебя внутри.

— Готовиться к Суду Господнему, чтоб не мудрствовать лукаво. Права я?

Баба Глаша отвела глаза в сторону. Погладила гостью по русым волосам, тронутым серебром. Кажется, недавно бегала сероглазая девчушка, Дарьина радость. Потом выросла в красавицу. Ее роман с приезжим городским студентом до сих пор помнила. Как же забыть? Столько пересудов выслушала, горемычная. Валюшку выносила. Что ни говори, а ясно, что сказалась ее истлевшая в груди любовь на здоровье. Недавно бабе Глаше рассказали о причине исчезновения того молодого агронома. Вот судьба, не приведи господи. — Увижу хоть внука? Дочка на сносях.

— Не буду ничего обещать, все в руках Господних. Сгорела ты вся внутри, истлела, одни угольки остались.

— Скоро и они погаснут, чувствую. Давно знаю, где могила Сереженьки, а поехать туда не могу собраться. Чувствую, что скоро предстану не перед оградкой и холодным надгробием, а лицом к лицу. — Степанида поправила платок на голове, завязала потуже. — Пойду я, спасибо. Извини, что прошу…

— Понимаю, о чем ты хочешь попросить. Никому не скажу, не переживай. Вот возьми сбор. Заваривай, пей утром и вечером до еды.

— Какая уж тут еда, — усмехнулась Степанида, но знахарка вложила ей в руки полотняный мешочек с травами. — Дай Бог тебе здоровья. Пойду я.

Степанида тяжелой походкой медленно вышла из дома бабы Глаши. Та долго смотрела ей вслед из окна. Вздохнула, перекрестилась и снова занялась своими делами до прихода очередного посетителя.

Прошло больше месяца после посещения знахарки, но ее целебный сбор ничего не давал, хотя Степанида прилежно заваривала его каждый день. Она чувствовала, как с каждым днем ее покидают силы. Стеша была не настолько наивна, чтобы не распознать свою болезнь. К врачам ехать категорически не хотела. Что толку-то? Начнут свои терапии, а исход один. Не всесильны люди в белых халатах. Зачем продлевать мучение себе и прибавлять бесполезных забот детям? Она проживет столько, сколько отведено.

Кажется, Вадим заподозрил неладное, но расспрашивать не стал. Молчит, присматривается. Он понимает ее, несмотря на то, что виделись они всего несколько раз. Хватило, чтобы проникнуться симпатией друг к другу. Степанида была спокойна за Валю. Хорошего мужа выбрала. То, что был женат, — не добавляло очков, но и клеймом позорным не было. Просто так сложилось. Кому-то с первого раза удается отыскать свою половинку, а другому и жизни не хватит. Так и проскачет от постели к постели. Степанида любила рассматривать свадебные фотографии дочери. Красивая пара, они удивительно подходят друг другу даже внешне. Вадим с его небесно-голубыми глазами и отточенными чертами лица выглядит, как само совершенство. Черные густые волосы блестят. А строгий темно-серый костюм, белая рубашка с бабочкой делают его похожим на нереального, сошедшего с обложки иностранного журнала красавца. Валя смотрит на него с благоговением. Она влюблена от макушки до пяток. Так она однажды сказала, и Степаниде эта фраза запала в душу. Может потому, что она могла примерить ее и к себе, своему отношению к Валиному отцу. Надо же было им встретиться, чтобы навсегда разлучиться. Несправедливо это. Женщина нахмурила брови. За какие грехи она платит? Скоро она ответит за все и, вероятно, сможет получить ответы на свои вопросы. Заслужила ведь она несколько минут внимания за свою недолгую, многострадальную жизнь.