Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве - Алексей Колобродов

А когда его кореш Штанина окрикнул Мыню: дескать, хули это он, тот, остановив мяч армянской туфлею, ответил серьезно, хоть и нетвердо:

— А чего… Форму-то надо, бля, поддерживать…

О Втором участке в городе Камышине я рассказывал неоднократно, а вот о тамошнем гастрономе, за сборную которого играл и Мыня, и многие другие, и даже сам я начинал пробоваться в юниоры, пишу впервые. Между тем он был центром Второго чисто географически, храмом своеобразной тамошней цивилизации, а сейчас является старым кораблем, летучим голландцем моих воспоминаний.

Площадку, образованную пересечением улиц Молодежной и Кирова, ласково называли Пятачком. В центре Пятачка высилось не слишком внятное сооружение — как будто на остриях нескольких врытых в землю копий растянули хоругвь с хитро улыбающимся Ильичом. Не в кепке, как обычно, а в фуражке. По окружности — скамейки и густые заросли смородинового кустарника, которые потом, в 1985–1986 годах, безжалостно вырубили, подобно крымским виноградникам. Связь прямая — сборная гастронома слишком буквально, в смородине, воплощала право на культуру и отдых. Бабушка моя Елена Антоновна, жившая рядом с Пятачком, меры властей очень одобряла. «А то ходют и ссат кругом».

Очень меня завораживало тогда это «ссат».

А если встать под хоругвь с Лениным в центр Пятачка и по очереди устремить взор в стороны света, будут магазины. Как они назывались в реальности, никто не знал, но все знали: а) «Бакалею»; б) «Армянский» (одежда и обувь); в) «Игрушечный»; г) гастроном, разумеется, вот видите, даже буквы совпадают.

Потребительский набор — немудрящ и неполон, но ведь хватало…

Строго говоря, у гастронома были две сборные, и никаких тебе юниоров, а одна так вполне возрастная, команда ветеранов. Пенсионерки, старушки, сколько помню, всегда стояли за колбасой, которая была двух видов: самая популярная «по два восемьдесят» и «копченая».

На сборы они сходились засветло и начинали пересчитываться, нося в течение дня свои номера, как медали. Мы, дети, делали при сборной свой небольшой, но стабильный бизнес: так как давали по сколько-то в одни руки, мы работали дополнительными руками напрокат, 20 копеек подход, «на мороженое».

Бессменная, как сам советски-средневековый Второй, продавщица колбасного отдела, Матильда Гершевна (тёть Миля, как ее, подлизываясь, звали и те, кто сам ей годился в тётки), кстати, соплеменница чудесной Amy Winehouse, знала нас, естественно, как облупленных, но годами играла в жмурки, а с моей пройдошистой кузиной Галкой даже дружила.

Во всяком случае, в основной колбасной очереди Галка была неизменно первой, бабки с этим даже и не спорили.

Прежде чем тётя Миля умерла от рака в городе Шахты Ростовской области, она сделала неплохую карьеру в свои «гастрономные» годы — ушли под суд и в тюрьму два или три директора. А она распространила влияние на отдел «Сыры — Жиры» и соседний магазин, в народе — «Бакалея».

Когда я рассказывал друзьям о тёте Миле и сборной гастронома, многие интересовались:

— А откуда в Камышине взялись евреи?

Может, с подтекстом (Камышин всё же не старообрядческая сибириада), а может, и впрямь недоумевая. Репутация у моего родного городка сложилась не самая толерантная.

Ответ на этот вопрос отчего-то не прост: конечно, революции, репрессии, индустриализации и войны, но голой историей, без некоторой метафизики, тут не обойтись.

И ответ будет в духе очередных приключений славянской души. С ее фальшивой лихостью, периодической сменой внешности и внутренности, умением, оставаясь как бы вне времени, густо похабить доставшееся время, с ее жестокостью и сентиментальностью.

Мой старший и уважаемый товарищ любит повторять:

— О чем бы ни выпивали приличные, интеллигентные люди, на третьей бутылке все равно заговорят о двух вещах: евреях и КГБ…

Разумеется, он ведет речь о тех случаях, когда «приличные-интеллигентные» сидят по двое-трое, как им положено, а не шумным застольем, где если и считают бутылки, то по утрам, готовя мусор к утилизации.

Моему гуру вообще принадлежит масса остроумных алкогольных наблюдений. Например, о том, что только пьяницы вдруг понимают бутылку на уровень глаз, чтобы посмотреть, сколько еще осталось…

У меня таких наблюдений меньше; однажды я постеснялся дополнить его коллекцию. Он много писал о незабвенном спирте Royal, не отметив одного его побочного свойства. В те же «рояльные» годы (1992–1993) наркоманы из отряда «винтовых» очень ценили «сварщиков», умевших приготовить раствор под названьем «сексовуха», после которого возникало резкое и стойкое половое возбуждение — и у мужских людей, и у женских.

