Призыв ведьмы. Часть 3 - Эйлин Торен

голос Хэлы: “Сил моих больше нет, что за непослушная девчонка? А ну, вон!”

Произнесла это чёрная ведьма с деланной грозностью, и услышала её только Мила, но на самом деле она почувствовала, что Хэла не злилась, она скорее переживала, что девушка утонет там, куда соваться было нельзя.

— Ну, и что вы тут устроили? — обратилась женщина к серым и игриво уставилась на их грустные лица.

Возле неё оказалась Сола, которая всегда тянулась к Хэле, как будто та была её солнцем. Это странное сравнение всплыло в голове белой ведьмы и никак не отпускало.

— Хэла, а спой что-нибудь нам? — попросила Донна.

— Что спеть? — женщина прошла вперёд, обнимая Солу и утягивая её с собой.

— А спой про любовь? — отозвалась Маржи, которая так и осталась сидеть рядом с Милой.

— Сердечки рвёте себе, горемычные? — улыбнулась Хэла.

Девочки потупили взгляд. Милена сейчас заметила, что Донна тоже была печальна, как Маржи, Лорана и сама белая ведьма.

Хэла хмыкнула. Потом подошла к Лоране, обняла её и запела глубоким, печальным голосом, но живым, таким ощутимым физически:

— Принеси мне его поцелуй, перед тем как кончится время

Моих воспаленных, тонких, вечно голодных снов.

Принеси мне его поцелуй и я заплачу тебе белым,

И ты будешь страшно богат…

Лети ветер, рассвет погас,

Легки цепи смогу сейчас

Раскрыть крылья двоим одни

Лети ветер, лети…

Принеси мне его поцелуй, как объяснить тебе эту

Птичью холодную даль, что сводит меня с ума.

Принеси мне его поцелуй, я заплачу тебе черным

Поверь, ты останешься рад…

Лети ветер, рассвет погас,

Легки цепи смогу сейчас

Раскрыть крылья двоим одни

Лети ветер, лети…

Принеси мне его поцелуй, я покажу тебе зверя,

Что плачет в моей груди, чтобы он рядом был.

Принеси его мне живым, я заплачу тебе красным

Мы будем вечно с ним…

Лети ветер, рассвет погас,

Легки цепи смогу сейчас

Раскрыть крылья двоим одни

Лети ветер, лети…[1]

Маржи подпевала Хэле в припевах, словно повторяла заклинание. Внутри серой девушки горел невыносимо яркий огонь любви, она действительно любила Гира. Ей было невыносимо страшно оттого, что он может не вернуться. А Милена, невольно впитывая этот страх, яростно сопротивлялась ему, но не получалось и она захлёбывалась, тонула.

— Лорана, солнышко моё, ну всё-всё, хватит, котя моя, — проговорила Хэла, когда закончила петь. — Живой, здоровый. Всё хорошо!

Девушка уставилась на Хэлу заплаканными глазами, кажется не веря в слова чёрной ведьмы.

— Правда, — глянула на неё чёрная ведьма, отвечая на незаданный вопрос. — Только смотри. Он теперь у нас важный, видный, носит имя Горанов, Таагран теперь, кабы бес его не попутал и он не сказал, что серые ему теперь не подходят. С таким именем можно и в харн захаживать, — она рассмеялась, потом обняла Лорану и поцеловала её в щёку. — Ну, дуй давай, у достопочтенного ферана ткань чистотельная заканчивается. Снесёшь стопку?

Лорана было нахмурились, а потом повнимательнее присмотрелась к женщине, просияла и сорвалась с места.

— Хэла? Это как? — спросила Томика.

— Что? — спросила чёрная ведьма.

— Как это Гент стал Тааграном?

— Так отец его пришёл, никто из корты на казнь не пришёл, а этот припёрся, — Хэла фыркнула. — Не понимаю — действительно думал, что сможет старейшину своего судом обычным судить или, не приведи боги, обменять? И на кого — на сына! Тьфу-ты, нелёгкая! И, чтобы замену нельзя было провести, как по суду Хэнгу положено, то достопочтенный феран предложил Генту от имени отца отречься и взять имя, которое сиротам всем тут дают — или Онар или Таагран. Он взял Таагран, тем более, что Мирган эту тварь казнил, и они братья получились по имени и Гент уж никак не мог под раздачу попасть, даже если бы отец его настаивать стал и право ферана на суд бога не признал. А тут все при своих правах остаются, а у кого-то их теперь поболе даже, да и теперь ещё и за минусом невеста, что позавчера родилась и нынче с горшка слезла.

— Подожди, Хэла, так он теперь не связал сговором отца на брак? — уточнила Донна.

— Нет, — улыбнулась та.

— Вот Лорана, счастливая, он её так любит, а она так из-за этой девицы, невесты его, переживала, а тут, — улыбнулась Куна. — Стоило и не одну мирту прорыдать, чтобы вот так получилось.

— Ну, и чего тогда песни заунывные поёте? — подстегнула чёрная ведьма Маржи, лукаво изогнув бровь.

— Ты знаешь что-то про Хар-Хаган? — встрепенулась та, уставилась на Хэлу с надеждой.

— Отбили они Хар-Хаган, сегодня до казни вести пришли, — ответила женщина. — Почти без потерь со стороны отряда. Только со стороны защитников крепости раненые и убитые есть, но не много. А ваши заусенцы целёхоньки, так что нечего душу всем тут рвать.

Маржи зажала рот ладонью.

— Хэла, а спой что-нибудь ведьмовское? — спросила Сола, заглядывая в лицо чёрной ведьмы.

Ты улыбнулась, погладила девушку по щеке, а потом запела:

— Устелило небо костров зола,

Ветер за рекой огоньки задул.

Ходила я босая, цветы рвала,

Пускала венками да на воду.

Тихо шелестела осокою,

Ивой блюдо заводи трогала.

Вытянулась елью высокою,

Все глядела на небо строгое… [2]

Милена и представить не могла насколько станет легче, когда услышит это заветное, что всё хорошо, что жив… ей хотелось петь вместе с Хэлой, хотелось перестать плакать, хотелось скакать от радости…

— Это не твоё, ты же понимаешь? — Хэла села с ней рядом, когда уже всех отпустило, словно не было казни, не было беды.

Пришли домашние и их тоже утянуло в песни. Серые пели “Травушку”, домашние снова попросили спеть “Тебя ждала я”. И они пели, радостно, играли голосами, Маржи потом пела какую-то другую песню, из её собственного мира, уже не переживая и снова наполняясь светом и радостью.

И во всём этом Милена сидела и смотрела в лицо Хэлы отчаянно пытаясь понять, что та ей сказала.

— Ты воруешь эмоции других людей, ты понимаешь это? — спросила женщина.

Сначала Милена сжалась, потерялась. Застыдилась.

— Вот, это твои, — кивнула чёрная ведьма.

— Хэла, я, — замямлила девушка. — Прости… я правда не понимаю…

— Я тоже не понимаю, — ответила она. — Просто вижу, что тебя таскает из стороны в сторону, и ты не можешь остановиться.

— Я как вампир, — заключила