Взвод, приготовиться к атаке!.. Лейтенанты Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков

У нас во взводе было два снайпера. Но я не рисковал ими, и они часто оставались при командире роты в качестве связных. Но на этот раз пришлось послать к командиру роты, чтобы он, на время, отпустил их во взвод. Во время уличных боев меткие огневики во взводе нужнее, чем на ротном НП.

Но ротный отпустил только одного связного. Что ж, и его понять можно. Идет бой, и связь со взводами нужна постоянная.

И вот пришел мой снайпер. Я ему:

— Дорошенко, видишь, откуда садит?

— Вижу.

— Давай, постарайся.

Дорошенко расчехлил снайперский прицел. Спросил:

— Один?

— Один.

— Позицию не меняет?

— Нет, все время бьет из того окна. Оттуда ему хорошо все видно.

И мой Дорошенко первым же выстрелом уложил немца. Тут же поменял позицию, передвинулся левее и некоторое время лежал у окна, не выглядывал. Знал, как себя вести. Настоящий снайпер! Один выстрел — и дело сделано.

Сказал:

— Подождите. Сейчас второго номера сниму, и тогда пойдете.

Но пулемет в окне двухэтажного жилого дома напротив молчал. У второго номера, видать, нервы оказались послабее. Не решился занять место убитого.

Взвод пошел вперед.

А меня опять затрясло.

Чтобы мои автоматчики не сочли меня малодушным или трусом, я все время, с помощью двоих связных, передвигался за взводом. Меня трясло. Солдаты терпеливо поддерживали меня. Иногда волокли. Они знали, что такое малярия.

Старший сержант Менжинский бой вел грамотно. Во время атаки старался больше полагаться на пулеметную поддержку. Чтобы прикрыть перебежки и броски автоматчиков, он все время держал ручные пулеметы первого и второго отделения возле себя.

У меня во взводе были хорошие сержанты. Любой мог за меня остаться и вести взвод в бой не хуже меня.

Вышли к центру города и увидели такую картину.

Немцев не видать. Скорее всего, ушли. И то, что они ушли, подтверждало следующее. Гражданские, в основном женщины среднего и молодого возраста, тащили из трехэтажного здания матрасы и одеяла.

— Что это такое? — спросил я Менжинского.

А он уже выслал вперед разведку. Вернулись, доложили:

— В трехэтажном здании напротив размещался немецкий госпиталь. Перед нашим вступлением, буквально час назад, он эвакуирован.

— А это что, мародерство?

— Нет, — сказал автоматчик, — сербы забирают свое. Немцы, когда организовывали здесь госпиталь, отняли у них постельные принадлежности. Теперь они их забирают назад.

Мы некоторое время молча наблюдали за столпотворением у трехэтажного дома. И кто-то из моих автоматчиков сказал:

— А у нас в деревне все сгорело. Какие там матрасы. Теперь в землянке, на соломе спят.

И тут мой связной Петр Маркович снова все погасил шуткой.

— А знаешь, — говорит он тому автоматчику, который с горестью вспомнил о своей семье, — какая самая заветная мечта у русского мужика? Нет? Есть сало с салом и спать на свежей соломе.

Солдаты засмеялись. А автоматчик, уже со светлым лицом, сказал:

— Ну, чего-чего, а свежей соломы в нашей деревне всегда было навалом. И сало в кубелах не кончалось. Всегда год за год заходило.

Я знал: все думают о доме. О чем же еще мечтать солдату среди огня и смерти, как не о своих родных и близких? Что он претерпевает все эти муки ради них. Тогда ему становилось легче.

А вот я был детдомовский. Не было у меня ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер. И письма я получал только из детского дома. Коллективные. Может, потому и привязался к пожилому Петру Марковичу Мельниченко. По годам-то он мне подходил как раз в отцы. И он, зная мое сиротство, относился ко мне отечески. Хотя устав понимал и чтил и всегда видел во мне командира взвода, лейтенанта.

Мы миновали два или три квартала. Вышли к огромному светлому знанию. Это была швейная фабрика меховых изделий. На моей карте она была помечена как один из важнейших объектов.

Вошли внутрь. Пошли по цехам. Нам интересно, какие же фабрики у них тут, в Европе? Фабрика нам понравилась.

В одном из цехов, сразу справа при входе, — стеллажи. На стеллажах лежали добротные меха различных животных. Меха дорогие. Рядом со стеллажами стояли столы для раскроя. А дальше — в три ряда столы во швейными машинками. Машинки не простые, а с электрическим приводом. Многие из наших автоматчиков впервые видели такие машинки. Удивлялись, что такое есть на свете:

— Это ж надо! Ни рукой, ни ногой крутить не надо! Это ж сколько добра на такой можно нашить!

Вошли на склад готовых изделий. Там лежала одежда для летчиков, а также альпийские куртки для горных стрелков и шинели с меховыми воротниками для высшего офицерского состава вермахта. Вот перчаток нигде не нашли. Видимо, их там не шили. А перчатки очень всегда нужны.

— Товарищ лейтенант, — говорит мне один из сержантов, — а охраны вроде нет.

Это он мне намекает. А я и сам уже думаю, как одеть своих солдат. Взвод обносился, совсем истрепали одежду в боях.

— Давайте-ка, пока никого нет, подберите себе что-нибудь из одежды. Впереди холода. Имейте это в виду. У старшины Серебрякова такого склада нет…

А правда, мы к тому времени страсть как обносились. Мерзли. Особенно ночами. Мокли. Решили взять куртки альпийских горных стрелков. А шинели с меховыми воротниками… Материя на них дорогая, добротная. Пошиты с подкладками. Но в таких мы щеголяли бы до встречи с первым офицером званием выше лейтенанта. Конечно, номер бы получился аховый, но лучше было взять что-то, что хоть как-то соответствовало нашему званию. Летные куртки нам не понравились. Решили взять куртки и штаны альпийских горных стрелков. Взяли три кипы. В каждой по десять комплектов. Как раз на весь взвод и еще с небольшим запасом. Старший сержант Менжинский, смотрю, разошелся и прихватил еще три куртки. Пошиты они были из меха. Мех какой-то странный. Солдаты разглядывали, рассуждали:

— Овчина не овчина…

— Горный козел! Специально для гор! — сказал кто-то из автоматчиков с такой убежденностью, что ему сразу поверили.

Сверху и куртки, и штаны покрыты серым водоотталкивающим материалом. Куртки с капюшонами. Надевать такую куртку надо было через боковой разрез, через голову. Разрез до пояса. Когда наденешь, полы спускаются до самых колен. Хороши куртки! Тепло в них!

Мы начали выносить куртки, и тут в цеху появились вооруженные немецкими винтовками гражданские. Мы сразу насторожились, направили на них свои автоматы. И тогда те закричали, что они — партизаны маршала Тито.

Мы опустили автоматы.

Они начали переговариваться между собою. Что-то обсуждали и никак не могли прийти к согласию. Посматривали на нашу поклажу. Они стояли в дверях, и, пока они занимали проход, выйти из склада мы не могли. Мы поняли, что они против того, чтобы мы что-то с фабрики выносили. И уже требовательно указывали пальцами на тюки. Тогда один из наших автоматчиков показал на лохмотья на своих локтях и на животе. Гимнастерка у него уже явно требовала замены. Партизаны стояли на своем, пропустить нас не соглашались.