Падение Берлина, 1945 - Энтони Бивор

Что касается Геббельса, то его талант пропагандиста был еще востребован нацистским режимом. Однако и он лишился того доверия, которое питал к нему ранее фюрер. Геббельса подвел роман с чешской актрисой. Гитлер был напуган тем, что один из ведущих членов нацистской партии может развестись с Магдой Геббельс. Министру пропаганды ничего не оставалось делать, как продолжать на собственном примере укреплять семейные ценности среди граждан "третьего рейха".

Фаворитом Гитлера стал гросс-адмирал Дёниц. Это произошло, во-первых, по причине беспрекословной лояльности Дёница фюреру и, во-вторых, из-за того, что Гитлер рассматривал последнее поколение немецких подводных лодок как наиболее обещающее оружие возмездия. В кругах германских морских офицеров Дёниц был известен под псевдонимом "гитлерюнге Квекс"{368} - имя юного героя пропагандистского фильма о гитлеровской молодежи. Действительно, Дёниц всегда заглядывал в рот к Гитлеру и свято верил во все, что тот говорил.

Однако самое выдающееся место среди гитлеровской "камарильи" занимал Борман. Этого всегда готового и обязательного помощника и главного администратора партии фюрер называл дорогим Мартином.

От внимания офицеров вермахта не ускользала и подковерная борьба, ведущаяся внутри "камарильи", за наследование престолом после Гитлера. Несмотря на то что Гиммлер и Борман обращались на ты, было хорошо заметно, с каким подозрением они относятся друг к другу{369}. Рядом с рейхсфюрером крутился Фегеляйн, "сующий свои грязные пальцы во все дела" и подкапывающий под Гиммлера - под того человека, дружбы с которым он так искал и наконец добился. А рейхсфюрер, казалось, не замечал, что рядом с ним находится предатель. Он благосклонно разрешал своему подчиненному (являвшемуся свояком Гитлера) обращаться к себе на ты.

* * *

Тем временем Ева Браун решила вернуться в Берлин, чтобы теперь уже до самого конца остаться со своим горячо любимым и обожаемым фюрером. Согласно широко распространенной после войны точке зрения, возвращение Евы из Баварии было совершенно неожиданным для хозяина рейхсканцелярии. Однако этот факт опровергается свидетельством из дневника Бормана от 7 марта 1945 года. В тот день Борман писал: "Вечером Ева Браун выехала в Берлин курьерским поездом"{370}. Если уж Борман знал о всех деталях ее передвижения, то об этом, несомненно, было известно и самому Гитлеру.

13 марта, в день, когда во время воздушного налета погибло две с половиной тысячи берлинцев, а еще сто двадцать тысяч остались без крова, Борман отдал приказ о перемещении во внутренних районах рейха заключенных, находившихся поблизости от линии фронта{371}. Это решение обосновывалось необходимостью обеспечения их безопасности. Доподлинно неизвестно, подстегивал ли данный приказ уже осуществлявшиеся эсэсовские программы по эвакуации концентрационных лагерей из угрожаемых районов. Ясно другое убийство обессиленных и больных заключенных во время этих маршей смерти стало одной из наиболее ужасающих трагедий финального периода существования "третьего рейха". Заключенные, не способные к передвижению или считавшиеся политически опасными, просто уничтожались. Вешали и расстреливали людей не только части СС или гестапо, в некоторых случаях для проведения массовых экзекуций привлекался местный фольксштурм. Среди тех, кого считали политически опасными, был большой процент мужчин и женщин, взятых под стражу всего-навсего за прослушивание иностранных радиопередач. СС и гестапо жестоко реагировали и на случаи грабежа, особенно если дело касалось иностранных рабочих. Как правило, к самим немцам за такие провинности относились более снисходительно. Особо жестокое обращение испытали на себе итальянцы{372}. Немцы мстили им как бывшим союзникам, изменившим и перешедшим на сторону противника.

15 марта, два дня спустя после приказа о начале эвакуации заключенных, Борман вылетел в Зальцбург. В течение последующих трех дней он посещал местные предприятия. Целью этого визита должен был стать выбор места, где предполагалось спрятать награбленное нацистами имущество и собственность самого Гитлера. 19 марта, совершив ночное путешествие на поезде, Борман возвратился в Берлин. В тот же день Гитлер издал приказ, известный по названием "выжженная земля". Согласно ему, надлежало уничтожать при отступлении абсолютно все имущество и оборудование, которое могло быть использовано противником. Показательно, что дата отдачи этого приказа практически совпала по времени с поисками Борманом места сокрытия награбленного нацистского имущества.

Последний меморандум Альберта Шпеера лишь подстегнул решение Гитлера о проведении политики "Выжженной земли". Фюрер сделал все наоборот. Шпеер настаивал на том, чтобы не проводить необдуманных разрушений, не взрывать мосты, если для этого не существует крайней необходимости. Разрушения лишь усугубят положение и "устранят возможность для выживания немецких граждан"{373}. Своим приказом Гитлер выражал презрение к своим соотечественникам. Шпееру же он сказал, что на представленный им меморандум даст ему письменный ответ. "Если война проиграна, - добавил фюрер, - то народ тоже должен погибнуть. И нет надобности заботиться о средствах его существования. Напротив, будет лучше, если мы уничтожим эти средства. Эта нация доказала, что она является слабой; а будущее полностью принадлежит сильному народу Востока. В любом случае, все, что останется от немецкой нации после этой битвы, окажется второсортным, поскольку лучшая ее часть погибнет"{374}.

Шпеер получил письменный ответ Гитлера утром 20 марта, когда направлялся в штаб фельдмаршала Моделя в Рурском бассейне. Шпеер надеялся убедить командующего не портить понапрасну систему железнодорожных линий. В письме же фюрера говорилось следующее: "весь военный транспорт, коммуникации и предметы снабжения, равно как и материальное имущество на территории рейха", должны быть уничтожены, Рейхсминистр Шпеер освобождался от всех своих обязанностей в этой области, а все его приказы о сохранении предприятий должны были быть немедленно отменены. Ранее Шпеер аргументировал свою позицию тем, что потерянные заводы и фабрики могут быть отбиты у противника в ходе контрнаступления. Но теперь Гитлер не принимал этого аргумента. Самым удивительным в данной истории является то, что Шпеер только теперь осознал, насколько преступным являлось поведение Гитлера. Озарение к министру пришло после получения последнего письма от своего шефа.

Совершив поездку на фронт фельдмаршала Моделя, 26 марта Шпеер возвратился в Берлин. Он сразу же был вызван в рейхсканцелярию.

"Мне сообщили, что вы больше не доверяете мне" - этими словами Гитлер встретил своего бывшего протеже. - Очевидно также, что вы более не верите, что война может быть выиграна"{375}. Гитлер хотел уже было отпустить министра, но в этот момент Шпеер предложил свою отставку. Однако фюрер отказал ему в ней.