Граф Феникс - Николай Энгельгардт

– Ах, они уже в кареты садиться идут! – заглянув в вестибюль, всполошился дворецкий. – Идут! – крикнул он слугам у экипажей.

Все пришло в движение, готовясь подавать кареты.

На лестнице послышались шаги. Две нянюшки вынесли больное дитя, покоившееся на подушках. Болезненное личико бедного малютки чуть мелькало сквозь прикрывавшую его кисею. По знаку дворецкого подали карету, куда с помощью слуг и уселись с ребенком нянюшки. Но они его должны были только привезти в Петербург и оставить там в отведенном магику доме, что их очень огорчало. Искренние слезы навертывались на глаза женщин.

Вздохи и приглушенные рыдания возвестили о появлении огорченной матери. Княгиню Варвару Васильевну под руки вели с одной стороны супруг, князь Сергей Федорович, а с другой – сам Потемкин. Улыбочка вся, казалось, исходила слезами. Горе ее было безмерно, но в слезах и горе она была столь же пленительна, как и улыбающаяся. Шедшая за ней госпожа Ковалинская старалась словами утешения и надежды пробудить бодрость в сердце княгини. Шествие заключали полковник Бауер и домашний врач. Оба они должны были сопровождать ребенка и магика до Петербурга, чтобы затем подробно сообщить о благополучном завершении пути.

Когда княгиня вышла на крыльцо и увидела, что ребенок уже в карете, рыдания стеснили ее дыхание, она совершенно ослабела. Муж и Потемкин поддерживали ее. Молодая женщина издали крестила сына и карету бледными перстами. Все были потрясены горем матери, лица слуг выражали сочувствие. Между тем ни Калиостро, ни супруги его еще не было. Светлейший нахмурился, не привыкший кого-либо или чего-либо ждать хоть минуту.

– Бауер, поторопи! – угрюмо приказал он адъютанту, который бросился исполнять распоряжение.

Тут взгляд Потемкина остановился на стоявшем в стороне князе Кориате. Он узнал секретаря Елагина и приветливо кивнул ему. Князь ответил учтивым поклоном и, приблизившись к светлейшему, подал письмо директора над зрелищами. Так как в это время были принесены кресла, ослабевшая княгиня села, Потемкин смог оставить ее руку. Он вскрыл конверт и пробежал дрожащие строки больного Елагина.

– Ну, кажется, весь свет хочет лечиться у Калиостро! – сказал Григорий Александрович. – Но я не знал, что здоровье Ивана Перфильевича так пошатнулось.

– Его превосходительство подвергались лечению доктора Роджерсона, – отвечал Кориат. – Но пользы нц малейшей. Нога в еще худшем состоянии. Вот и решили обратиться к графу.

– Ах, сей святой муж спасет бедного Ивана Перфильевича! Спасет! Спасет! Спасет! – убежденно воскликнула госпожа Ковалинская.

– Только уже проси Калиостро сам, любезный князь, – сказал Потемкин. – Он не в моем распоряжении. Сам дожидаюсь выхода его на крыльцо. Вот он какая ныне персона!

– Нет, не может быть человека более кроткого, более смиренного! – вступилась госпожа Ковалинская за обожаемого наставника.

– Идут-с! – доложил дворецкий. – Граф с супругой-с!

В самом деле, из вестибюля вышел Калиостро. Весь в черном, он поддерживал под руку какую-то закутанную непроницаемым черным газовым покрывалом фигуру. Под другую руку ее вел полковник Бауер. Маленький Эммануил следовал за ними.

Было очевидно, что закутанная фигура – супруга магика.

Когда дворецкий известил о появлении Калиостро, сердце в груди молодого тамплиера забилось. Все чувства его загорелись желанием насладиться видом прекрасной женщины, поработившей девственного мечтателя своими прелестями. На мгновение он позабыл обо всем. Дневной свет внезапно померк в его глазах, так сильно взыграла кровь юноши, и вслед за тем чудесная вспышка света озарила все предметы. Лишь в это мгновение понял он могущество любви, от влияния которой столь долго охраняли его обеты храмовничества. Он напряженно вглядывался в сумрачную глубину вестибюля. И велико было его разочарование, когда вместо ожидаемой красавицы он увидел закутанную фигуру. Такое появление маркизы Тиферет удивило всех. Она двигалась странной, шатающейся походкой, и все складки ее одежды свидетельствовали не о молодой, стройной и сильной женщине, но о каком-то сгорбленном, дрожащем существе. Когда же вдруг под темным газом послышался глухой кашель, то у всех появилось убеждение, что граф ведет какую-то древнюю старуху, а не ту волоокую мощную итальянку, какой явилась в усадьбу Потемкина маркиза.

Это, конечно, сильнее всего потрясло влюбленного. Его ожидания были внезапно обмануты. Но когда сгорбленное существо дряхло закашляло, невообразимый ужас объял тамплиера. Вдруг перед ним возникло видение таинственной египтянки, и то, что он увидел тогда, дерзновенно подняв покрывало… Калиостро хлопотливо усадил закутанную супругу в одну из карет.

Маленького Эммануила посадили туда же, и тут же занавески окон опустились. Оставалось только разместиться в третьем экипаже самому графу и сопровождавшим его полковнику Бауеру и домашнему лекарю.

Тут только князь Кориат опомнился и, подойдя к магику, передал ему просьбу Ивана Перфильевича посетить его в Петербурге.

– Я бы непременно навестил этого почтеннейшего мужа даже и без особого приглашения, по приезде в Петербург, – отвечал граф. – Состояние его мне известно. Но так как вы присланы от его превосходительства, то не угодно ли будет вам сесть с нами в карету. Она, кажется, весьма вместительная, даже шестиместная.

Князь Кориат ответил, что с ним запасная верховая лошадь, и он предпочитает ехать верхом, чем в душной карете.

По-видимому, отказ был неприятен Калиостро.

– Как хотите, – сказал он. – В дороге беседа наша многого бы коснулась. Я настоял, чтобы больного младенца повезти не водою, а сушей. Имею на это особенную причину. Но ехать, конечно, придется осторожно, чтобы не растревожить дитя. Так шагом всю дорогу будем подвигаться. Вам лучше впереди ехать!

Говоря это, магик устремил бегающий подозрительный взгляд на юношу и опять вознес глаза к небу.

– Нет, я поеду с вами, – возразил князь, – потому что слишком гнал коня, направляясь в Озерки. Может быть, на половине дороги перегоню вас, чтобы скорее прибыть в столицу и объявить Ивану Перфильевичу о вашем приезде.

Магик повернулся и поднялся на крыльцо проститься с хозяевами.

В мыслях князя Кориата мелькнуло, что граф хотел бы в пути иметь его постоянно под своим надзором и что это связано со странным появлением его супруги, как бы спрятанной им в карету…

«Калиостро боится, чтобы я в пути не имел случая побеседовать с его женой!» – подумал секретарь. Более чем когда-либо итальянец был ненавистен ему всеми своими ухватками, всем обликом и лицемерными, как ему казалось, речами.