На самом деле, если ставить вопрос утилитарно, можно было легко обойтись без наркотических стимуляторов. Многие виды «Рояля» отличались аналогичным свойством — помню, как с девушкой, знакомство с которой до того момента было легким и галантным, мы внезапно уединились в туалете чьей-то съемной однушки и с диким энтузиазмом принялись хватать и тискать друга. При нашей тогдашней худобе это странным образом получалось даже лучше, чем синхронное стаскивание трусов крест-накрест. Когда всё громко и быстро завершилось и мы вывалились из «дабла», то обнаружили: в ванной происходит аналогичное, а у обеих дверей клубится толпа не страждущих одиночек, но сплетающихся парочек.

Другая моя мимолетная экс еще старшеклассницей и после того же «Рояля» попробовала себя сразу с двумя студентами, причем второго, который был вовсе не «парнем», но «другом парня», в момент его вынужденного вуайерства, сама в себя и пригласила. Видимо, эта история во многом определила ее дальнейшую раскованность.

Но — к теме.

Наблюдение моего старшего товарища о третьей бутылке в отличие от прочих сегодня несколько устарело. Про КГБ не говорят вовсе, если и вспоминают «фейсов», то по трезвой, но и тогда не говорят — какой смысл обсуждать чужой и закрытый бизнес?

Да и неприлично.

Евреев, может, и обсуждают, но не в качестве евреев. Такой вот заурядный, бытовой парадокс — важнейшая черта славянской души. С ее созвучием одновременно ангельским сферам и рок-н-ролльным адовым глубинам. С широтой, которую так и хочется сузить — и не скальпелем даже, а секирой. Вопреки Мите Карамазову и его автору вышло по-иному: зачем рубить и резать душу, безуспешно сокращая в размерах, когда можно ею поделиться? И в первую очередь с евреями. Которые по своей талантливости давно превзошли поделившихся.

Скажем, долгие годы столичная пресса полагала, будто всю политику нашего губернского города С. составляет конфликт (последовательно: газетная, уголовная, судебная, и, наконец, мифологическая стадии) депутата Соломона Николаевича Кванто и депутата же, только рангом чуть пониже, Натана Львовича Фламингуэйера. Прекрасно, что во всей их истории не было никакого бизнеса, только личное.

Рассказывали, будто читатели столичной прессы, вдохновившись корреспонденциями из губернского С., начинали искать его по глобусу на Ближнем, а потом и Дальнем Востоке. И не находили. А находили в центре Поволжья и России… Поскольку наши евреи отменили для себя географию и, глядишь, вслед за коренным населением отменят историю.

Да, надо объяснить, что Соломон Николаевич — юрист и артист-любитель, всегда при власти и, значит, при деле. А Натан Львович — бизнесмен, тоже в каком-то смысле артист — седовласый и харизматичный, местного значения диссидент, издатель недоброй газеты «Моя версия».

Энергия виртуальных сражений была такова, что душой, закаленной в междоусобицах, тоже пришла очередь делиться. И Соломону Николаевичу, и особенно Натану Львовичу. Маленькие сектанты из «Моей версии» чуть что начинают неумело гвоздить друг друга за предательство идеалов. Это понятно: предательство всегда обнаружить легче, чем идеалы.

Курды — великий народ, о чем свидетельствует хотя бы их кинематограф. (Мне недавно объяснили, что такой есть, равно как индийский арт-хаус.) Великий, но гонимый. В частности, и у нас их недавно гоняли: что-то там было по бизнесу о незаконных ларьках. Главным гонителем выступил Лев Захарович Висной, знаменитый строитель и депутат, сказавший о «некоренных нациях», начав с «бля» и закончив «бля», а первым защитником стал Семен Аркадьевич Шинкарь, председатель Общественной палаты губернии.

Но до столичной прессы у них пока не дошло.

Или вот. Прошли у нас выборы. То есть для всех нормальных людей как было, так и осталось, а для участников — повод целый месяц собираться и рассказывать, пиарясь, как их снова наебали — уже в геометрической, относительно прошлых выборов, прогрессии. Легитимно ругать власть и ее партию. Даже журналисты между выборами от такого отвыкают и поначалу интересуются. Оно занятно: как спор чернокожих рэперов на хрущевской кухне. Но потом, конечно, стоны обиженных приедаются, особенно про желание свободных, демократичных выборов. Потому что все, кроме самих желающих, понимают: при свободных и демократических их сметет, как выпитые пластиковые стаканы порывом ветра в уличном пивняке. И даже не власть, а те, кого сегодня на выборы не пускают. Они-то им припомнят весь этот рэп…