Таверна «Ведьмино Зеркало» - Сиана Келли

— Какая была тема для обсуждения сегодня вечером?

Рассел последовал за Клайвом по коридору.

Клайв остановился и прислонился к дверному косяку, засунув руки в карманы. Выражение его лица смягчилось, когда он покачал головой.

— Она была очень зла из-за детской книжки.

— Детской книжки?

— Да. Что-то о срубленном дереве, чтобы эгоистичный мальчишка мог получить всё, что хотел. А потом — эта часть, казалось, взбесила её больше всего — дереву пришлось провести остаток своей обрезанной жизни с ним, сидящим на нём.

— Дерево было разделено по половой принадлежности?

Клайв пожал плечами, ухмыляясь своему другу.

— Я понятия не имею. Однако я точно знаю, что мальчик был засранцем. Она совершенно ясно высказалась по этому поводу.

Рассел усмехнулся.

— Я уверен, что она права.

— Как и я уверен, что так оно и есть.

— Если я могу предложить, сир, возможно, в следующий раз вам следует присоединиться к разговору.

Глаза Клайва загорелись юмором.

— Ну и зачем мне это делать?

На мгновение погрузившись в раздумья, выражение его лица стало мрачным.

— Молчаливый и угрожающий — это больше по мне. Ну же, расскажи мне, что я пропустил.

Дверь кабинета плотно закрылась за Расселом. Я оглядела холл, пытаясь найти Летицию. Мгновение спустя я увидела глаз, выглядывающий из салона напротив. Дверь не могла быть приоткрыта больше чем на сантиметр или два, но сердце явно было разбито.

Я предположила, что это ответило на наш вопрос «почему сейчас». После столетий надежд и тоски по её единственной настоящей любви он бросил вызов логике и влюбился в книжного ботаника-оборотня.

Я вынырнула из воспоминаний Летиции, измученная. Клайв ждал, всё ещё сидя передо мной, всё ещё держа руку на моей лодыжке. Было странно видеть его сейчас, такого лощеного и утончённого, и вспоминать его тогда, потеющего в полях. Однако в любом случае одно было правдой. Он был хорошим мужчиной.

Я поцеловала его, а затем слезла со стола.

— Пойдём. Объясню в машине.

Я хотела как можно скорее лечь в мягкую постель.

Держа гримуар на коленях, я откинулась на спинку сиденья и позволила прохладному ночному воздуху окутать меня. Я отогнала воспоминание о боли и сосредоточилась на холоде, который чувствовала, на том, как выбившиеся волосы хлестали меня по лицу, Клайв был раздет и работал в поле.

— Это несправедливо, — сонно сказала я.

— Что такое?

— Ты. У тебя никогда не было трудного возраста. Двенадцать? Очаровательный, искренний. Двадцать? Святое дерьмо. Я буду фантазировать об этом ещё долгие годы. Нежить? Великолепный. Следовательно, ipso facto14, несправедливо.

К счастью — в данном случае — у меня не было детских фотографий. Отсутствие фотографий из класса средней школы означало, что я не могла показать ему, как должна выглядеть неуклюжая юность.

— Как… Летиция знала меня при жизни?

— Ага. Она была сильно влюблена. Серьёзно. Вплоть до того, что я-отказываюсь-убить-его-мама-не-вопрос-как-много-ты-мучаешь-и-бранишь-меня-даже-если-ты-обратишь-меня-в-вампира-я-не-хочу-делать-это, вот так серьёзно.

Я не могла винить её. Я сама была безнадёжно влюблена в него.

— А потом она сказала «да».

Он выехал с автострады, петляя по тёмным улицам на обратном пути в Пасифик-Хайтс.

— В её защиту скажу, что она говорила «нет» почти тысячелетие.

— Вот оно что.

Я передала всё, что видела, а потом мы сидели в тишине, каждый погрязнув в свои мысли.

— Я её не помню, — наконец, сказал он.

— А с чего должен то? Это было сотни жизней назад. Зная тебя и видя тебя её глазами, я также знаю, что доброта к незнакомцу не была для тебя чем-то необычным. Ты не отметил её или её спасение, потому что приоритеты на стороне сострадания укоренились в тебе.

Он оглянулся, нахмурив брови.

— Я не герой, Сэм. Скажи мне, что ты это понимаешь. Я потерял счёт количеству людей, которых убил. Я потерял счёт столетия назад. Стефо сказала тебе об этом в Новом Орлеане. Я прожил так долго, потому что всегда ставил себя на первое место. Всегда. Угрозы устраняются немедленно, чтобы позже не стать ещё большими угрозами. Бессердечный ублюдок, я полагаю, так она назвала меня. Она не ошиблась.

Переключив передачу, он проехал через ворота, которые распахнул один из его вампиров.

— Думаешь, я стал магистром вампиров, будучи милым и плюшевым?

Я рассмеялась. Я ничего не могла с этим поделать.

— Я знаю, кто ты. Ты можешь быть безжалостным, расчётливым, смертоносным и всем прочим, но ты сдерживаешь это умом и порядочностью. Ты не Сен-Жермен или Лафитт, даже не Кадмаэль или Лиан.

Он въехал в гараж и заглушил двигатель.

— Что это значит?

— Ты не потерял свою человечность.

Отстегнув ремень, я вышла из родстера, прижимая гримуар к груди.

Клайв обошёл машину спереди, взял мою свободную руку и поцеловал её.

— Я чувствую крайнее затруднение в том, чтобы напомнить тебе, что я потерял его тысячелетие назад.

— Нет. Мёртвый это не значит безмозглый или бессердечный. В твоём случае это избавило от повседневных забот о посадке и сборе урожая, о засранцах-хозяевах и оплате аренды. Когда весь этот шум и драма утихнут, останется только то, что является правдой. И что правда, так это то, что ты хороший мужчина. Боялись, да, но и любили. Рассел и Годфри охотно встают между тобой и опасностью, не из чувства долга, а из любви и уважения. Посмотри на всех других магистров, которые звонили тебе, вызывались посмотреть за твоим ноктюрном, пока мы ездили в Новый Орлеан. Этого не происходит, потому что ты такой страшный. Это происходит потому, что они восхищаются тобой и знают, что ты предложишь свою помощь, если они попадут в беду.

Покачав головой, он наклонился и крепко поцеловал меня.

— Как бы ты сказала, «парень, я тебя одурачила». Пойдём, давай приведём тебя в порядок и уложим в постель.

Когда мы вошли в дверь в холл, Рассел уже ждал нас.

— Она права, сир.

— Тебя никто не спрашивал, — Клайв похлопал Рассела по плечу, проходя мимо. — Есть что сообщить?

— Ничего, мой сеньор.

Рассел последовал за нами по длинному коридору.

«Сир» и «сеньор» могли означать только одно: нас слушали.

— Я скоро спущусь, и тогда мы начнём нашу стратегию. Сэм нашла, где прячется Летиция.

— Спасибо, мисс Куинн. Мы в долгу.

Это было что-то вроде театра для ноктюрна. Очевидно, Клайв и Рассел пытались заставить вампиров оценить меня по достоинству. Я могла бы сказать им, что это никогда не сработает, но было мило, что они попытались.

После долгого тёплого душа — сейчас я не могла выносить жару — я посмотрела в зеркало и увидела ярко-белую прядь в своих волосах.